ВостокСтаврополья Литературный альманах Четвёртый выпуск   Литературные произведения авторов восточного Ставрополья      Проза     Наталья Жуковская г.Будённновск                  Маленькие надежды          большой жизни. Вика работала постовой медсестрой в детском отделении. Ей нравилось помогать маленьким пациентам. В кармане она всегда носила конфеты, разные картинки или маленькие игрушки. И тем героям, кто выдерживал болезненные уколы без слез, доставалась награда. Но больше всего ее привлекала палата в конце коридора. Туда редко кто заходил. В отдаленной комнате находились отказники — малыши, которые перед отправлением в Детский дом нуждались во врачебном обследовании. История каждого из них являлась по-своему трагичной. Медперсонал не баловал вниманием несчастных ребят. Как только Вика поступила на работу, ее предупредили — приучать к рукам не стоит. Сделает только хуже. Но сердце девушки замирало при входе в палату номер десять. Дети, обделенные заботой и человеческим общением, сразу реагировали на звук открывающейся двери. Как можно остаться равнодушной, глядя на эти милые мордашки? Как спокойно смотреть в глазки, полные ожидания? Первое время новички плакали, испугавшись одиночества и незнакомой обстановки. Потом постепенно привыкали, с тихой надеждой взирая на редких посетителей. К брошенным положено было заходить несколько раз в день — покормить и поменять подгузники. Но Вика навещала сироток чаще, иногда задерживалась, рискуя получить выговор от начальства. В тихий час, когда в отделении наступала относительная тишина, она отправлялась к своим подопечным. И они ждали ее с нетерпением. Она играла с ними, носила на руках, разговаривала и пела песенки. Своих детей у нее пока не было. Но глядя на светлые наивные лица, она о них мечтала.  Сейчас в палате лежали двое маленьких ангелочков. Годовалая Оля поступила недавно. Хорошенькая, голубоглазая, со светлыми кудряшками, она напоминала куколку. Но отличалась капризным характером. Плохо спала, мало ела. Всему виной — неврологический диагноз. Она еще не успела адаптироваться и сидела в углу кроватки, как испуганный зверек. Единственным товарищем для нее являлся старый потрепанный заяц. С ним она почти не расставалась. Полуторагодовалый Миша гостил в больнице второй месяц. У него имелся врожденный порок — на обеих руках отсутствовали по три пальца. Но он приспособился — когда стоял, другими двумя ловко держался за перила кроватки. Миша вел себя спокойно, по пустякам не кричал. Другой его особенностью была лучезарная улыбка, которой он встречал каждого входящего. Его сияющее личико вызывало умиление у взрослых. Миша давно стал любимчиком Вики. Она с удовольствием возилась с ним, покупала ему игрушки и угощала сладостями. В тот день Вика, как обычно, управившись с делами, собиралась зайти в десятую палату. Неожиданно подошла старшая медсестра. А с ней незнакомая женщина лет тридцати и мужчина. — Это новые усыновители. — представила их начальница. — Покажи им наших брошенных. — Идемте. — с готовностью откликнулась девушка. Из больницы редко забирали детей в семью. Поэтому Вика обрадовалась, что появился шанс для малюток. Гости робко зашли в палату вслед за медсестрой. Дети, как по команде, встрепенулись. — Это Оля и Миша… — и с нежностью глядя на маленьких друзей, Вика добавила: — …хорошие ребята, умнички. Есть небольшие проблемы со здоровьем, но все решаемо. При появлении незнакомцев Оля забилась в любимый угол и смотрела настороженно. Миша, напротив, быстро встал и озарил неподражаемой улыбкой. — Какое чудо! — не удержалась потенциальная мама, погладив мальчика по русой головке. Но едва взгляд упал на его руки, она сразу отпрянула. И повернулась к другому ребенку. Девочка недоверчиво косилась исподлобья, прижимая к себе любимую игрушку. Однако ее поведение не оттолкнуло будущих родителей: — Настоящая красавица. Иди сюда, малышка. Поскольку реакции не последовало, женщина сняла с руки красочный браслет и показала: — Смотри, что у меня есть. Нравится? — После некоторых колебаний, Оля протянула ручку. Ее судьба оказалась предрешена. И, хотя вела она себя, по-прежнему, скованно, усыновители однозначно решили забрать ее домой. Вика искренне порадовалась за ребенка. После ухода гостей она подошла к менее везучему мальчику. Взяла его на руки, прижала к себе и тихо произнесла: — Ничего, мое солнышко! И твоя мама найдется. Непременно найдется.             Сергей Осенев                  с. Стародубское                               К А Т А Р И Н А Повесть о настоящей Любви   Волнение внезапно овладело им, когда он принялся распечатывать письмо. Развернув вчетверо сложенный лист бумаги, его глазам предстал коротенький текст, написанный безупречным, почти каллиграфическим почерком. «Дорогой Сеня, я, наверное, слабая девушка, а может быть, просто эгоистка, но думаю, на моём месте любая бы так поступила. Сам подумай, Сенечка: по какому такому сценарию может пойти наша совместная жизнь, если я буду то и дело замедлять шаг с ковыляющим рядом инвалидом… Да и как можно будет жить на твою пенсию? Губить свою молодость, жизнь, я не хочу… да и знаешь, видимо, любовь прошла… а может, я тебя вовсе и не любила… Я встретила хорошего парня и выхожу за него замуж. Надеюсь, что ты поймёшь меня и простишь. Света». Он скомкал письмо, смахивающее на записку, стальными пальцами так сильно, что оно в мгновение ока превратилось в жалкий бумажный ком и, точно гранату, привычным движением руки отчаянно швырнул его в открытое окно. Вот уже полтора месяца как Сенька находился в госпитале. За это время, внимательно рассматривая потолок, он перелопатил столько мыслей, что их, наверное, с лихвой хватило бы на то, чтобы написать реалистическую трилогию. Вроде и прожил-то на белом свете всего двадцать лет, а сколько событий! Но теперь  —  и он это отчётливо понимал  —  у него начиналась новая жизнь. Без ног. Точнее, без обеих стоп — два обрубка разной длины, замотанные сетчатыми бинтами, не сулили ни малейших перспектив за стенами военного госпиталя, там, в водовороте мирской суеты. Шарахнуло его в Афгане, как говорится, на полную катушку.  Эти  проклятые боевики здорово наловчились минировать родимые косогоры! Сенька прикрыл глаза рукой и предался воспоминаниям… — Ну-ка, мисс, вашу ручку, — сказал он, пуская в ход свою ослепительную улыбку. Катарина подала свою миниатюрную белую ручку, которая тут же утонула в его огромной ладони и, спустя мгновение, перепрыгнув через болотистый пятачок, оказалась в его объятиях. — Попалась, птичка?! Он крепко прижал её к себе и его горячие губы, игриво скользнув по её шее, заставили её вздрогнуть. Открыв глаза, она зачарованно взглянула в его лицо и, поддаваясь игре, прошептала: — Боже… Сенька, как же я буду жить без тебя целых два года? — А я буду тебе писать письма каждый день, моя девочка, — сказал он, ласково отстраняя её от себя. Он помог ей усесться под раскидистой ивой, прямо возле кромки речной воды, чей лёгкий плеск придавал изумительному майскому дню какую-то особую умиротворённость. — Будь спокоен, Сенечка, — проговорила она своим красивым грудным голосом, глядя на речную гладь. — Я тебя буду ждать! До призыва под знамёна советской армии оставалось ровно полгода… Знакомство. Знакомство с Катариной. Когда же это было? В кои времена судьба столкнула его с этим удивительным созданием? Всё верно: в пятом классе общеобразовательной школы. Новенькая появилась в классе под перекрёстными взглядами улыбающихся мальчишек. Малявка. Дюймовочка. Кукла. Она и впрямь походила на куклу: большие голубые глаза, длинные ресницы, кукольная причёска… Аккуратная и вежливая. Отличница. И, несмотря на свою миниатюрность, сразу, с места в карьер, выиграла за явным преимуществом лидирующее положение в классе среди девочек. Покончив с имеющимися распрями в стане слабого пола, объединив извечных соперниц в единое целое, она с энтузиазмом взялась и за сильный пол. А через пару лет кукла превратилась в куколку и… была нарасхват. Обладать правом — тащить её портфель, возвращаясь из школы, — мечтал каждый мальчишка, но делал это только Сенька, который ещё в пятом классе, подарив ей на восьмое марта открытку, на коей были изображены красные розы, окроплённые водой, подписал её прямо-таки по-взрослому: «Катарина, это мой первый подарок. Наша дружба только начинается, и я тебе ещё многое успею подарить…» Катарина! До сих пор её никто не называл так. Катя. Катюша. Катенька. Но… Катарина?! Сенька вдруг вспомнил старую песню, которую частенько напевал ей под гитару.  Как она называется? Кто её исполнял? Он помнил лишь слова: «Мы жили по соседству, встречались просто так…» И ведь действительно, жили по соседству, ежели не считать вклинившийся дуэт обветшалых хижин. Да, любовь пришла. И какая! Чистая. Чистая и пламенная. Оказывается, и такое бывает, если любишь по-настоящему, если бережёшь девушку… А как же можно было не любить такую куколку, ибо со временем, обаятельная Катарина, с благодарностью прикрывшая двери школы с золотой медалью, превратилась в прелестнейшее существо, в коем скрывалась нежная, юная душа, полная любви, преданности, поэзии и музыки. Плюс… маленькая, но точёная фигурка. Атласная кожа и красивая грудь. Чарующий голосок. Фея. Обворожительная, добрая фея… — Если у нас родится сын, я назову его Сенькой. — Светлана загадочно улыбнулась. — В честь тебя, милый… Сенька, доселе предпочитавший тренировать своё и без того ядреное тело упражнениями с отягощениями, нежели шататься по дискотекам с ватагой подпитых парней, поднёс ко рту наполненную водкой рюмку и, слегка заплетающимся языком произнёс: — Идёт. А если родится дочь, я назову её Катей… С видимым напряжением уничтожив спиртное, морщась, потянулся за солёным огурцом. Светлана обвила его шею руками и её алые чувственные губы раскрылись… После затяжного поцелуя она вытряхнула из пачки сигарету и, прикурив, сказала: — Не надо, глупенький, увековечивать имя какой-то пигалицы. Что ты в ней нашёл? Полторы сотни сантиметров… — Она глубоко затянулась и, стряхнув пепел в блюдце, продолжила: — Сам подумай: ты — обыкновенный шоферюга, а она… она через пять лет, окончив институт… В общем, сам понимаешь… А ещё, — Светлана выдержала эффектную паузу и на её лице заиграла коварная улыбка, — любая студенточка, даже чистенькая, не будет ждать, забившись в угол общаги, целую сотню недель, ожидая принца из липовой сказки, когда вокруг столько симпатичных парней… Она наполнила рюмки и, подняв свою, торжественно объявила: — А теперь, сладенький мой, тебе вообще дёргаться не стоит… когда ты вернёшься из армии, нашему ребёнку будет почти полтора года… «Красивая и смелая дорогу перешла…» Точно! Правильно пела незабвенная Анна Герман. И красивая. И смелая. И опытная… Стерва, короче. И откуда она только взялась? Откуда прикатила со своим папочкой-военным, завершившим свою карьеру? Дочь полковника. Единственная, избалованная дочь. Мэри, как её в шутку величала вся деревня, восхищаясь её красотой и непосредственностью. Высокая, стройная, с полной упругой грудью, талией никак не толще бутылочной шейки и умопомрачительной зазывающей улыбкой. Когда она шла, непринуждённо покачивая бедрами, её изящные каблучки, словно выстукивали вызов окружающим, заставляя их провожать её восхищёнными взглядами… Полгода. За это славное времечко она умудрилась переспать с дюжиной отборных парней… пнув, однако, каждого из них под зад, она принялась атаковать молодые мужские сердца из соседних деревень. Разноцветные авто. Пикники. Дни рождения… Ей претила скучная жизнь. Адюльтер? Налево и направо! Она околдовывала легко, изящно и играючи. Точно осенние листья после нежданного морозца, сыпались страстные признания в любви, но замуж любвеобильная Мэри не торопилась. Сеньку она заприметила на исходе лета. Он вошёл с Катариной в фойе сельского ДК — и тут же оказался в фокусе пристального внимания Мэри. Она бесцеремонно толкнула в бок восседавшую рядом подругу, и на придыхании пропела: — Боже мой, с ума сойти… Да это настоящий Рэмбо! Молодые годы. Что за мальчик? Широкие плечи. Мощный торс. Выпуклая грудь. Вишнёвая маечка-декольте, подчёркивающая его культуру тела, ладно скроенные джинсы… Всё говорило о том, что этот высокий статный юноша с правильными чертами лица, чёрными вьющимися волосами и белозубой улыбкой явно не в ладах с разгульным образом жизни. Сталлоне. Красавчик. И дружит с этой колибри? Что? Ещё со школьной скамьи?! Тьфу! Завладев минимальной информацией о нём, Светлана, вздохнув, сказала: — Клянусь! Этот тандем распадётся, а цветочек, который мне так понравился, будет моим! Дополнительная информация, полученная из штаба пронырливых девиц, ошарашила её и добавила уверенности в успехе предприятия. Девственник! Такой мужичара, писаный красавец и… платоническая любовь! Что ж, когда он переспит с ней, подумала, затаённо улыбнувшись Мэри, он забудет свою пигалицу… Тактика двадцатидвухлетней красотки, не знавшей поражений, сработала безукоризненно. Стоило Катарине покинуть село, начав обучение в институте, как у Мэри сломался магнитофон. Открыв крышку допотопного аппарата, она с мясом вырвала несколько тоненьких проводков и, предварительно всё обмозговав относительно гонорара, отправилась, облачившись в коротенькое, поднебесного цвета платьице, к мастеру. Разведгруппа знала всё: Сенька прекрасно разбирался в электронике, а уж починить телевизор или магнитофон… …Штанга, гантели, блочные устройства… Эти атлетические аксессуары недурно справляются с решением задачи гармонического развития мышечных групп, но малоэффективны в подавлении физического влечения восемнадцатилетнего юноши… Родители Катарины, воспитавшие свою дочь в пуританском духе, были против их свадьбы, ибо считали, что оная должна иметь место только после возвращения Сеньки из армии, а посему Катарине, мечтавшей о полноценной любви, приходилось держать как себя, так и своего возлюбленного всего лишь на коротком поводке поцелуя… Гонорар. Вознаграждение за труд. От такого вознаграждения, которая устроила миловидная красавица, пользуясь отсутствием своего батюшки, не смог бы, наверное, отказаться и человек, попавший в сети агонии. Прекрасно сервированный стол, крепкий коньяк «за знакомство», тихая ненавязчивая музыка и… умопомрачительные прелести очаровательной хозяйки, её раскованность и всепоглощающая страсть… КАК можно было не поддаться искушению, когда каждая клеточка его тренированного тела стонала… просила физической близости?! Светлана отбросила всё и вся: сомнительные дружки, разномастные авто, пикники — всё ушло в небытие. Она поняла вдруг, что впервые в жизни влюбилась. Катарина вспомнила иронические слова святого Августина, обращённые к Богу: «Ты посоветовал избрать дорогу лучшую, чем та, которой ты позволил идти…» Получив известие от верных подруг о любовных приключениях своего суженого (Мэри приложила героические усилия для успешной рекламы), Катарина вот уже битый час бесцельно бродила по ещё незнакомым улочкам большого города, не замечая вокруг себя ничего… Туман. Сплошной туман. В одно мгновение, казалось, мир потускнел, перевернулся и сошёл с ума. Её глаза были полны слёз, и, вспоминая Сеньку, его голос, объятия и поцелуи, тут же… ругая его, она чуть не угодила под колёса машины. Обруганная злым водителем, она поймала себя на мысли, что следовало бы сделать шаг вперёд, под колёса этой спасительной «Волги», нежели пятиться назад, вовсе не испытывая страха. Инстинкт. Всего лишь инстинкт… Наконец она сообразила, что нужно делать. Нужно бежать от всей этой людской суеты, от всех этих самодовольных, улыбающихся прохожих, которым, очевидно, повезло больше в жизни… от этих влюблённых парочек, на счастливые лица коих она не могла теперь спокойно смотреть… Бежать от всего живого!.. Она села в автобус и, добравшись до конечной, тупиковой остановки, побрела куда глаза глядят. Подальше. В загородное пространство. Лишь бы остаться наедине с собой. Приглушённый шум городского транспорта напомнил ей вдруг, что черта этого безжалостного города давно осталась позади. Она упала в утратившую свежесть траву и разрыдалась. «Ну почему… почему всё так несправедливо?! Почему Бог преспокойно взирает с небес на творящиеся вокруг подлости? Почему?! Почему? Почему?» Ей не хотелось возвращаться в город. Ей хотелось сгинуть, провалиться в недра земли. Глубоко-глубоко… Жизнь для неё потеряла всякий смысл. Сеньку снедали тяжёлые мысли. Как он мог… как он мог изменить ей? Той, которую любил больше всего на свете? Как… каким образом эта колдунья, которую он полюбил какой-то странной любовью, приворожила его, устроила ему западню? Два письма с жалкими объяснениями остались без ответа. Она его не простила. «Рок судьбы. Порыв. Необъяснимое состояние. Всё как будто было не со мной…» Было ли? Ведь он продолжал встречаться с Мэри. Не простила.  Его несравненная, милая куколка. И не простит никогда! Об этом она ему не раз твердила, что простить можно всё, кроме измены. К тому же… его новая пассия, ненасытная Мэри, беременна… Отступать некуда. Пригласить Катарину на проводы? Верх цинизма! Полнейший абсурд. Нет, и ещё раз нет. И он не пригласил. Время лечит. Излечило оно и Катарину. Почти излечило. Ибо рецидивы душевного нокдауна время от времени давали о себе знать, щемили душу очаровашки, не сломленной и не озлобленной после предательского плевка в лицо. Она прошла через горнило мучительных испытаний, пролила реки слёз, но выдюжила, почувствовав в один прекрасный момент, как жизнь, которую она, кажется, совсем недавно ни в грош не ставила, снова пульсирует в ней мажорными аккордами, оставляя надежду на простое человеческое счастье. Вереница дней… Вот уже полтора года прошло с тех пор, как она рассталась с Сенькой. Она почему-то считала дни… может оттого, что он часто снился ей по ночам? Сон был один и тот же: Сенька в тёмной пещере, она закрыта громадиной, глыбой, которую не сдвинуть никому! Он зовёт её, Катарину, свою любимую девочку, ибо только одна она может ему помочь… Что бы это значило? Что с ним происходит там, в далёком Афганистане? Она тревожилась за него, тревожилась и молила Господа, призывая его оберегать Сеньку… — Да, шалава она, сынок, шалава… — презрительно бросила в сердцах седоволосая полнеющая женщина средних лет. Это была мать Сеньки. Она уже во второй раз приехала к нему в Ташкент, в котором дислоцировался военный госпиталь. — Стоило тебе уйти в армию, как она закружилась на дискотеке. Каталась в машинах с разными кобелями, сама видела… — Она смолкла и её глаза увлажнились. — Беременная… выкидыш… Как бы не так! Она тебя обманула или… или сделала аборт! Письма от Мэри. Они приходили в Афган, но были так редки! И почти в каждом одно и то же: «Я стала затворницей, монашенкой… жду тебя, милый…» А однажды пришло грустное письмо, в котором она сообщила, что случился выкидыш. Сенька закурил и, глубоко затянувшись, задумчиво произнёс: — Катарина… Мам, давно ли ты видела Катарину? Она долго смотрела на него, не произнося и слова. Наконец ответила вопросом на вопрос: — Ты её по-прежнему любишь, сынок? — Нет, мама, — сказал он, глядя в пространство. — Я люблю её гораздо сильнее, чем прежде, только вот… За полтора года войны не было ни единого дня, чтобы Сенька не вспомнил Катарину — её глаза, её голос, её улыбку… Он понял всё. Да, он совершил ошибку. Глупую ошибку, врюхавшись в ловушку какой-то уличной девки. Он хулил и проклинал себя за слабость, за то необъяснимое помутнение… за невероятный порыв, приведший к потере любви и потери его несравненной, милой феи. И он твёрдо решил завоевать её вновь. Вернуть любой ценой! «Ежели останусь жив, вернусь домой и — прямиком к Катарине. Не может быть, чтобы улетучились все чувства! Я упаду к её ногам и буду просить прощения. Я скажу ей правду, истину… ведь я любил её всегда. Всегда! Любил больше жизни!..» Однако теперь, после того, что с ним случилось в Афгане, сидя в кресле-коляске, он понял, что теперь он никому не нужен, никому… кроме родной матери. Слишком большую обиду нанёс он Катарине, чтобы она простила беспомощного инвалида… Но и сдаваться на милость судьбы он не собирался. «Нет, моя жизнь не превратится в кучу дерьма. Несмотря ни на что! Нет безвыходных ситуаций, кроме смерти… и я не буду обузой, не буду выглядывать почтальона, в ожидании жалкой подачки от родного государства. Я буду жить как все — полноценной жизнью…» Молодой усатый лейтенант, аккуратно проверив её документы, спросил: — А вы кто ему будете? Катарина слегка замялась. Потом выпалила: — Невеста! Лейтенант, потупив взгляд, молча принялся изучать своё орудие труда, вращая чёрную шариковую ручку. Затем, точно очнувшись, ободряющим тоном сказал: — О-о, это уважительная причина визита… Он начал было искать Сеньку в книге записи госпитализированных, но в этот момент перед ними внезапно выросла худенькая хрупкая девушка в белом халате. Лейтенант обратился к ней: — Слушай, Гуля, проводи-ка эту барышню к товарищу Анисимову. Сейчас, погоди, посмотрю в какой он палате. — Да он в холле, я только что оттуда. Пойдёмте. Возле открытого окна в кресле-коляске с забинтованными ногами сидел парень. Сердце Катарины, казалось, вот-вот выскочит из груди. И это он, её любимый Сенька?! Как же он похудел, осунулся! Сенька повернул голову и пристально посмотрел на Катарину. Им овладело чувство полной нереальности происходящего. Мир грёз… или постоянные думки довели его до галлюцинаций? Катарина медленно приблизилась к нему и предприняла попытку улыбнуться. — Сенька! — Катарина… Что тебя привело сюда, в такую даль? Она не сразу ответила. «Я боюсь… более всего я боюсь, что он не поймёт меня, не поверит…» Вслух она сказала: — А ты разве не догадываешься, Сеня? «Бог мой… как же она хороша! Она стала ещё прекраснее…» — Видишь, — насмешливо произнёс он, — я не могу тебя теперь обслужить. Возьми стул, присядь. Она подтащила громоздкий стул и села рядом с ним. — Я тут кое-что тебе привезла: яблоки, мандарины, твои любимые пирожки с капустой… Помнишь, как… — Зачем ты приехала, Катарина? — строго спросил он. Вопрос, казалось, застал её врасплох. Она растерянно захлопала своими длинными ресницами. «Что сказать ему? Как начать? Поверит ли он? А может… может, он меня уже давно разлюбил?» — Я… я приехала… я приехала ни для того, Сенечка, — её голос звучал довольно решительно, — чтобы угодить под сплошной огонь твоего негодования. Я приехала потому, что не смогла забыть тебя… Я пыталась тебя забыть, но мне это не удалось. Я приехала потому, — её глаза наполнились слезами, — чтобы сказать, что я тебя всё еще люблю… люблю по-прежнему… Два года я ни на кого не обращала внимания, я берегла себя для тебя… Он не мог отвести от неё глаз. Что это? Видения прошлого? Сон?   — Ты… ты понимаешь, — наконец произнёс он, задыхаясь от внезапно нахлынувшего волнения, — ты понимаешь, что ты говоришь? Ты понимаешь, в какое ярмо ты впрягаешься? — Он вспомнил слова Мэри. — Тебе придётся всю жизнь замедлять шаг с ковыляющим рядом инвалидом… Тебе, наверное, меня жаль, но жалость твоя мне не нужна, я… — Я хочу быть рядом с тобой, всю жизнь, — твёрдо сказала она. — И жалость тут ни причём. Я не смогу без тебя жить, Сенька, слышишь? — Плача, она извлекла из сумочки какую-то открытку и спросила: — Узнаёшь? Розы. Красные розы. Открытка, которую он дарил ей ещё в пятом классе. И текст: «Катарина, это мой первый подарок. Наша дружба только начинается, и я тебе ещё многое успею подарить…» — Кому предназначались эти строки? Кому? Я хочу, чтобы ты дарил мне подарки — самые скромные полевые цветы. В супружестве.   Сенька дрогнул. Он вдруг понял, что это не сон, не галлюцинации и не игра слов. Счастье! Оно вернулось! Вернулось…как в сказке. — Девочка моя… любимая, — шептал он, целуя её руки. — После того, как мы расстались, не было ни одного дня, чтобы… —  … ты не думал обо мне, верно? — мягко произнесла она, улыбаясь сквозь слёзы…   Фарт, кажется, явно гнушался Мэри. Или боги вмешались. Объявив мат в два хода инвалиду, она вышла замуж и, продолжая успешно сотрудничать с разношерстными  представителями противоположного пола, спустя год, также успешно развелась. Её мужа настолько озадачил (помимо всего прочего) вердикт гинеколога по поводу боеспособности супруги, начавшей свою половую эпопею на заре отрочества, что он решил не портить собственную жизнь. «Она не может родить… Яловая! Допрыгалась». Через некоторое время Мэри покинула село в поисках затянувшегося счастья… Сенька трудился с утра до вечера. Дабы сил хватало на всё, он снова обратился к атлетизму: жим штанги лёжа, проработка тяжёлыми гантелями мышц плечевого пояса, рук, спины… Нагружал он и ноги, придумав упражнения с резиной и блочными устройствами.  Он продолжал упорно штудировать соответствующую литературу и в скором времени открыл на дому мастерскую. Телевизоры. Магнитофоны. Холодильники. Всё оживало в его руках. Появилась копейка, давшая возможность обзавестись довольно обширным хозяйством и… сделать хорошие протезы. Катарина не чаяла в нём души. Откуда… откуда столько энергии? Поразительная жизнедеятельность! Однажды он открыл ей секрет: «Долг платежом красен. А я в долгу у любимой…» — Ну-ка, миледи, вашу ручку, — сказал он, пуская в ход ослепительную улыбку. Катарина подала свою елейную ручку и, спустя мгновение, преодолев всё тот же извечный болотистый пятачок, оказалась в его объятиях. Он нежно прижал её к себе и его горячие губы скользнули по её шее. Он заботливо помог ей усесться  под их старой подружкой — раздавшейся ивой, — прямо возле кромки речной воды, чей лёгкий плеск придавал великолепному летнему дню особую торжественность. Катарина прижалась к нему и, зачарованно взглянув в его глаза, прошептала: — Даже не верится, что мы сегодня отмечаем восьмилетие супружеской жизни. Сенька почему-то подумал о сыновьях-близнецах, завзятых рыбаках, которые неподалёку удили плотву. Он крепко поцеловал Катарину и сказал: — Я люблю тебя, моя фея. — Он вытащил из нагрудного кармана миниатюрный  золотой кулон и, улыбнувшись, игриво произнёс: — Наша дружба только начинается, и я тебе, Катарина, ещё многое успею подарить… Звонкий смех Катарины, казалось, оставил не у дел взгромоздившегося на ветку ивы, соловья…   Татьяна Самарина с. Левокумское                Ягут Сказка   Это было очень давно. Рядом с величественным лесом расположилось графство  злой и коварной Милодары. Она не всегда была злой. Графиня потеряла мужа из-за предательства друзей, после чего перестала доверять людям. Единственный, кого она действительно любила, это был её сын Святозар. Для своего озорного малыша Милодара наняла самую лучшую гувернантку в округе. Будущий граф должен вырасти грамотным и всесторонне развитым. Семья гувернантки жила в гостевом домике. Муж её следил за садом, ухаживал за цветами. Старшие дочки готовили еду и убирали в доме. Младшая дочка Ягут обучалась всему вместе со Святозаром. И ему веселей, и учителю проще. Время шло.  Святозар вырос в благородного, мужественного и, к тому же, очень доброго юношу. Ягут полюбила его, но тщательно скрывала свои чувства, потому что понимала, что сын графа не может любить дочь прислуги. Да, она была дочерью прислуги, но отличалась удивительной красотой. У девушки были пушистые-пушистые ресницы и бездонные зеленые глаза. И если кто-то в них заглядывал, не мог оторвать взгляда. Ягут светилась добротой и нежностью! И ученицей она была способной, легко усваивала все знания. Однажды на занятиях танцами Ягут подвернула ногу. Святозар взял ее на руки, чтобы донести до врача, и заглянул в её бездонные глаза. Он утонул в них, ему хотелось смотреть в них ещё и ещё, и поймал себя на мысли, что влюблен в красавицу. Их чувства стали взаимными, но никак не могли они признаться злой графине, что не могут больше жить друг без друга. Знали, что не одобрит мама выбор сына! Графиня, понимая, что ее сын  стал взрослым и ему нужно уже искать невесту, объявила бал, куда пригласила самых благородных девиц округи. Святозар принял решение на этом балу признаться маме, что любит Ягут и не представляет себе жизни без неё. Девушка сама себе сшила платье нежно-голубого цвета. На балу она была действительно самой красивой! Когда Святозар и Ягут подошли к графине и объявили ей, что хотят пожениться, она сильно разозлилась, но сделала вид, что все в порядке. При первой же возможности, как можно скорее, Милодара побежала к колдунье. Ну не могла она представить своего сына рядом с прислугой! Колдунья, выслушав ее, наложила заклятье: — Если Ягут зайдёт в лес, то уже никогда не сможет найти дорогу назад. А Святозар никогда не сможет зайти в лес! Милодара пригласила невесту своего сына. -Ягут, дорогая! Сходи в лес, набери грибов. Захотелось мне супчика грибного. Девушка была послушной и поторопилась выполнить поручение. Набрав полную корзину грибов, пошла домой, но чем больше она пыталась добраться до выхода, тем гуще становился лес. Понимая, что идет не в ту сторону, поворачивала и искала выход, но опять попадала не туда. День ходила, два, неделю, месяц… Порвала всю одежду, изранила руки и ноги. Бедная Ягут! Она так громко рыдала, что пожалел её Леший и подарил ей домик на курьих ножках, чтобы могла она искать выход и не ранить свои ноги. Со временем Ягут смирилась. Её сердце было настолько добрым и мягким, что она не могла пройти мимо поломанной веточки, раненого зверька, помогала даже диким и страшным зверям. Весь лес её любил и защищал. А что в это время происходило в графстве? Святозар не мог смириться с разлукой, он долго ходил вокруг леса, но не мог никак войти в него. И однажды просто застыл и превратился в камень. Поняла графиня, что натворила что-то очень страшное! Но как это исправить? Она поспешила к колдунье, но та разочаровывала её. Это заклятие очень сильное и снять его невозможно. Колдунья наложила новое заклятие: — Если Ягут дотронется до этого камня, то время вернётся в тот момент на балу, когда Святозар объявляет маме о своём выборе, до свершения предыдущего заклятья! Но как же она дотронется до этого камня, если не может выйти из леса? Милодара подняла всех жителей своего графства на посадку деревьев вокруг камня. Лес разрастался  долго. Очень много времени прошло. Ягут стала старой, её стали звать Бабой Ягой. Она старалась казаться страшной и злой, когда встречала людей.  На самом деле она была очень доброй. Прибегает как-то к ней медведица: — Помоги Яга, помоги скорей! Мой сыночек упал в яму, без твоей помощи мне не достать его. Ягут, не задумываясь, поспешила спасти маленького медвежонка. Задача оказалась очень трудной, так как яма была  глубокой. Они сбросили бревно, старушка спустилась в яму. Медвежонок был тяжеленьким, но она справилась, вытащила его. Устала Ягут! Смотрит — камень. Решила она на него присесть, чтобы отдохнуть. И только она дотронулась до этого камня, все вокруг засверкало. Опустился густой-густой туман. Обхватила она этот камень руками, чтобы не было так страшно. А когда туман исчез, увидела, что на самом деле обнимала не камень, а своего любимого Святозара. Он молодой и красивый, такой же как много лет назад, когда они расстались. Расстроилась она. Она же теперь старуха. Но когда она опустила глаза вниз, то увидела, что она стоит в голубом платье, что она стройная, молодая, как будто и не было тех долгих лет, что она провела в лесу. Огляделась вокруг — она на балу. Чудо! Не могла же она просто увидеть страшный сон! Подошли Ягут и Святозар к графине и объявили, что не могут жить друг без друга и хотят пожениться. Очень переживал Святозар, как отреагирует его мама, но графиня дала согласие, обняла и благословила их. Удивлен был сын! Он не знал, что есть история, о которой помнили  только графиня и Ягут.   Все графство неделю гуляло на пышной свадьбе. В истории графства не было невесты красивее! Она была не только красивой, но и очень мудрой. Поэтому, когда Святозар стал править графством, он всегда обращался к ней за советом. Во время его правления все жители графства были счастливы! А Милодара стала  самой лучшей и доброй бабушкой. После этого в лесу больше никто не встречал Бабу Ягу.                    Ёлкина Алла г. Будённовск.   Загадочный мальчик. Фэнтези   Барон Мюнхгаузен был в возрасте тридцати лет. И решил он, что ему пора жениться. Ему давно нравилась девушка-продавец из цветочного магазина, который находился напротив его дома. Девушка, действительно, была прекрасна. Большие голубые глаза, и алые, как лепестки розы, губы. Всегда в строгом платье, но обязательно с ярким, лёгким шарфиком на плечах. Барон решил рассказать девушке о своих чувствах. Как только из магазина ушёл последний покупатель, он вошёл к девушке и стал рассказывать, как она прекрасна и как давно он её любит и хочет, чтобы она вышла за него замуж.   Девушка обвела его строгим взглядом и сказала: “Когда подрастёте сантиметров на двадцать и у вас уменьшится нос , тогда приходите, я вас выслушаю.” Барон, грустный, вышел из магазина и понял, что ему не подрасти и не избавиться от длинного носа, а значит, он никогда не женится на этой чудесной девушке. И тут барон вспомнил… Через неделю барон появился в магазине цветов перед девушкой, высокий , статный и с красивым лицом. Девушка ахнула от удивления : “ Ну и красавчик же вы! Как вам это удалось ?”. И барон стал рассказывать: «Я очень опечалился твоим отказом, а потом вспомнил, что у меня есть друг – инопланетянин Гарик. И подумал, может, он сумеет  мне помочь. Я позвонил инопланетянину и попросил пригласить к телефону моего друга. Гарик выслушал меня, понял мою проблему и сказал: “ Я сейчас на космическом корабле, мы в полёте, я тебе на землю спущу лазерный луч, и ты по нему поднимешься ко мне на корабль». Я по лучу поднялся к моему другу. Он провёл меня в стеклянную комнату, где я моментально уснул на пуховом диване. Гарик разбудил меня и сказал: «Сейчас будем подлетать к Млечному пути, ты должен выйти из корабля и окунуться в белое молочное облако Млечного пути». Когда я увидел огромные пенистые молочные облака, я вышел из корабля и окунулся в молочную пенистую массу. И понял, что я на седьмом небе от радости, которая заполнила всего меня. Затем я снова оказался на корабле. Гарик с широкой, загадочной улыбкой подвел меня к зеркальной стене. В зеркальном отражении я увидел стройного высокого мужчину с красивым лицом. Это был я. Утром, идя по стеклянному коридору в столовую на завтрак, из одной из зеркальных дверей вышел мальчик, лет шести — семи и, увидев меня, кинулся ко мне навстречу с криком : » Папа, папа я знал, что ты меня найдешь. Я хочу домой, на Землю, но меня не пускают». Тут я заметил, что мальчик обмотан тонкими проводками с  маленькими разноцветными лампочками. Видимо, внешне я был очень похож на его отца. — А ты помнишь, как я тебя звал на Земле? — Помню, ты меня называл Генри. А инопланетяне зовут меня Пинчо. Он стал упрашивать меня сбежать с корабля на Землю. Генри смотрел на меня вопросительно и в тоже время с любовью, надеждой и доверием в глазах, что я не стал говорить, что не я его отец, а обнял и принял за сына. Я, конечно, согласился спасти мальчика и разработал план побега. Как только корабль будет пролетать близко к Земле, мы незаметно выйдем в открытый космос и спрыгнем на Землю. Мы так и сделали и удачно приземлились. И вот я здесь, перед тобой. — А где же мальчик Генри? — спросила девушка. — Он ждет нас в нашем доме. И если ты теперь согласна выйти за меня замуж, то мы будем жить одной семьёй в моём большом красивом доме. — Я согласна,- сказала девушка , чуть смущаясь,- идемте скорее знакомиться с загадочным мальчиком. Барон был рад и, взяв девушку за руку, он с нею быстрым шагом направились к дому, где их ждало семейное счастье.           Наталья Очкова с. Архангельское         Чудеса случаются! Ночью он не смог сомкнуть глаз, все-таки выход на работу после такого длительного отпуска протяженностью в 364 дня – дело очень волнительное. Он то и дело вскакивал с кровати и подходил к почтовому ящику, чтобы проверить, пришли ли долгожданные письма. Подойдя к почтовому ящику в очередной раз, он обнаружил его пустым, и, склонив голову, отправился снова к кровати. Он закрыл глаза всего на несколько минут, но за это время успел увидеть во сне, что уже наступило утро и ящик ломится от писем. Вскочив с кровати, Дедушка Мороз выбежал на улицу и опять столкнулся с пустым ящиком. «Должно быть, неполадки с почтой, — подумал он. — Должно быть, запаздывают почтовые Совы. Но как же быть? Как узнать, куда отправиться в этом году?» Он явно был в растерянности. Комета, важенка Деда Мороза, ответила: «Дедушка, в прошлом году по количеству отправленных писем после Америки была Россия. Может, отправимся туда?» — Мммдааа, давно я не был на своей вотчине, Комета. Хорошо! В этом году полетим в Россию! – скомандовал Дед Мороз. — Свою резиденцию, наш дорогой Норт-Поул, поручаю эльфам. Дед Мороз свистнул и в ту же секунду к нему подлетели олени. Сев в сани, рождественский экипаж поднялся в небо, украшенное зеленовато-белыми, а также розовыми лучами, омывающими зенит. Олени летели, словно стрелы, с гордо откинутой головой, а звезды ярко сверкали под их копытами, и создавалось ощущение, что они скачут с одной звезды на другую, продвигаясь все дальше и дальше… Наконец Дедушка Мороз потянул за упряжку и крикнул: «Прилетели!» Экипаж высадился в Великом Устюге, который совсем не был похож на другие резиденции. К примеру, главным атрибутом Рождества в Норт-Поуле являются «сладкие красно-белые тросточки», их увидишь повсюду. В Великом Устюге таких нет. Здесь на каждом шагу — светодиодные фигуры. Дедушка до сих пор с трудом произносит это слово — «све-то-ди-од-ные», но решил их установить, чтобы идти в моду со временем и удивлять детей. Наступило утро, и Дедушка Мороз принарядился в красный бархатный костюм, поправил бороду, взял мешок и отправился в торговый центр, как это принято в США. Он хотел исполнить как можно больше желаний, пообщаться с детьми, подержав их у себя на коленях, подарить подарки и, самое главное, — на всю жизнь оставить в их сердцах веру в чудо. Зайдя в торговый центр, он занял место в бархатном зеленом кресле возле праздничной елки, положив свой мешок около ног, и стал смотреть по сторонам. Вокруг творился новогодний бум: взрослые в спешке скупали подарки, выбирали украшения для дома. Дети не отходили от игровых автоматов, забрасывая Гринча подарочными коробками, спасая Санту и сам праздник. Дед Мороз долго сидел в кресле и порядком устал, но вдруг он увидел мчащуюся к нему маленькую девочку, которая словно хотела прыгнуть на его колени. Дед Мороз воодушевился и вытянул руки, чтобы встретить ее добрыми объятиями. Как только девочка приблизилась, она бросилась ему в ноги и попыталась засунуть руку под кресло, чтобы достать выигранный в автомате шарик, который туда укатился. Как только она его достала, она поднялась и рванула к автоматам. Дед Мороз хотел было узнать, не хочет ли она попросить что-нибудь у него, но ее след уже давно простыл. В этой суете Дед Мороз, который, казалось бы, должен был стать центральной фигурой, остался незамеченной тенью. Вскоре возле Деда Мороза остановился мальчик лет семи, который с интересом стал разглядывать его. — Пап, смотри! Здесь еще один! Этот совсем как ненастоящий! — Кто ненастоящий?! Я?! — Ну не я же! – приблизившись к Деду Морозу, сказал мальчик, потянув его за бороду, намереваясь стянуть ее и продемонстрировать отцу, что Деда Мороза не существует. — Вот хитрый дедуля, хорошо приклеил ее! Отец, оттаскивая мальчика, извинился перед Дедом Морозом. Дед Мороз схватил мешок и кинулся на улицу. Перед входом в торговый центр он увидел, как некто, прикинувшись им, в таком же бархатном одеянии и белых валенках, предлагал сделать совместную фотографию за 200 рублей. Дед Мороз в недоумении подошел к мужчине, чтобы поинтересоваться, зачем он это делает… Мужчина же прогнал его и пригрозил, что в следующий раз побьет его, если тот будет шататься под ногами и создавать конкуренцию. Дед Мороз в отчаянии побрел по незнакомой улице. Свернув за угол какого-то здания, он свистнул, и перед ним появился рождественский экипаж с оленями. — Эх, Купидон, Комета, Молния, это самый худший год в моей жизни! Поверить не могу, что они забыли обо мне! Дети не обращают на меня никакого внимания, а по улице слоняется какой-то переодетый в меня мужчина и берет деньги за то, чтобы люди с ним сфотографировались. — Мммдааа, Дедушка… Ситуация не из легких. Что же нам делать? — Если бы я знал… Вдруг из сугроба возникла фигура. Сердце Дедушки сжалось, а олени начали гарцевать. Из сугроба поднялся еще один Дед Мороз. Его костюм был весь в снегу, а в руках он держал бутылку, на которой было написано «Российское шампанское». Сорвав съехавшую набок бороду, он выбросил ее в снег и произнес: «Выпил лишнего, согласен. Ты знаешь, дедуль, брось ты все это! Мы уже не в моде. Прошло то время, когда нас звали к себе домой, на утренники. В этом году я больше отдал за костюм, чем заработал. Вот и не сдержался!» Дедушка Мороз вздохнул с облегчением, поскольку побоялся, что это -тот самый, переодетый, который обещал его побить при следующей встрече. «Так, стоп! Это что получается? Ты – еще один переодетый я?!», — вскрикнул Дедушка. — Хо-Хо-Хо! — Даже смеешься, как я! Неудивительно, что никто меня больше не замечает! — Да ты, по-моему, сам перебрал, дедуль! Неожиданно из-за угла показался Дед Мороз с фотоаппаратом, тот самый, который угрожал Дедушке. — Вот ведь неудача! Что за год! Им только телефоны да смартфоны подавай! – бубнил он себе под нос. – А фото с Дедушкой их не интересует. Ну что, коллега, прости. Вижу, и у тебя дела плохи, — тяжело вздохнув, произнес он и приободряюще похлопал по плечу Дедушку. Дедушка Мороз поник. «Ну что произошло, меня ведь не было всего лишь год?! Почему все так изменилось?!» — едва сдерживая слёзы, вымолвил Дедушка. Переодетые Дедушки тихо покрутили пальцем у виска. — Если уж и на тебя внимания не обращают с твоим оленьим экипажем, то пиши, пропало! – вздохнул тот самый, из сугроба. Купидон оживился и сказал: «Мы хотя бы настоящий экипаж, и наш Дедушка настоящий!» Переодетые Дедушки застыли, разинув рты. Двоим, не могло показаться, подумали они. Молния добавила: «Да, вам не показалось, мы настоящие». — Не может быть! – Второй Дедушка приспустил бороду. Дедушка Мороз подошел к ним и заглянул в их глаза. — Не может быть?! А кто же тебе, Сашка, послал снег на Новый год, когда тебе было 8 лет, когда ты так просил? — обратился Дедушка Мороз к тому, что был с фотоаппаратом. — Не может быть?! А кто тебе, Славка, помог выиграть чемпионат по хоккею, чтобы получить те самые желанные коньки? — возмутился Дедушка. Переодетым Дедушкам стало грустно. Они осознали, что сами давно перестали верить в чудо и пытались заработать на том, во что сами не верили. — Дедушка Мороз, но ты ведь можешь все исправить! — Если бы я мог, я бы это сделал. Мне, увы, неподвластно воплощать свои собственные мечты в жизнь. — Тогда воплоти наши! Дедушка Мороз повернулся и тихо улыбнулся. — Чего же вы хотите? — Мы хотим, чтобы люди снова поверили в чудо. В ту самую секунду Дедушка Мороз снова оказался в торговом центре, сидя в том самом зеленом кресле, а возле него стоял мешок с подарками. Едва дети увидели Дедушку Мороза, они пустились к нему. Каждый мечтал посидеть на коленях у Дедушки Мороза и сделать фото на память. Дедушка Мороз оглянулся по сторонам и увидел пустующие игровые автоматы. В образовавшейся вокруг толпе он заметил двух взрослых мужчин, это были Сашка и Славик. Они, как и дети, стояли, дожидаясь своей очереди, чтобы загадать желание и сказать «спасибо» за рождественское чудо.   Стихи Владимир Барсегян г.Будённовск                      Песни *** Там, где мама сейчас живёт, На других берегах зари, Так же утром рассвет встаёт, И в тумане звезда горит. Мама смотрит из окна небес, И дрожит на стекле рука, И скользят по наклонной вниз Облака.   А там, в далёких её мирах Нет ни зависти, ни простуд, И, взлетев на семи ветрах, Время замерло на лету, Поспевает антоновка, Поезда за окном стучат, И не время ещё пока Нас встречать. Травы ветром колышутся, И вселенные светятся. Мы однажды услышимся В той заоблачной вечности, Но пока надо мной кружит Стая белая-белая. Знать, до этого жить и жить, Расстояний не ведая. И пока над аллеями Гром весенний нас радует, Мы рисуем апрелями Разноцветные радуги. И течёт за окном река, И горит на столе свеча, Знать, не время ещё пока Нас встречать.   Там, где мама сейчас живёт, На других берегах зари, Так же утром рассвет встаёт, И в тумане звезда горит, И покуда звенит гроза, И аллеи шумят листвой, Ты всё смотришь в мои глаза, Я всё слушаю голос твой. *** Мой свет, свой след не оборви За шаг, за миг до поворота. Пусть не хватало мне чего-то, Но только не твоей любви, Что как волшебная игла Прорехи вечные латала, Пусть мне чего-то не хватало, Но только не её тепла. Она над крышами горит. В ней шум дождя и шорох крыльев, И губы те, что не забыли Прикосновенья губ моих. И  нет, пожалуй, ничего, Чтоб заменить её настолько, Чтоб мне всего хватало… Только Мне мало этого всего.   *** Я иду по перекрёсткам Жизни и судьбы, И отсчитывают вёрсты Встречные столбы.   И гудят шальные ветры Бронзовой струной, И года как километры Тают за спиной.   Дом построен, сад посажен, Дети подросли. Самолётик мой бумажный Ветры унесли.   Ты  однажды возвратиться Мне не обещай. Что случится, то случится. Здравствуй и прощай.   Мир с годами станет тесен И неизлечим От разлук, от новых песен, Следствий и причин.   Но , надеюсь, силы хватит Сердцу и рукам, Лишь бы только не растратить Жизнь по пустякам.   *** Расхворалась за окном зима. Постаревший лёд умрёт вот-вот. И капель сведёт с ума дома, А потом сама с ума сойдёт.   И ни друга рядом, ни врага. Лишь снуёт по крышам вороньё. И надежды тают как снега. Под крылами белыми её.   А пока считая облака Бродим мы по краешку зимы, И снежинка на губах горька, И морщинки на висках прямы.   И мгновений этих круговерть Закружит деревья и дома. Будут звёзды на стекле гореть, И зима — опять сходить с ума.   Свежий запах последних морозных дней, И варенье в вазочке из хрусталя. Синий иней рисунками на окне – Вот и всё, что осталось от февраля. *** Когда-нибудь не хватит слов, И превратится время в лёд. И жизнь за сорок сороков Мой тихий голос оборвёт, И луж осенних глубина Прикроет все мои следы. И будет дребезжать струна От ощущения беды. И лягут тени на кровать, И станет слышно в темноте, Как будет чайник ворковать На непогашенной плите. И станет зябко и темно, И в миг, когда падёт роса, Моя  душа скользнёт в окно И растворится в небесах. И будут подо мной лететь Домов далёкие огни, Пока в межзвёздной темноте Не затеряются они. И ночь накроет города, Коснувшись лапами земли, И я опять вернусь туда Откуда мы сюда пришли. Когда-нибудь не хватит сил, И мой закончится полёт, И тот, кто всё за нас просил, Меня к ответу призовёт. И вены водосточных труб На языке споют чужом. И жар твоих усталых губ Меня уже не обожжёт.         Самарина Татьяна                с. Левокумское     Легенда о Нарзане   Земля встречается где с небом, Сомкнувшись в нежные объятья, И лес, забыв, где быль, где небыль, Меняет по сезону платья.   Царь неба там парит свободно. Дыханье гор он сверху слышит. Орёл. Нет птицы благородней! Нет птицы, что летает выше!   А что внизу скрывают клёны? Наполнен ядом гад ползучий. Огромной злостью окрылённый, Всё ждал он подходящий случай.   Когда орла погубит ядом, И он не сможет править небом. — О, я дождусь! Как будет рядом, Погибнет враг мой здесь нелепо.   Орёл поднялся на рассвете, Влюблённый в небо, горы, скалы! Парил, поймав под крылья ветер. На камни в полдень сел усталый. — О, Боги! Боль пронзила тело! За что же, аспид смертоносный! От яда сердце холодело. Стонал весь лес, рыдали сосны!   Змей говорит, — Я  ненавижу! Взлетаешь в небо ты свободно. А мне? Лишь ползать! Я унижен! Дождался мести я сегодня!   Зажат змей мощными когтями! Давил орёл, пока есть силы. Давил, давил он со словами, — Зло побеждать меня просили!   Боль проникала глубже в тело! У неба попросил прощенья! Не ввысь, а вниз теперь летел он… — Встречай, глубокое ущелье!   Бедняга рухнул прямо в воду, Исчез бы там орёл бесследно, Но застонала вся природа! Вода вдруг стала здесь лечебной.   Ликуют горы-великаны! К орлу пришла былая сила! Нарзан залечивает раны, И боль внезапно отступила.   Лечебная нарзана сила, Была с тех пор орлом воспета! — Вода болезни излечила! Нарзан — ты чудо всей планеты!   Расскажет всем герой наш смелый, Нарзана сила уникальна! Орёл, сразивший насмерть змея, Стал символом Вод Минеральных!   Добро и Сила   Как работа ювелира, По велению Творца, Силушка явилась миру. Стали жёсткими сердца.   Было так: в начале сказки, Где рождались Свет и Гром, Силушка не знала ласки, Силушка росла со злом.   Всё ломала, всё крушила! В каждого вселяла страх. Не жалела, не любила, Потому любой ей враг.   Радость, Преданность, Обида… Все рождались, каждый в срок. Ни один не позабыт был, Появилось и Добро.   Красотою совершенно, С личиком белей, чем снег! На другом краю Вселенной Робко пряталось от всех.   К сожаленью, слабой быть ей От рожденья суждено. Но круг всяческих событий Закружил веретено.   Встретились Добро и Сила! Сила камень подняла… Но улыбки свет красивый Вдруг встречает вместо зла.   Ласково Добро промолвит, — Силушка, мне помоги! Хватит зла и хватит боли! Мы с тобою не враги. И всегда, с поры той давней, Стало побеждать Добро! Потому что с Силой славной Зло легко ей побороть.   Да и Сила стала доброй, Кто действительно силён, Тот на подвиги способный, С легендарных тех времён!   Ветеран   Мощно сила развернётся, Здесь пройдут войска! Ветеран нам улыбнётся, А в глазах тоска.   Он один на свете этом! А друзья его… Все пройдут в полку Бессмертном, Все до одного!   Он надел свои медали, Вышел в белый свет. Поздравленья зазвучали, Для него концерт.   Главный гость он на параде! Дарят все цветы! А ему немного надо… Радость слов простых.   Ну а что же будет завтра? Завтра новый день… Все так заняты! Понятно! Будет он как тень…   Ветеран со славным прошлым! Он на целый год В мир бесславия заброшен! В мир своих невзгод!   Подари, не только в праздник, Время! Пять минут! Будет знать войны участник, Что не зря он тут!   Что не зря врага когда-то До Берлина гнал! Молодым ещё солдатом Землю защищал!   С ним осталась только память! Помнит каждый бой, Помнит, как в бою был ранен, Как пришёл домой.   Сколько сердце будет биться. То забыть нельзя! Ветеран нам улыбнётся, А в глазах слеза.   Память   Альбом фотографий открою я снова И память меня вдруг в то время уносит, Где злой суеты не надеты оковы, Моей головы не дотронулась проседь.   Где наши родители молоды были, Дарили любовь нам свою без остатка. Как весело праздники мы проводили! Подарки, конфеты… Но мир этот шаткий.   Как много нам Бог посылал испытаний! Но мы становились от этого крепче. Родители много вложили в нас знаний! Мы слушали папочки мудрые речи.   Часами могли его слушать рассказы! Добром и любовью пропитано слово. Но вдруг… Онкология… Вырваны фразы.. К такому удару судьбы не готовы!   Я «папочка» вижу контакт в телефоне… Пап! Столько к тебе накопилось вопросов! Никто не ответит… Моё сердце стонет! Мой порван весь мир и по свету разбросан!   Однако свой мир соберу по кусочкам. Наш папа за нами всегда наблюдает! Ему б не понравилось видеть, как дочка От горя разлуки совсем погибает.   И если постигнут меня неудачи, Подумаю: что бы мне папа ответил? Он не оставлял нерешённой задачи! И мудрые нам посылает советы!   Русская душа   Остыл порыв, смолкает ропот… Да будет мир! — такой прогноз. Так тихо, что я слышу шёпот Российских преданных берёз.   Возможно, где-то жизнь и легче, Блеск фальши из-за рубежа. Но нет любви сильней и крепче, Как любит русская душа!   Как любит мать родного сына, Он далеко — в молитвах ночь! Здесь настоящие мужчины! Любого зверя гонят прочь!   Заглянет враг, сыны не дремлют, Прогнать с Отчизны поспешат. Не любят так родную землю, Как любит русская душа!   В святой любви России сила, Но подчиняет злая мгла! Чтоб ненависть всё заменила, Чтоб русские сошли с ума!   В святой любви России сила! Прошепчет Ангел, чуть дыша: » Леса, луга, родных… Россию Пусть любит русская душа».        Светлана Глазунова        г.Будённовск   *** Лучами проникает солнце в руки, Струится свет сквозь розовую плоть. Он греет кожу, музе дарит звуки Светлеет лик, и сердца слышу дробь. И чувства как-то снова встрепенулись Стирая след от полуночных дум Как будто звёзды в небе улыбнулись, Рождая код для пробужденья рун. А нега пледом тело укрывает, Глубинный зов в нас порождает зум. И божий мир нам душу открывает, Касаясь нежно звездородных струн….   *** Снова солнце на небе взошло  — Новый день к нам с рассветом стремится. И с надеждой смотрю я в окно: Пусть вчерашний день не повторится. Как душе было сыро, темно, Сердце сжалось и громко рыдало Оттого, что ко мне вдруг пришло Одиночество, немощь, усталость. Не с кем вместе мне встретить рассвет, Пообщаться хоть самую   малость. И не нужен мне чей-то » привет», Если в нём равнодушие, жалость. Одиночество — смерть для души: Это груз и огромная тяжесть, Это крик в полуночной тиши, Это раны на сердце, что сжалось. Чей-то утром счастливый рассвет, Вмиг невольно во мне отзовётся, Гулким эхом природы в ответ, И с  энергией Солнца сольётся. Пусть вчерашний день был непростой И взгрустнула на миг почему-то! Я сегодня с поющей душой: Счастье вдруг улыбнулось кому-то!!!   *** Пришла Весна, пуантами шурша, Тихонечко на пальчики вставая. С любовью нежным взглядом, не спеша, Всю землю, как ребёнка, обнимая. В красивом платье, трелями звеня, И благовоний запах источая, Вдохнула жизнь и чувства все сполна. Пришла Весна! Пора Любви  Земная!… *** Я узнаю тебя среди россыпи звёзд, Мягкий свет, мама, твой негасимый И манящих меня, словно бусинки грёз, Серых глаз тёплый взгляд молчаливый. По окошкам опять дождик моросью бьёт, Ветер рвёт старых крыш черепицу. Лик знакомый, родной, через капельки слёз Вижу я тонких струй кружевницу. И водица поёт тихо песенку мне, Нежно так мама нам напевала. Не увижу теперь тебя в прожитом дне. Ночью, днём греет звёзд покрывало.             Наталья Жуковская г.Будённовск   *** Наступит время и вернётся правда. Подобно солнцу, осияет все вокруг. В тени стыдливо спрячутся лжецы. Обман их станет слишком очевиден. Наступит время и для тех, кто верил. Кто шёл, сопротивлялся до конца. К споткнувшимся вернутся силы. А унывающих оставит грусть. А истина одна, неоспоримая, Своим лучом испепелит сомнения. И, возвращая к жизни, самых стойких, Дарует душам их покой и благодать. Наступит время и вернётся правда. Друзья, воспряньте, ждать совсем немного. Виднеются уж отблески рассвета. Ночная мгла отступит навсегда.   *** Как жаль, но не художник я. Чтоб написать  очарованье леса. А разве скудными словами возможно восхищение передать? Остановись, прохожий, не спеши Покинуть  дивный мир природной чистоты. Послушай птичьи трели в поднебесье. И насладись журчанием ручейка. Укройся под зелёным покрывалом от одиночества, уныния, невзгод. И ощути, как безмятежность окутывает до глубины души. Остановись, прохожий, и подумай – чего лишился в повседневной суете. Природа лучше всякого бальзама утешит, восстановит и взбодрит. Не забывай дорогу к лесу. Покой нам жизненно необходим.   *** Ах, как хочется свободы! Как же манят небеса! Мне бы силы, мне бы крылья — Разбежаться и взлететь, Окунуться в невесомость, ощутить блаженства миг. Пусть останутся проблемы далеко и позади. Безмятежно я парю Над просторами полей. И вдыхаю воздух нежный, с ароматами цветов. Горы, снежные вершины — дотянуться бы рукой. От восторга замирает сердце в раненой груди. И зовут меня безбрежные Океаны впереди. Я свободна, я довольна, Я легка и беззаботна. И моя мечта сбылась… Но будильник зазвонит вдруг, вырвет из прекрасных грёз. Осознание неизбежно — это был всего лишь сон.            Самошкина Дарья .             с.Левокумское          Родина-пейзаж   Россия большая картина, Простой, интересный сюжет: Москва стала цвета рябины И пламени гордых побед.   А в Питере серые краски Разбавят цветной колорит. На юге оттенок Кавказский, Что  дружбой  народы сплотит.   Окрашено в золото солнце, Стоят в изумрудном  леса. Господствует тон благородства, Надежды лежит полоса.   Мой край золотисто-пшеничный, Прекрасны твои небеса! Художник России  отлично Картину свою написал.   Лабиринт   Я заблудилась в лабиринте Пустых забытых обещаний. Надеясь только на инстинкты, Понять пытаюсь, где начало. Ослеплена я светом лести, Обожжена огнём мечты. Теперь боюсь услышать вести, Что выход точно не найти.   Но, несмотря на все невзгоды, Я выберусь, очищу душу! Набравшись силы и свободы, Я чёртов лабиринт разрушу.   И отращу себе я крылья, И буду помогать всем тем, Кто вдруг попался в плен унынья, Запутался в сетях проблем.   На снежных крыльях   Давно погасло солнце лета, И принакрылся снегом пруд. Я полечу на крыльях ветра, И мне снежинки подмигнут.   Дорога в небо, в неизвестность, Не знаю, что несёт февраль. Но точно будет интересно! Лети со мной! Не отставай!   Мы полетим туда, где стужа, Укроет снежным пледом нас. Не бойся, друг мой, быть простужен, Ведь близок приключений час!   Полёт запомнить чтоб надолго, Морозцем зарисуй в тетрадь. И будем дальше мы с тобою Загадку времени решать.   Надежда Моисеевская, с. Толстово-Васюковское      Облетели последние листья   Облетели последние листья, И прозрачным мой сделался сад. Стало солнечно в нём, не тенисто. И осенней картине я рад…   Тут листочки кузнечиком скачут По ещё незамёрзшей земле. День прекрасный. Они и не плачут, Радость так выражают себе.   По утрам появляется иней Серебристым ковром на траве, Превращая зелёный цвет в синий, Исполняя как будто завет…   Слышу звуки ноябрьского вальса, Этот вальс в моём сердце плывёт. И, кружась в завихрениях танца, Мне признание осень поёт…   Время   Дождя шуршанье за окном, И треск горящих веток… Когда-то в Лету мы уйдём И мир покинем этот…   Пройдёт один всего лишь миг, Прошли сто тысяч мигов… Но Время только Бог постиг, Его мы не постигнем…   Проходит Время через нас, А мы стоим на месте. Мы «копим» время про запас, Оно теряет в весе… Иной раз — мчится впереди, Бывает в напряженье… Горят огни, идут дожди… Так жить и нам — в движеньи.   Быль и небыль   Бархатным пологом устлано небо, Яркими блёстками звёзды горят. Где-то полощется быль или небыль… Там — темнота, здесь — восходит заря.   Жизнь воспевают летящие птицы, Чиркая крыльями синий простор, Гасят со вздохом последним ресницы Взор и оконченный с ней разговор.   Что ожидает нас там, за горами? (Иль за лесами, не всё ли равно?) Только любовь пребывала бы с нами, Только бы счастье нам было дано!.. Акварель   Акварелью нанизаны бусы, Тихо светят, без всякого рвенья. Эти россыпи блёсток — от Музы, Подарившей мне стихотворенье.   Акварель проникает сквозь сердце И улыбкой своей окрыляет. Акварель открывает мне дверцу В глубину, о которой не знает.   Акварель… Не могу надышаться, Как весенней апрельской капелью. Акварель! Я хочу здесь остаться, На картине моей с акварелью…   Молитва о России   О, Россия, Россия! Ты воспрянь ото сна! Подыми горду выю, Распрямись, как сосна! Погляди ты на веси, Повернись к городам, Разгляди сквозь завесы И свинцовый туман Как живут твои люди, Презирая обман И не веря, что будет Лучше: пуст ведь стакан… Ты сильна, наша мати. Не лежи, я прошу: Оставляй же полати, Но не для куражу. Собери своих деток И пошли им привет, Открывай двери клети На свободу и свет! Людям хочется жизни, Чтоб весёлыми быть, Чтобы счастье в отчизне У себя находить. Ты богата и красна, Ты нам всем добра мать. Ты как прежде прекрасна, Вот тебе исполать!   Не покинь нас надеждой, Ты как птица взлети! Ты открой свои вежды, Ты не дай нам уйти Без любови и веры В нашу светлую Русь, Путь велик твой и верен, За тебя я молюсь!           Анатолий Коробко                  г.Нефтекумск         *** Время ночи утекает прочь, Ты не спишь, ты ждешь блудницу дочь. В банке кофе кончился давно, За окном твоим уже светло. Замело дороги, замело. Расписал мороз твоё окно! И следы исчезли без следа, И хрустальный мост — в реке вода! Ты сейчас с больною головой, Дочь твоя становится чужой — Новые подруги и друзья. На вторых ролях уже семья. Замело дороги, замело. Расписал мороз твоё окно, И следы исчезли без следа, И хрустальный мост в реке вода! Вот она войдет тихонько в дверь, Не ругай ее, ты ей поверь! Ты забыла, коротка ведь ночь, Погулять сама была не прочь!   *** Вот и весна опять в душе моей, Птицы поют, а в душе капель… Снова пишу, снова домой спешу — Навеселе, навеселе!   Но крылья мои тяжелы, От зимних туманов свинцовых — Да, не брошу никак, все пью… Все какой-то кураж беспонтовый!   Пью нелепую правду безумия, Как ребенок свое молоко. А по темечку бьют неустанно — Мне любовью в ответ молотком.   Да ошметки пера летят По проспектам сырых городов. У метельщика жизнь тяжела — Собирать чей-то пух и перо. *** Больно! На войне умирают дети. Искалечены тысячи судеб, Перечеркнуты чьи-то мечты. Думали разве Деды, Что славяне своих же будут Ненавидеть и гнать повсюду, На знаменах носить кресты? Молодые, больны заразой! Той, которую не додавили. Люди! Что-же вы всё забыли — Как достался наш хрупкий мир? И чума там проникла снова! Ядом мозг отравила спора. Зашагали полки беспредела, Дьявол клич провопил в эфир. Вновь торгует прогнивший запад Новоявленною свободой! Отравляя умы заблудшим, Увлекает огнем факир. Призадумайтесь же — Народы! Травля ваша на бой друг с другом — Так старо » Разделяй и властвуй «, Как змея влезла в череп — им!                 Марина Лунёва п. Заря, Левокумский р-н       Моя рука покоится в твоей   Моя рука покоится в твоей . Я пью блаженство мелкими глотками, А белый пух с оживших тополей Беспечно кружит в воздухе над нами.   Мы мысленно друг с другом говорим. К чему слова? Они пустые звуки. Не замечая времени, стоим И в крепкий узел нас связали руки.   Как долго я к тебе по жизни шла. Которое, по счету, будет лето? Так повзрослели сильно зеркала, Что говорить не хочется об этом.   Моя рука покоится в твоей , А вечер пахнет влагой и цветами. И белый пух с оживших тополей Беспечный , кружит медленно над нами.   Болит душа   Пройдёт  и это. Надо  потерпеть, В кулак зажав трепещущее сердце, Всё передумать, всем переболеть, Найти лазейку, юркнув, отсидеться.   Стирать, готовить с каменным лицом, Самозабвенно рыться в огороде И мысленно беседовать с Творцом, И слушать боль, которая уходит. *** Великий день! По факту скромный очень. Как тёплое благое волшебство. Промчалось лет две тысячи с той ночи, Как помнит мир Христово Рождество.   Мы восхваляем в жизнь Его вхожденье, Елей не уставая расточать. Чуть позже после казни воскрешенье С таким же  рвеньем будем отмечать.   И мечемся от веры к отрицанью. Меж тем Господь подарком нас снабдил. Поймем потом — лишь за чертой, за гранью — Зачем же в этот мир Он приходил.   Всё жалимся и молимся, и плачем. Страдая, ждём от неба похвалу. Наверно это тоже что-то значит : Рожденье не в хоромах, а в хлеву.   Безбожно лжем таким же лицемерам. А в небе, целомудренно  чиста, Взошла звезда над спящим Вифлеемом, Так искренно приветствуя Христа.   *** Очнулась, наконец, Зима! Свои раскрыла закрома, Морозно, ветрено вздохнула И, февралю шепнув: «Пора», — Снегам до самого утра Небес ворота распахнула. Затеяв с ветром кутерьму, Снежинки падали во тьму, Как волшебство — из ниоткуда. Мир торопились заснежить, Чтоб поутру заворожить, Как завораживает чудо.   *** А давайте заварим чаю. Поглазеем в окно на прохожих. Расскажу Вам, как я скучаю По минутам из лет, из прошлых.   Где улыбку слово рождало. Где с утра — бодрячком с постели. Даже если торчало жало От укуса трудной недели.   Тянешь дни, напрягая жилы, И глядишь в календарь со страхом. Ах, судьба, ты бы жизнь скроила Подлинней да с щедрым запахом.   Всё б нам комкать да суетиться: Велика бытия потреба… Посмотрите, как кружит птица, Обнимая крылами небо. А давайте согреем чаю…   Памяти дочери ВАСИЛИНЫ   Разорвалась жизнь пополам. Кровоточит меж «до» и «после» В пустоту шепчу: «Как ты там, Среди ангелов, Бога возле?»   Сердце, слышишь, не каменей. Умоляю душу: не мёрзни. Как он выглядит — мир теней? Как мне выстоять в этом «после»?   У иконы горит свеча. В одеяниях чёрных мука. Смотрит молча твоя печаль Прямо в душу глазами внука. *** Ну здравствуй, Осень. Где же ты была, Когда моя душа испепелялась? Я так тебя отчаянно звала, Пока она в огне беды металась.   Кричала и рыдала там, внутри, От боли и бессилья изнывая. Вот, что осталось от меня, смотри! Ты думаешь, я всё ещё живая?   Ты думаешь, смогу дышать, писать, Улыбкой не пластмассовой светиться? Но как же к звёздам мысленно летать? Ведь там решило горе поселиться.   Стою, печально голову склоня, Тебя в саду под яблоней встречаю. Ты, Осень, сможешь вылечить меня? Я так, пойми, мучительно скучаю!   Мой личный светлый маленький мирок Рассыпался, на атомы распался. Но в сером пепле жгучий уголек Живой и удивительный  остался.   *** Я как по битому стеклу, Босыми двигая ступнями, Меж явью шествую и снами, Стремясь к ничтожному теплу, Чтоб отогрело и спасло, Взломало монолит смятенья! Но мыслей чёрные сплетенья Всё крепче душат, как назло…   *** Я от этой земли ничего не хочу, только осень Пусть подольше (подольше!) задержится рядом со мной. В самом важном и в самом нелепом, ненужном вопросе Как-нибудь разберусь. Не сейчас… может позже… зимой…   Хризантемы цветут, и калина краснеет нарядно. По утрам опускается мутный и липкий туман. На душе, как в осеннем саду: тишина и прохладно. Золотистой листвой прикрывается каждый изъян. * * * Не принуждайте к оправданью: Мне без того держать ответ Там, на просторах Мирозданья, Где посторонних судей нет, Нет многоликих точек зрений И подоплёки никакой, Там сам Господь – Великий Гений – Играет Времени рекой.   У каждого своя дорога ; Планида, рок, судьба, стезя. Позволено нам в жизни много, Но ещё большего нельзя. Как устоять, не раскачаться Меж этих непростых дилемм? Так в чём мне нужно оправдаться Здесь, на Земле? И перед кем? * * * … И мне, наверное, не надо Изобретать дальнейший путь. От жизни пристального взгляда И без того ведь не уснуть.   Не спать с открытыми глазами, Вбирая в грудь ветра с полей, Не обезводиться слезами, Давиться пухом с тополей.   Вымучивать сырые строки, Когда-то жившие уже. И вновь довериться дороге, Как разделительной меже.   И в жгучем зареве заката Испепелить тревожность дня. Всё так. И большего не надо Для возрождаемой меня.   Ощущение счастья   Мне бы в поле без разбору босиком И, с разбега, пасть на травы бы ничком. Звездным просом небо ссыпалось бы в горсть. В лунных росах мне бы вымокнуть насквозь. Из ночных фиалок выплести венок. Млечный путь, чтобы лежал у самых ног. Чтобы разум ощутил вдруг жизни суть. Тайны мира полной грудью бы вдохнуть. Силу чувств в счастливый выплеснуть бы крик!.. Только б выдержало сердце этот миг.   С днём рожденья, сынок!   Убаюкала ночь домочадцев. Тихо бродят по комнатам сны. В запотевшие окна стучатся Белоснежные пальцы зимы. Я не сплю, над десертом колдую. Торт украсила стайка свечей. Кто же завтра те свечи задует? Тортик, тортик, признайся: ты чей? Имениннику сладко так спится, И ладошки лежат под щекой. Суждено ему было родиться В эту ночь, только год был другой. Сколько их с той поры пролетело? Не сломался ещё голосок. Улыбаюсь: окно посветлело. И шепчу: «С Днём Рожденья, сынок!   Людмила Шишкова, г.Будённовск     Всё мыслим — придёт наше время, А время тихонько «топ-топ» И тащим, с годами взрослея Мечты и надежды на взлёт. Стихи пишет кто-то, кто прозу И думаем, слава придёт. А критик прочтёт — как занозу — Всё в мусорный ящик смахнет. А мы всё в душе молодеем Припудрим слой старых морщин И ждём, к нам весной по аллее С букетом придёт Алладин. Закружимся в вальсе весеннем С копной непослушных волос… А ноги едва по ступенькам К «пятерочке» топают кросс… Живите, любите, танцуйте, Не будет конца тем мечтам. Играйте, творите, рисуйте — Пусть годы завидуют нам!   Ангел-хранитель.   Когда сойдётся небо и земля, Не видно будет ничего вокруг, По трассе молнию и гром опередив, Надеюсь вырваться из ливня цепких рук. Дороги нет, всё слилось, и темно, С подъёма в спуск машина по ветру взлетает. Нога жмёт газ, но крыльев не дано, Рука послушно скорость пятую включает. Но подсознание упорно бьёт в висок- «Сбрось газ, притормози, жизнь пожалей. С циклоном не шути,  отстанешь на часок, Но привезёшь подарки для своих детей…» Машину ветер дико рвёт по швам И сбросить с трассы, кажется, желает. Но вдруг видение моим глазам- Нога сцепление и тормоз нажимает. Передо мною в белом, чуть дыша, С ребёнком дева светлая стояла, В платке, к груди прижавши малыша, Дорогу, жертвуя собой, перекрывала. И пульс «стрелой» пробил  мои виски: -Как ей помочь? В машину посадить. Но двери, вдруг зажатые в тиски, Мне не открыть, ломать, но не открыть. Безвыходности крик прорвался из души, И руки сжали руль, беспомощно дрожа, Вдруг ветер стих, и тучи все ушли. В салоне дверь открылась, не спеша. Я из машины — пропасть впереди.. Вниз сыплясь, камни мне прокладывали путь, Дорогу «в небо», не затормози, Не покажись видение чуть-чуть…   В автомобиль луч солнца  забежал И осветил Икону девы с малышом. «Спасибо, Матерь Божья», —  я сказал, В ответ согрет был я её теплом. *** У развалин домов слышен стон матерей, Помощь ждут от России, рыдая, А бендеры бегут, ставя щит из детей, Свои жизни людьми прикрывая.   Град огня красит ночь и рассвет, и закат, Свет и тьма меж собой помешались, Но за пазухой держит гранату солдат, Ведь бойцы никогда не сдавались.   День ещё, ночь ещё, и окончится бой, Но войны без потерь не бывает, И друзей боевых, прикрывая собой, У гранаты кольцо он срывает.   Море скорби и боли быльем порастет, Степь окрасят кровавые маки, Только мать, все надеясь, к окошку идет, Тихо плачет в ночи у кровати.              Николай Лузиков              г. Будённовск   *** Много раз уезжал я из дома, Покидая родные края, И с чужих  аэродромов Я летел на чужие моря… И встречались мне разные горы, И леса, и луга, и поля… Но, какими б ни были просторы, Дом манил отовсюду   меня. Там и речка, и мелкая вроде, Да хватало мне той глубины. И дома, что давно уж не в моде, Я влюблён в их покой старины. Может быть, я осяду на месте, Может быть, заведу я семью… Я тогда напишу много песен, И для вас эти песни спою.   После войны.   Когда закончим мы войну, Приеду я в родной свой дом. Жену и маму обниму, И сядем с братом за столом. И выпьем мы с ним вместе вновь За тех, кто жизнью заплатил, За тех, кто пролил свою кровь, До этих дней кто не дожил. А через год иль через два Я по дороге, по пыли Пройду пешком по тем местам И вспомню я друзей своих… Вот тут Серёга Пирогов, Он на руках умел стоять. А дальше Шурка, у него Осталась старенькая мать. А в том овраге под Шали Лежат два брата близнеца, У них всё было на двоих — И девушка, и та одна. А сколько их лежит ещё: Василии, Иваны… В чужой земле, в ущельях гор Чечни, Афганистана… Но нет! Стране их не забыть — Их детям, мамам, жёнам. Их будут до конца любить И будут ждать, и помнить. Когда закончим мы войну, Приеду я в родной свой дом. Друзей своих я позову, Солдат России помянём.   Любимой из армии.   Напиши ты мне, подруга, напиши — Как ты ждёшь меня, родная, расскажи… Как скучаешь и тоскуешь по ночам, Не находишь места отдыху и снам. Я приеду скоро, только очень жди, Вот  закончатся октябрьские дожди, С неба мухи  снова белые слетят, И морозы две недели постоят. А пока что от тебя я далеко, И добраться до тебя мне нелегко. Фотографию твою к груди прижму, И тебя, родная, в мыслях обниму.       Лирика дневального по роте   Рота спит, она устала, Ну и я мешать не стану. Я на тумбочке стою, Сон друзей я стерегу. За окном давно уж ночь. Отгоню я сон свой прочь, Кружку чая заварю, Песню тихо  запою Про далёкие края, Про пшеничные поля, Палисадник возле дома, Где калитка мне знакома Наизусть. Бывал я там Много раз, ведь там я ждал Кареглазую девчонку, Что смеётся очень звонко! Нежно любит, гордо ждёт, Сплетням повод не даёт. А пока мы с ней в разлуке, Автомат возьму я в руки, Отслужу я караул, Все наряды и патруль, Отслужу два года честно И вернусь домой к невесте. Но сейчас стою в наряде, Не заснуть бы Бога ради, Ночь на тумбочке стою, Сон друзей я стерегу. Кружку чаю заварю, Тихо песню запою.   На аэродроме   День прошёл, на смену вечер… Эта истина ясна. Зажигаются, как свечи, На постах прожектора. Тишина аэродрома Убаюкивает мысль. За сто вёрст солдат от дома Охраняет чью-то жизнь.   Он не тот уже мальчишка, Под гитару не поёт, Не возьмёт он с полки книжку И про Зорро не прочтёт. Это все осталось в прошлом, Улетевшем навсегда. На душе скребутся кошки За ушедшие года.   *** А километры жизни мчат туда, Где снеговик, где речка, где рогатка, Где мама машет, стоя у окна, И в комнате моей всё нет порядка… Там травы зеленей, быстрей велосипед, И всё тогда казалось нам понятным – Есть друг, есть правда! И весь белый свет Был нашей улицей и парком необъятным.                         Татьяна Зинаева                    с. Арзгир     Мне стало нравиться молчать   Мне стало нравиться молчать, Не потому, что я скучаю…. Молчание — есть высший знак, Того, что в суете не замечаем.   Мне стало нравиться молчать В противовес кричащим громко. И, главное, не замечать Их возгласа, такого звонкого.   Мне стало нравиться молчать. И слушать ритм дождя в природе И сердца стук. Не огорчать, И душу больше не тревожить.   Мне стало нравиться молчать, Когда меня не замечают, Когда вникают просто так В дела, которые не знают.   Мне стало нравиться молчать И всматриваться в эти лица. И заново вдруг замечать Неравнодушные зарницы.   В краю цветов и трав душистых   В краю цветов и трав душистых, увидев это на холстах, Представил  мир земли цветущей — реально, где-то на местах.   Природа, видно, вдохновила художника изобразить Всю эту явную картину, душевностью нас напоить.   Палитра красок многогранна: от сини неба до реки, И изумрудом луг сияет, сапфиром красятся цветы.   В них не заметно растворишься, вдохнув всей грудью аромат. И долго будешь наслаждаться, как тает медленно закат. Июнь   Не уходи, побудь  со мною, Июнь — цветочный, озорной. И пусть напомнит мне былое- Букетик этот полевой.   В нём собран дух начала лета. В нём столько красочных теней. В нём капли рос, зари, заката И кратковременных дождей.   Палитра красок изумляет Изысканностью не простой. И ароматом наполняет Воздушно-капельный простор.                 Светлана Зиновьева            с. Прасковея   Небо на двоих   Звезды… Миллионы… Смотришь ты на них. В темноте мерцает Небо-на двоих.   Ты стоишь, любимый. Взглядом растворяя Бесконечность звездную. Рядом быть желая.   Ты о чём мечтаешь, Звёзды те считая? Быть со мною хочешь, Что со мной, не зная?   Вдруг поймав мгновенье, Посмотрю на звезды. Угадав желанье, Улыбнусь я просто.   Снова ощущение, Что ты рядом, милый. Разорвёт сомнения И расправит крылья.   И подхватит нежно Тебя звёздный ветер. Ветром тем раздует Наш любовный пепел.   А из пепла, милый, Возгорится пламя. И Любовь проснётся. Вспомнит, что живая.   Вдруг меня увидишь Среди бездны звёздной. И захочешь, милый, Прикоснуться просто.   И попросишь Небо, Чтоб меня хранило. Чтобы был ты рядом, Ночь любовь дарила.   И… Услышит Небо Звездную молитву. Звёздочкой упавшей Полоснет, как бритвой.   Сбудется желанье, Той звездой влекомо. На двоих ведь небо… Всё нам в нём знакомо.   Звезды… Миллионы… Смотрим мы на них. В темноте мерцает Небо на двоих.   Гармония . Гармония? Согласие. Баланс. И равновесие души и тела. В покое ум  разложит преферанс, И станет ясно, что  душа хотела. Сойдётся в точке Абсолют, Уравновесив все стихии. Где силу всех в одно сольют Гармония и ностальгия. Ведь память о согласии внутри Нас никогда не оставляет. И даже указатели сотри- Душа Гармонию узнает.   Мозаика. «Рассыпались стихи на буквы-слоги…» Марина Лунева.   Достану слоги-буквы  из глубин, Откину в стороны пустые. А фразы-покорители вершин, Я сделаю доступными, простыми. Сложу мозаику Любви Из разноцветных чистых звуков. В пространстве, чтоб светить могли, Сияющие слоги-буквы.   Что из мозаики сложить? Иль пустоту, иль откровенье. Поэту интересней жить, Когда в слогах есть вдохновенье.   Упущенный поцелуй.   В окно закат багряным взрывом, Лучи светила раскидал. А Ангел на незримых крыльях: «Иди…» — мне на ухо шептал. «Ты так ждала заката пламя, Чтобы закончить этот день.» И Ангел замолчал, прощая. Заметил суетную тень. И не успела. Опоздала. Потухли сполохи огня. А солнце землю целовало. Без ласки лишь осталась я.   Крещенские кружева   Кружево крещенское С неба опустилось. И накрыло землю Нежною волной. А тоска осенняя До весны забылась. Растворилась мягкой, Снежной тишиной…   Я оставлю след свой На снегу бесшумно. Не нарушу хрупкость Этой тишины. Улыбаясь тихо, Я бреду бездумно, Погружаясь в кружево Зимней глубины.   Приведёт дорога Незаметно к храму. Подниму я к куполу Удивлённый взор. Неспроста, наверно, Привела тропинка Душу безмятежную На церковный двор.   И, совсем не ведая В том необходимость, И, дивясь порыву, Я зажгу свечу. И пошлю молитву За тебя, любимый. У иконы стоя, помолчу. Для тебя защиты Попрошу я тихо. И воды крещенской Для тебя возьму. Охраню молитвой, Я тебя, любимый. И святой водою напою.   Знать, не зря дорога Привела к иконе, И не зря упало Кружево с небес. Видимо, не в силах Ты бороться боле. И не ждёшь, как прежде, Ты чудес…   Пусть тебе поможет Кружево молитвы, Огонёк согреет От моих свечей. И надежда, милый, Полоснет, как бритвой. Рассечёт пусть холод Мрак твоих ночей.   Кружево крещенское С неба опустилось И накрыло землю Снежною волной. А душа любимого Светом озарилась И согрелась мягкой, Нежной тишиной           Светлана Спицина          г. Будённовск   Родился стих   Родился день — родился стих, Мой несмышлёныш озорной. Пока ты спишь, пока притих, Скажи: что делать мне с тобой?   Давай тебя я причешу, Умою ключевой водой И празднично принаряжу, Смотри, народ стоит толпой.   Увидеть малыша хотят: Он первый иль второй в блинах? Поближе рассмотреть наряд: Заплатки нет ли на штанах?   Ты много обретёшь друзей, Насмешки будут и враги, Но мнений этих будь сильней И честь, как рыцарь, береги.   Не важен фантик позолот, Излишни страсти куража. Пусть будет вольным твой полёт, С тобой летит моя душа. Звучала песнь зимы в ночи   Торжественно и величаво Звучала песнь зимы в ночи. Искусно землю укрывала Нежнейшим кружевом парчи.   Фатой невесты на деревья Красотка-снежница легла, Как будто разлетелись перья Лебёдушки, спорхнув с крыла.   Укутала кусты и крыши В ту ночь невиданным ковром И не было, казалось, тише, Чем утро ясное потом.   Иду в волшебном настроенье, Исчезли блажь и маета. Зима дарует просветленье: В душе — восторг и чистота.   А солнышко уже хлопочет… Искрящейся сосульки столб Капелью звонкою щекочет Сугроба белоснежный шёлк.   Музыка Слова   В прищур ресниц — небесный свет лазурью, Потерянной хожу который день. Но вот сегодня… Прелестью ноктюрна Вдруг музыка пришла тоске взамен.   Вливается торжественной сонатой, Поэзия!  Люблю я голос твой. Тебя одну в рассветах и закатах Приносят ветры мне наперебой.   В тебе — жар лета, холод снегопада, В тебе — моих бессонниц маета, В тебе — и страсть, и горькая расплата, Мой плен и затаённая мечта.   Как дань Эвтерпе*, Слово благодатью Звенит в душе натянутой струной. В блестящем ритме, рифмами объятий Рождается желанною строкой.   Чарует и пленит живое Слово, Пусть музыкой оно звучит всегда. В гармонии чистейшей оркестровой Сияет вечно Слова красота!   Что в мире свято…   В этом мире меняется всё быстротечно: Корабли покидают родные причалы, Оплывает свечой потемневший подсвечник, В расставаниях, встречах томятся вокзалы.   Позабыто вчерашнее модное платье, И сервизы — не те, и слова, что шептали. Вместо «Чайки»* «Swarovski»* блестит на запястье, Вместо улиц уютных гремят магистрали. В нищете и богатстве, в афронте* и славе Тщим надежду, что всё это будет нетленно. Для удобства приемлем и часто лукавим, Забывая, что в мире есть то, что бесценно.   Неизменным останется: дождь шелестящий, Запах ёлки рождественской, знойное лето И орёл, над ковыльною степью парящий, И полоска зари в переливах рассвета.   Как пронзительно к звездам взлетает Соната*, Лунным светом чарует великий Бетховен. Дышит вечностью мудрость в ученьях Сократа*. И любовь растворяется в пушкинском слове.   И печальная кротость Сикстинской Мадонны* Полоснёт по душе вопрошающим взглядом. Над «фламандцами»* сердце стучит учащённо — Миг блаженства от истины: ЧТО в мире свято.   Не погубите в женщине улыбку   Не погубите в женщине улыбку, В ней Маргариты грусть, мечта Ассоль. Прощайте даже малую ошибку, Чтоб на губах не притаилась боль. Улыбка женщины всегда прекрасна — Исток любви, дарующий тепло. Невзгодам и потерям неподвластна, Она несёт извечное добро.   Вселенский свет струится по улыбке У женщины, кормящей малыша, Как будто в вышине запели скрипки, И замер мир от счастья, чуть дыша.   В улыбке лунный блеск и знойность лета, В ней неизведан чувственный полёт. То опалит манящей страсти ветром, То холод айсберга в ней проскользнёт.   И милое лукавство, словно тайна, Мерцает шёлком нежность на губах. И каждая улыбка — не случайна, Воспетая поэтами в веках!   Весна открыла главный свой флакон   Весна открыла главный свой флакон: Изысканные запахи сирени. Лиловый, белый цвет на голубом Раскрасил дивный май на загляденье.   И трели разливают соловьи На фоне неба тёмного сапфира, Зовут мечтать о счастье и любви Под сладостные звуки звёздной лиры.   Там слышится таинственная речь В тиши её аллей под лунным светом, Признанья робкие желанных встреч, А для меня — в далёком прошлом это…   Рубашка белая, шаги легки; Я — в светло-голубом в горошек платье. Вкус нежных губ, касание руки, Мы ищем в лепестках сирени счастье.*   Дождусь с тобою будущей весны, Сирень, забравшая кусочек сердца. Зимой цветущий май ворвётся в сны, И от него мне никуда не деться.     Куруптурсун Мамбетов Нефтекумский р-н     Об уроках любви   Ах, люди жестоки сердцами, И мир наш жесток, увы! И мало людей – кто с нами Проводит уроки любви. *** Умен, отзывчив, мудр, строг – И с добрыми глазами. Таких людей отметил Бог – Талантом и мозгами. *** Хурджун — на плечи, в руки — трость, Наряд мой скромен, строг и прост. Я — странник, дервиш я по жизни, Я — вестник мира, добрый гость. *** Я – лекарь, душ людских садовник, На раны, на узлы все дую. Целую матерей ладони, Склоняя голову седую. *** В жизни все идет по кругу, Стужа сменится теплом. Детям — мать, жена — супругу, Женщиной уютен дом. *** Знают люди испокон веков — Время мудрость эту крепит. Понимает мать без слов Детский плач и детский лепет. *** В строгости вы нас растили, Жизнь взяла свое, «анам». Многим мы сердца разбили, Многие разбили нам. *** О поэтах   На любого тупого чиновника Не шуми, поэт, не сердись, не кричи! Он один из тысяч, подобных себе, А ты один — на тысячи. *** К поэтам нужно подходить С иной вершины-колокольни. Им суждено без кожи жить, А это нелегко и больно.   *** О,  женщина! Вкушая в жизни мед и соль, Имел красивых женщин я. От них остались лед и боль В душе моей – и трещина.   Давно не верю я в любовь, И сам не ангел – грешен я. Но рвется на свободу вновь Из уст моих: О, женщина! *** Каждая женщина – это куст Чудных прекрасных цветов. Сладость коралловых, алых уст, Радость, восторг и любовь.         Светлана Бирюкова                   с.Архангельское     *** Где-то зима застелила  просторы, водные глади покрыла стеклом, окна домов расписала узором, тихо сугробом легла под окном. Только на юг, на степное раздолье что-то она не спешит приходить. То ль засиделась на знатном застолье и, упустив путеводную нить, Ночью блуждала, и в лапах у елей сладко уснула, забыв про дела… Может быть утром, проснувшись с похмелья, Вспомнит про степь, что она не бела.   Музыка умолкла сонет   Беда со мною — музыка умолкла. И жизнь предстала, как в немом кино. Терзает кто-то старое фоно И бьёт о клавиши мелодии осколки.   «Куда ушла? — звенит струной вопрос, — За что наказана такою мукой?» И дело даже не в самой разлуке — За ценную пропажу строгий спрос.   Кто виноват? И что во мне не так? Я заглянула в душу — там потёмки, И лишь шаги тяжёлые не в такт,   И где-то, слышу, сыплются обломки Былых надежд и веры, и любви. И шёпот: «Ну лови, лови, лови-и-и-и…»   Я встала, чтобы проводить февраль   Я встала, чтобы проводить февраль. Он в полночь уходил. Разлуку стойко И по-мужски он встретил взглядом вдаль, А я в слезах. Прожито вместе столько Ночей бессонных, суматошных дней, Печалей, радостей, и дней в улыбках, Дождались очень важных новостей, И после битвы — мира, пусть он зыбкий. Он взял котомку полную стихий, Решительно шагнул за кромку ночи… Я буду помнить и читать стихи, Что он мне подарил и напророчил.   Где темы искать для стихов   Спросила однажды подруга меня: «Где темы искать для стихов?» Я думала-думала, где их хранят — под крышками ли сундуков? Чтоб близкие были, касались души, Не где-то, на том берегу. Глаза подняла и увидела их Повсюду, на каждом шагу. Глазами открытыми смотрим на жизнь, Не прячемся в бедном мирку, Тогда и откроется звонкая высь И в каждую ляжет строку.   Мы в будущее смотрим…   Тревожные настали времена. Предчувствуем мы что-то или просто Вершина лет отчётливей видна, И нить судьбы отмерила все версты?!. Не о себе тревожимся в ночи. Чему дано свершиться, всё свершилось. Мы в будущее смотрим и молчим… И молим Небо гнев сменить на милость. Как наши дети, внуки будут жить?! Ведь мы трудиться их не научили! И не молчать, в набат нам надо бить, Чтоб отвернуть беду, пока мы живы. А может, будущее не у нас в руках? И изменить его не в наших силах? Года и старость породили страх, Доверить мы боимся наших милых Другим и непонятным временам, Непостижимым нашему мышленью. И остаётся верить детям  нам И доверять их новым устремленьям.   Шелковица   Я проснулась сегодня в четыре утра, не увидеть боялась рассвета. Кто-то стукнул в окно и шепнул мне: «Пора, выползай из постели согретой!»   Только кто мне стучал-то в четыре утра? Спят ещё и друзья, и подруги. Знать, шелковица, что величаво-стара, оказала такую услугу.   Я встречала рассвет, сотню дел совершив, всё успела и только присела, А шелковица старая снова стучит: «Ты мне песни сегодня не пела»   Багаж долговечный   Похвастаться нечем уже — Ведь нет ни лица, ни фигуры. Как раньше, почти неглиже, Не выйти на пляж в кураже На солнечные процедуры. И глазками не пострелять, И не заманить в ромашки Парнишку, Ван Дамму под стать,.. Потом, как халатик, взять, Накинуть его рубашку. Не надо сейчас выбирать, С кем выйти на белый танец, С кем свадьбу потом сыграть, Кто будет для мамы зять «Солидный иль тот оборванец»? Бывало, бессонницу  — прочь, С желаньем тянулась к подушке, Но тщетно. Проказница-дочь, Попутав, где день, а где ночь, Бренчала своей погремушкой. Ушло все за дальнюю даль: Неудержных вёсен приметы, И внешних красот урожай Уплыл с журавлями за край С восторгами бабьего лета. А что же осталось со мной? И что не унёс ветер встречный, Какой есть багаж долговечный? А память! Уйдет в мир иной С душою моею навечно!   Как жизнь не растратить… притча   Сидели под сенью огромного дуба, От зноя укрывшись, старик и подросток. Покой и прохлада желанны и любы Им были. И ждали их дали и версты.   Усталость сморила, старик задремал, А бойкий мальчишка покоя не знал. То норку тарантула палкой тревожил, То ящерку ловко рукою поймал. Старик сквозь ресницы за ним наблюдал. — Ты тратишь зря силы,- потом подытожил, —   Я тоже был молод. Разбрасывал силы, На важное дело мне сил не хватило. Не знаю, успею ль тебя научить, Как жизнь не растратить и с пользой прожить. — А главная польза, она, деду, в чём? Ты мне расскажи непременно о том.   Но старец не сразу ответил мальцу. Поспешность в делах не к лицу мудрецу. — Задался вопросом — найдёшь и ответ. Смотри, на дороге оставил ты след, Но ветер подует и пыль унесёт. Подумай, полезен ли пыли полёт?   — Какая мне польза от ветра, от пыли?! Никто не узнает, что мы проходили. — Теперь подними-ка глаза над собой, Что видишь, дружок, над своей головой? — Я вижу густые, зелёные ветки Огромного дуба, прохладу дающие. Мы здесь отдыхаем и птицы поющие, Но путники, правда, бывают тут редки. — Когда-то дорога была многолюдной, И мальчик с отцом у обочины этой Дубок посадили. Уж сном непробудным Спят оба. Но ходит легенда по свету. Не помнит молва ни имен их, ни званий, Но помнит дубок, великаном растущий, Что путникам тень и прохладу дающий, Стоит величаво их добрым стараньем.   Ты можешь добиться успеха в карьере И славы актера, певца, живописца, Священником стать и продвинуться в вере, Но негде от зноя прохожим укрыться, И сух твой колодец — в жару не напиться, И если все годы твои и труды — Лишь ветром гонимые с пылью следы, Мой друг, ты подумай, а после скажи, Полезною можешь назвать эту жизнь?   А если твои результаты труда Не только тщеславие тешат и эго, Но служат другим и угодные небу, Какой эту жизнь назовёшь ты тогда?   Что-то происходит во мне   Что-то происходит во мне, И душа томится, не спит. Я хочу мечтать о весне, Только ночь мечтать не велит. Вновь она бессонная здесь, Стала надо мной и нудит. Мыслями тревожными влезть В грёзы о весне норовит. И гудит от напряжения тишь- Где-то далеко ты не спишь.     Твоё сиянье   Когда тревожно на душе, всю ночь не спится, Я вспоминаю о тебе, и вереницей Картины прошлого плывут передо мною. Где рядом ты, где вместе мы ещё с тобою. И я дышу едва-едва, чтоб не разрушить… Виденья эти так теплы, мне греют душу Через года и города, и расстоянье, И вечно будет греть меня твоё сиянье.   *** Начинаю, кажется, верить: За Любовь не надо бороться, Ранним утром открыла двери, А Любовь  стоит у колодца, И распахнутым солнечным взглядом И с улыбкой на пол-лица: — Я с тобой, не грусти, я рядом, Вечно вместе наши сердца.             Другу поэту   Вчера ещё шептал мне лист опавший О тленности земного бытия. Печали об ушедшем не тая, Я схоронила друга в свежей пашне.   А ныне поле всё укрыто снегом, И где схоронен друг, не отыскать. Но буду я весенних всходов ждать. Я знаю, друг мой возродится хлебом, Чтоб души вновь от голода спасать.   Мой земляк   Василию  Рослякову – Мастеру Слова, посвящается.   Сто лет назад явился он Мальчишкой русским, светлоглазым. В степи ковыльной  между войн Рос. Возмужал в войне он разом.   Прошёл бои и отточил Перо на огневых сраженьях. Там репортажи он строчил, Готовил мастера рожденье.   И он родился и блистал И мы его теперь читаем, И от него мы тайну знаем Любви чистейшей, как кристалл. Василий  Росляков     Росляков Василий Петрович родился 17 марта 1921 года в с. Архангельском, Будённовского района, Ставропольского края в крестьянской семье. В селе окончил начальную школу, в г.Будённовске — 10 классов. В 1939 поступил в МИФЛИ. В 1941 ушёл на фронт. После войны продолжил учёбу и закончил филологический факультет МГУ в 1950 году. Был принят в Союз писателей СССР. В 1953 защитил кандидатскую диссертацию на тему «Советский послевоенный очерк». Был членом правления СП РСФСР (1975—1990). Василий Петрович стал известен, как писатель, благодаря повести «Один из нас» (1962), написанной в русле военной прозы 60-х. В персонажах повести узнаются поэты, погибшие на войне: Павел Коган, Михаил Кульчицкий, Николай Майоров, причём автор сам сообщает, кто именно послужил прототипом. С этой повестью сюжетно связаны романы «Последняя война» и «Утро».   Василий Петрович был награждён: орден Отечественной войны 2-й степени (11.03.1985) орден «Знак Почёта» (25.03.1971) Орден Великой Отечественной войны II ст. (21.02.1987). Орден Отечественной войны I степени Орден Красной Звезды Орден Трудового Красного Знамени Орден «Знак Почета» Орден Дружбы народов   «Моя родина, где я родился и вырос, лежит далеко от Москвы, по берегам малоизвестной желтой речки Кумы. Я люблю ее больше всех речек на свете…». Так начинается замечательная повесть Василия Рослякова «У дяди Тимохи». Он действительно любил свою малую родину – Прикумье, родное село Архангельское в Буденновском районе, много писал о Ставрополье и о родной земле, и будучи секретарем Союза писателей России в Москве. Умер Василий Перович в Москве 6 декабря 1991г.   Книги Василия Рослякова:   «Один из нас», повесть о войне, издана в1962. Москва,Современник.   «Витенька» : роман, рассказы/ В.П. Росляков. – Москва : Современник, 1981. – 367 с. Новый роман известного писателя Василия Рослякова — об истории становления молодого человека, жизнь которого прослеживается от рождения до совершеннолетия. Рассказы посвящены людям труда, современникам. «Мы вышли рано, до зари» : сельская хроника.повесть / В.П. Росляков. – Москва : Советский писатель, 1989. – 400 с. Повесть о событиях, последовавших за XX съездом партии, и хронику, посвященную жизни большого сельского района Ставрополья, объединяет одно — перестройка, ставшая на современном этапе реальностью, а в 50-е годы проводимая с трудом и мучительно лучшими представителями парода. «Утро» : роман, рассказы / В.П. Росляков. – Москва : Советский писатель, 1985. – 350 с. Новый роман Василия Рослякова повествует об утре человеческой жизни — детстве, о той прекрасной поре, когда все еще впереди, когда ни одна мечта не представляется несбыточной. Юность героя приходится уже на войну. Обретенные там жизненные принципы помогают ему успешно пройти дальнейшие испытания судьбы. В издание также включены избранные рассказы писателя. « Избранные произведения» : в 2-х томах/ В.П. Росляков. – Москва : Современник, 1983 Василий Росляков принадлежит к поколению писателей, творческое кредо которых формировалось в окопах Великой Отечественной войны, потому так обостренно чувствуют его герои непреходящую ценность человеческой жизни, так четко улавливают правду и ложь. В первый том «Избранных произведений» писателя вошли повесть «Один из нас» и роман «Последняя война» — правдивая летопись мужества советских людей, героизма и непоколебимой веры в победу над фашистскими захватчиками. Очерки «У дяди Тимохи», «Добрая осень», «За рекой в деревне» — о жизни села, с которым автора связывают прожитые там год. Во второй том избранных произведений Василия Рослякова вошли роман «Витенька», повествующий о трудном пути возмужания Вити Мамушкина, паренька из рабочей семьи, и рассказы разных лет, в которых нашла отражение жизнь страны 60-70-х годов ХХ века.   «О жизни на земле» / В.П. Росляков. – Москва : Советская Россия, 1979. – 464 с. Книга писателя Василия Рослякова «О жизни на земле» недаром носит такое название. В ней действительно говорится о многом: о строителях Братской ГЭС и КамАЗа, о преобразователях Голодной степи и сельских тружениках Ставрополья и Владимирщины, о красоте русской природы и реках российских, журналистских встречах и, конечно, о людях, разных и интересных, со своим неповторимым характером и взглядом на мир. И сам писатель использует в своей книге разные формы повествования: рассказы с натуры, очерк, журналистский репортаж, путевые заметки, воспоминания, публицистические эссе. Специальный раздел отводит Василий Росляков делам литературным, где делится своими размышлениями о природе писательского таланта и творчестве молодых. Эта книга — и биография автора, и биография страны, увиденная глазами писателя от Великой Отечественной войны до наших дней.   «Последняя война» : повесть и роман / В.П. Росляков. – Москва : Современник, 1978. – 460 с.,ил Сборник состоит из повести «Один из нас» и романа «Последняя война», который является продолжением повести. Произведения В. Рослякова – это правдивая летопись о боевых друзьях, об их героизме, непоколебимой вере в победу и торжество правого дела.        Росляковские чтения   В литературном мире Ставрополья свершилось важное событие — в 2020 году учреждено литературное мероприятие в память о нашем земляке, большом писателе Василии Петровиче Рослякове.  Будённовская литературная общественность много лет добивалась этого. Василий Петрович незаслуженно забыт на малой  Родине. И наша задача — восстановить справедливость, сделать так, чтобы молодежь знала такого замечательного писателя, фронтовика, члена Союза писателей СССР, члена правления Союза писателей РСФСР, автора множества книг.   В 2020 году из-за пандемии не получилось широко провести чтения, но в 2021 юбилейном году пройти мимо знаменательной даты — 100-летия со дня Рождения Василия Рослякова было невозможно. Мероприятие прошло достойно. В рамках Будённовского округа были организованы Росляковские чтения и конкурс авторских произведений в жанре «Проза».   В 2022 году Росляковские чтения прошли не так широко, но так же значимо. Приглашены были  авторы литературных произведений, любители  творчества В.П.Рослякова,  книголюбы  Будённовского округа и наши соседи из других районов Ставрополья.   Особое внимание на мероприятии было уделено молодёжи. Мероприятие было проведено совместно с Молодёжным центром г.Будённовска. Гости, которые приняли участие в Росляковских чтениях   приглашены в литературное объединение и поощрены возможностью публикации в альманахе и будущих совместных сборниках.   Росляковские чтения – традиционное мероприятием, главная цель которого – приобщение молодёжи к творческому наследию выдающихся земляков. Оно проводится ежегодно в третью субботу марта.       Справка:   «Литературное Прикумье» — газета, основанная Будённовским писателем Владимиром Васильевичем Бабенко. В настоящее время выходит под руководством С.И.Бирюковой. Газета выпускается с 2008года литературным сообществом Будённовского округа, выходит один раз в квартал.   «Восток Ставрополья» — литературный альманах литературного сообщества восточной зоны Ставропольского края. Выпускается один раз в год. Первый альманах был выпущен литературным объединением ЛАНА в 2010 году, второй номер издан в 2012году, третий – в 2013-ом. Четвёртый – это номер, который вы держите в руках, вышел после  большого перерыва, подготовлен по итогам 2021 творческого года.           Редколлегия альманаха:   Моисеевская Н. М. Бирюкова С.И. Спицина С.В. Минаева М.И.                 Писатели Ставрополья Станислав  Подольский Родился в довоенном сиреневом Кисловодске 9 мая 1940 года. Издано 12 книг стихотворений и 6 книг прозы. Редактор журнала «Литературный Кисловодск», член Союза российских писателей, член Русского ПЕН-центра. Станислав Яковлевич и ныне руководит литературным объединением, которое собирается на даче Шаляпина в г. Кисловодске   Александр Екимцев Родился в 1929г. в селе Акуличи  Клетнянского  района  Брянской области. В 1956 году поступил в Московский институт культуры. В годы учебы неоднократно публиковался в центральной и местной печати. После окончания института А.Е. Екимцев был направлен на работу в Ставрополь, который стал для него второй родиной. С 1967 года – член Союза писателей СССР. В 1971 году окончил Высшие литературные курсы. Умер 15 апреля 1992 года   А.Е.Екимцевы м написано более 25 книг, из них большинство книги для детей.   Содержание:   Проза   Наталья Жуковская ………3 Сергей Осенев ……………   5 Татьяна Самарина……    13 Алла Ёлкина…………….. 16 Наталья Очкова …………17   Стихи   Владимир Барсегян……….  20 Татьяна Самарина ……     22 Светлана Глазунова………. 25 Наталья Жуковская ……     26 Дарья Самошкина ……….  27 Надежда Моисеевская ……  28 Анатолий Коробко……….  30 Марина Лунёва …………… 31 Людмила Шишкова ……… 34 Николай Лузиков………… 35 Татьяна Зинаева………    37 Светлана Зиновьева……… 38 Светлана Спицина………… 40 Куруптурсун Мамбетов….. 43 Светлана Бирюкова………. 44 В. П. Росляков……………..47 Писатели ставрополья…….51          Альманах  №3, 2013г    Архангельский Добровольческий Центр         Два юбилея   Дорогие друзья! В этом году  мы  отмечаем два знаменательных события:  15 лет фестивалю  памяти Анатолия  Панасицкого  и 25 лет  литературному  объединению «Лана». Фестиваль — добрая традиция Вот уже в пятнадцать лет подряд мы созываем любителей романтики на фестиваль бардовской песни. Это стало доброй традицией на Будённовской земле. На этой традиции повзрослело целое поколение детей, ради которых затевается фестиваль. Поскольку каждый год у песенного события  появляются новые поклонники, ещё не знающие его историю, мы расскажем немного, как все начиналось. Жил на Буденновской земле человек с рыцарской душой по имени Анатолий Панасицкий. Он был по призванию и по профессии педагог. Любил поэзию и бардовскую песню. А еще он не мог терпеть несправедливость, особенно в отношении детей. В конце восьмидесятых годов, и особенно вначале девяностых  у нас в стране остро стал вопрос с безнадзорными детьми. Они скитались по подвалам и чердакам, жили в канализационных люках, их эксплуатировали преступные группировки, вовлекая в криминал. Именно в те годы Анатолий Панасицкий заявил на всю страну, что пришло время, когда проблемы детства стали проблемой национальной безопасности.   Но только спустя десятилетия эту проблему признали, она прозвучала из уст президента, и над ней начали активно работать. Но тогда, когда об этом громко заявил Панасицкий, признавать существование проблемы чиновники не хотели. По инерции в духе советских традиций, они заявляли, что беспризорников у нас в стране не может быть, и потому объявили травлю на Панасицкого. А в это же самое время Анатолий Панасицкий, не имея денег и официальных полномочий, помещений и какой-либо материальной базы, собирал беспризорников со всей страны, жил с ними по заброшенным хуторам или турбазам. Его гнали из  Ставрополья, он уходил в леса Адыгеи. Они своими руками ремонтировали заброшенные здания, заводили подсобное хозяйство.  О нем неоднократно рассказывало центральное телевидение в передаче «До 16 и старше». У него находились единомышленники, которые помогали вещами и продуктами для детей, защищали их юридически от произвола. Так прокурор из г. Краснодара бросила город и работу и пошла за Анатолием. Впоследствии,  она стала его женой. Но постоянное противостояние, гонения, клевета подорвали здоровье Анатолия. И однажды, 1998 году, его сердце не выдержало. Он умер в расцвете сил. Но остались его воспитанники, единомышленники, продолжатели его дела. Они то и решили в память об Анатолии ежегодно проводить фестиваль, на который стали собираться самые разные люди: барды и поэты, любители и защитники природы, добровольцы, кто занимается проблемами детей  и социальной работой, разные общественные организации. А на десять лет раньше В Буденновске родилось литературное  объединение . В 1988 году впервые на Буденновской земле прошел зональный смотр поэзии. А через месяц участники смотра собрались вновь и решили создать общественное литературное объединение. Членами его стали пятнадцать поэтов из четырех районов восточного Ставрополья. И число это увеличивалось с каждым годом.  В последствии объединении разделилось на два коллектива. Люди, увлеченные литературным творчеством, собирались регулярно вместе, обсуждали вновь написанные произведения, учились литературной грамоте, вовлекали в занятия творчеством молодежь, пропагандировали литературное творчество школьникам и студентам, проводили конкурсы и поэтические праздники. Об истории «Ланы» много писалось в газетах и  в выпущенных объединением сборниках. А их вышло в свет несколько десятков. Одна из последних книг «Страна Берегиния» вышла к 20-летию «Ланы». После этого выходили два выпуска  альманаха «Восток Ставрополья». Идя в ногу со временем, объединение меняет формы и методы работы. Появилась у нас и новая площадка для общения – это интернет.  25-ый юбилей литературного объединения литераторы решили отметить открытием своего литературного сайта. Всех желающих публиковаться на Сайте могут обращаться: писать на электронный адрес: lana_biryukova@mail.ru. Поскольку два юбилея совпали по времени, оргкомитетом  решено отметить  их одновременно. Мы просим всех авторов поэзии и прозы, авторов песен, которые когда-то посещали встречи в «Лане», откликнуться и принять участие в юбилейных мероприятиях, а так же в выпуске очередного альманаха «Восток Ставрополья». Мы особенно обращаемся к юным авторам. Для вас мы готовим самое интересное, вас ждут самые ценные подарки и призы. Мы приглашаем тех, кто пока не нашел выхода  к читателю. Юбилейные мероприятия прекрасная для этого возможность. Мы приглашаем всех творческих людей отметить два юбилея вместе с нами.  О том, что пройдёт  и  как, мы расскажем в дополнительном юбилейном выпуске альманаха, который выйдет к Новому году.  В планах творческие встречи, выступления в коллективах, конкурсы, открытия новых талантов. Чему суждено сбыться покажет жизнь. Такое бывает – планы всего лишь намерения.  Жизнь вносит свои коррективы, и часто не в худшую сторону. Но самые главные планы объединения – активизировать поиск молодых талантов. Двери в творческое объединение открыты  для всех и всегда. Добро пожаловать!          На фото участники конкурса молодых поэтов 2003г.     Дню рождения г. Будённовска посвящается!   Мой город, ты моя надежда!   В этом разделе альманаха собраны исторические материалы и стихи о  Буденновске, об окружающей природе, о событиях далекой старины и о сегодняшнем дне города. Авторы – это жители г. Буденновска и всего Прикумья. Они любят, восхищаются, страдают, верят и надеются – живут одной судьбой с городом. Большинство авторов в разные годы занимались в литературном объединении «Лана» и получили там первые творческие навыки.  Этот раздел мы посвящаем дню рождения г. Буденновска. Прими, Город, наш скромный подарок! Загадочный город Маджары Автор очерка Светлана Бирюкова   На том месте, где стоит современный город под именем Буденновск, еще в глубокой древности образовалось крупное поселение. И все вокруг, и сама Природа помогало человеку закрепиться на прикумских землях. Богатый растительный мир, множество животных, полноводная река, плодородная долина, природные строительные материалы – эти непреходящие сокровища издревле ценил человек. А появился современный человек на Прикумье примерно миллион лет назад, когда оно, как и все Предкавказье, освободилось от моря, и Кавказский остров соединился с Малой и Передней Азией. Хотя есть мнение, что и до великого потопа на Северном Кавказе жили люди. Древние люди, после того как отспупила вода,  селились в неглубоких гротах, пещерах, а, расселяясь на равнину, рыли себе углубления в земле и перекрывали его ветками, камышом, сухой травой. Кочевые племена для жилища использовали легкие жерди, которые обтягивались шкурами. Именно в долине реки  древние кочевые племена оседали, начинали строить постоянные жилища, сначала глиняные землянки, глинобитные хаты, потом дома из обожженного глиняного кирпича, камня-ракушечника, залежи которого имелись недалеко от долины. Раскопки археологов говорят о том, что место, где стоит современный город Будённовск, имеет пять культурных слоёв. А это значит, что пять раз на месте Будённовска расцветала и угасала активная деятельность людей. Но археологические и документальные подтверждения о древних временах остались очень скудные. Доподлинно известно из летописей, что были времена, когда Прикумье входило в состав Хазарского царства. Тогда в долине и родился большой богатый город, с христианскими церквями, мусульманскими мечетями, иудейскими храмами. «Судя по всем имеющимся о Мажарах писаным свидетельствам, необходимо прийти к заключению, что это был хазарский город. Так он назывался в истории г. Дербента, где упоминаются (8 в. до Р.Х.) Большие и Малые Мажары…», — писал в своем историческом труде в 1910 году «Мажары  один из древнейших городов Северного Кавказа» Н.Г. Прозрителев, один из самых самоотверженных сторонников Мажар. А в другом научном документе автора Проценко (материалы археологического съезда в Тифлисе 1879г. Т-1 стр. 152)  писалось,«…что Маджары, –  или чаще в грузинской форме этого имени Самандар(потому что арабы в первый раз познакомились с этим городом, идя походом, при Мурване в 60-х годах VIII столетия в Казарию через Грузию)– был городом казарским». Позже, когда на Северный Кавказ пришли монголо-татарские завоеватели, культура хазар была уничтожена, погиб народ, просуществовавший на западном побережье Каспия 700 лет.(Карамзин «История государства Российского») Завоеватели постарались уничтожить саму память о том, что было до них, не думая о том, что воздастся им по делам их. Однако совсем уничтожить не удалось. Память осталась жить. Сама Земля до сих пор хранит бесценные  свидетельства, которые не раз открывались, и еще будут открываться «копателям», ищущим истину. Историки Прозрителев и Проценко, а также Караулов, Миллер, Волкова утверждают, что великолепный город, оставшийся в истории под названием Маджары , стал преемником древнехазарского города. Расцвет средневекового города приходится на 14 век. Письменные и археологические источники дают возможность представить облик этого золотоордынского города. «Он разделялся Кумой на две большие части: верхнюю, находившуюся по левому берегу реки, и нижнюю, занимавшую ее правобережье. На левом, более высоком берегу, территория Маджар составляла 3 км в длину и около 1км в ширину. Как рассказывали Г.Н. Прозрителеву старожилы – жители местных селений, в нижнюю часть города вела широкая лестница из белых и изразцовых плит. Именно в нижней части города находились ремесленные кварталы, что подтверждается находками здесь обогатительных печей и различного ремесленного брака: стекловидных шлаков, глиняных трубок с застывшей в них глазурью и т.п. На плане Маджар, составленном в 1850-х годах А.Архиповым, было обозначено 43 полных квартала и 7 кварталов, вошедших  в этот план не полностью. Неправильная планировка кварталов, узкие улицы создают картину типичного средневекового города с поквартальным поселением жителей одной национальности или одной профессии… Ибн Батута упоминает в своих летописях, что в Маджарах был большой базар, джума, т.е. соборную мечеть, скит, где жили разных национальностей факиры. Находки монет маджарского чекана указывают на существование в городе монетного двора и мастеров-чеканщиков. В 1840г. на развалинах  Маджар местными крестьянами были открыты остатки городского водопровода, четыре линии которого шли с северо-запада на юго-восток и имели протяженность около 324 саженей… Часть города, судя по сохранившимся в 18 и начале 19 веков развалинам, занимали мавзолеи, архитектурный стиль которых был аналогичен мавзолеям Передней и Средней Азии…», – так описывала Маджары Н.Г. Волкова,  советский историк, в 1962 году. Но, как пишет Г.Н. Прозрителев: «Этот загадочный город положительно обречен судьбой на то, чтобы окончательно исчезнуть с лица земли и унести с собой истину о существовании его и тех, кто в нем жил и его построил». Гибель Маджар осталась тайной до сего дня. О причинах гибели древнего города ходят легенды. Одна из самых вероятных рассказывает  о нападении на город войск Тамерлана (Тимура). Однако есть и другие версии, среди которых землетрясение, наводнение, нашествие пауков тарантулов.  Рок висит  над самой памятью о Маджарах. Все, что напоминает о старине, методично и упорно уничтожается. И не берется в расчет, что о Маджарах говорили такие древние писатели, как Магаммедъ-Аваби-Акраши в своей «Истории Дербента», Абулгази-Баядуръ-Ханъ в «Истории татар», Абдулъ-Феда в «Географии», оконченной в 1321 году, а также в древних русских летописях. И оттого нам, потомкам, становится еще досаднее, что мы не знаем почти ничего о Маджарах.   И в этом и заключаются уроки истории, чтобы помнить, кто мы есть, чтить память о том, что было до нас, заботиться о том, что останется после нас, и молиться о том, чтобы не случилось так, что однажды от нашего города останутся руины, которые покроются новой тайной.   Стихи о городе Валерий Митрофаненко Валерий Валентинович Митрофаненко живёт в г.Ставрополе, работает в Ставропольском Федеральном Университете, является координатором НКО на Кавказе. С  городом Будённовском его судьба связала много лет назад. В нашем городе жил его друг и соратник  А.А.Панасицкий. С ним он попал в заложники 1995году. Валерий стал инициатором проведения фестиваля памяти Анатолия Панасицкого на Будённовской земле. Предлагаем вашему вниманию его стихи о Будённовске, которые уже стали песней. Маленький город Маленький город, клетки заборов, Улиц тетрадь. Ритмом не скорый в рыночных спорах- Жизни игра. Песни казачек, праздничный «хачик», А во дворах- Щебет весёлый- лето пасет детвора Скромный оркестр, тем лишь известный, Что командарм, Города крестник, так же как песне Имя отдал. Все эти годы он хороводы Тихо лабал Не было б фальши, также и дальше, Да не судьба. Вот вам и здарсте, видели страсти Только в кино, И прозевали-пули склевали Наше окно. Дикие пули зрителя сдули В первом ряду. «а город подумал, а город подумал Ученья идут». Крики из гула, щерятся дула В каждом меже И на тетради снайперы ладят Кляксы уже. Маленький город минами вспорот, А со дворов Справа и слева тянется невод – Гонят  народ. — Что ж вы, сыночки, мы между прочим Против войны. -Ну а за Грозным землю навозят Ваши сыны. — Есть генералы, их бы брали, Чей был почин. — Мы за Самашки, прахом где наши Бабка, молчи! Богу ль молиться!? Бледные лица Боже, спасе! Толи больница, толи гробница Сразу для всех. Жизни ли ради, спереди, сзади Окриков кнут? И в исступлении во искупление встали к окну. Кто здесь ответит: жизни ли смерти Ставить права. В споре приватном? Только обратно Лег караван. Двери открыты, ямы зарыты, И коридор Тронулся туго. Встретят друг друга Стыд и позор. Скромный оркестр, тем лишь известный, Что командарм, Города крестник, так же как  песне Имя отдал. Все эти годы он хороводы Тихо лабал. Не было б фальши, так бы и дальше, Но не судьба…           СЕРГЕЙ АНДРОСОВ *** Иду один, красив и молод. Родные сердцу все места. Огни. Я узнаю мой город, И песнь о нем моя проста.   Мне все знакомо здесь и мило, Я здесь учился песни петь, И эта степь меня кормила, И сад на плечи сыпал медь.   Я знаю здесь все парки, скверы. И я еще не раз спою, Что в мире нет сильнее веры, Чем вера в будущность твою! ПРИКУМЬЕ Нет, сердце мое не остыло, И я не намерен скрывать, Как сердце мое полюбило Просторов твоих благодать.   Без края то сад, то пшеница, А травы! Их жалко примять. Ну как же в тебя не влюбиться!? Как сердцем тебя не принять!?   Ночь землю прохладою лижет. За речкою море огней. А беды нас делают ближе, Друг другу мы стали родней.   Прикумье, родное Прикумье! Тоскует у речки верба… Не веки мое ты раздумье, Навеки моя ты судьба!   СОБЫТИЯМ 1995 ГОДА ПОСВЯЩАЕТСЯ Безбожник, безбожник, безбожник! Не зная иного, мирюсь. Заложник! Заложник! Заложник! В заложниках матушка Русь. Укрыться, зарыться, забыться От этих не праведных дел… Умел бы я только молиться, Молитву бы господу спел: О, Боже! О, Боже! О, Боже! Пошли мне чуму или СПИД. Жить в этой стране не возможно! Жить в этой стране срам и стыд! Случилось, случилось, случилось! С Россией воюет Чечня … О, Боже, ну сделай же милость, Возьми поскорее меня! Могилы, могилы, могилы… Жжет кожу землица в горсти. О, Боже, откуда взять силы С ума чтобы здесь не сойти? Зловонит, зловонит, зловонит… Я, Боже, все больше боюсь… Быть может, не граждан хоронят, Хоронят Великую Русь!?   СВЕТЛАНА БИРЮКОВА *** Не раз с тобой прощаясь, уезжала, Не раз твердила: «Не вернусь, не жди». Но вновь и вновь до боли тосковала И вспоминала зимние дожди, И лето знойное в разлуке было славным, И суховей – лишь тема для стихов. И поняла, что стал ты самым главным Из всех больших и малых городов! Трудяга ты, и ты в степи хозяин. По нраву мне характер твой прямой, И как отцу, тебе я подражая, Стараюсь в жизни не кривить душой. Ты другом стал надежным, верным, строгим. Нашла опору слабая рука. Где б не была, всегда к тебе дороги Ведут со всех краев и сквозь века.   ПЕРВОЙ БЕРЕЗКЕ В БУДЕННОВСКЕ В краю степном и на Прикумье, Как чудо, появилась вдруг… Береза, словно новолунье, Ты восхищала всех вокруг. Лесов российских украшенье, Нежна, красива и стройна, Дарить поэтам вдохновенье – Такая сила ей дана. Посланницей лесов далеких К нам в городок она пришла, От белых рощ в кудрях зеленых Привет прикумью принесла.   ПО  ГЛАДИ  ОЗЕРА По глади озера тянулся путь к закату. Купались лошади на этом берегу. На том в истерике визжала автострада, Дома высотные толпились рядом, Бетонную не пряча наготу. Брели уныло лошади к закату, Вода касалась ласково копыт. И нет надежды и пути к возврату, И здесь проложат скоро автостраду, Дома поставят, благоустроят быт. Но протестует существо поэта. Цивилизация, быть может, хороша. Но надо обязательно чтоб где-то Купались лошади до самого рассвета И где-то пела и жила душа!   СЕРДЦУ МИЛАЯ КАРТИНА Сердцу милая картина На родимой стороне: Буераки и равнины, Солнце, город на холме! Слева поле зеленеет, Справа – сад, белым-бело! Словно облако спустилось И на ветви прилегло. Стороны моей приметы: Яркоцветие слепит. Столько солнца, столько света Только здесь, в моей степи!   СТОРОНА РОДНАЯ Сторона моя родная: речка, поле- До чего ж ты сердцу дорога! Это необъятное раздолье, Эти золоченые стога, Ивушки, что моют тонки руки В сонных водах озера и где Так легко дышать и так привольно Там моей душе, моей мечте. И пойду я в даль тропою дикой. Пусть исхлещет ноги осока. Пусть сплетает, словно повиликой, Чувства опьяневшая строка.   УЛИЦА ДЕТСТВА Посвящается улице Интернациональной   Улица детства. От воспоминаний Никуда не деться, Не забыть, не забыться. Они, как ночная птица, Под окном то плачет, То стонет. И бездушного за душу тронет. Воспоминания детства Трогают душу, Любые стены рушат, Снимают маски… В детстве любые краски- Акварель. Любой месяц- апрель. Замедлила шаг от волненья: Да! Это было здесь, Без сомненья! Ищу знакомые лица. Скамейка, сирень… Черепица на доме все та же, А в окне подруга рукою машет, А вот здесь, под кустом сирени Целовались две юные тени… Помню. Никуда не деться, Улица детства.   МОЙ СКВЕР Мой сквер умирает. В его изголовье Стою я, печали полна А в детстве, я помню, Как ярко, с любовью Его одевала весна! А пышные кроны Пяти великанов – В них сердце Всего существа. Мой сквер заменял Мне далекие страны, Листвы шелестенье – Слова. Уж нет великанов, А сердце в граните Дух гения нынче хранит. Мой сквер, что из детства, Ты в памяти сердца Моим поколеньем сокрыт.   ОПЛАКИВАЕТ  ОСЕНЬ БОЛЬ  БЕСЛАНА А в город мой пришла хозяйкой осень. И небо, почернев, так низко свисло. А парк багряный лист мне первый бросил, Как память о кровавых первых числах. Сентябрь…а ведь было солнце ярким, И праздник был, и музыка звучала, День знаний. И когда несли подарки, В Беслане разлилось вдруг зла начало. И больше там мечта крылом не машет. И розы из букета первоклашек Упали в лужицу мечты багряной, Что вытекла у малыша из раны… Мне парк в подарок бросил лист багряный, Как память о кровавых днях Беслана.. Дожди пришли в мой город нынче рано: Оплакивает осень боль Беслана.     Владимир Барсегян Будённовску Где ветер трогает руками Акаций колкое жнивьё, Ночь голубыми ручейками Вдоль спящих улочек плывёт.   Здесь каждый дом наполнен светом, Здесь окна, словно светлячки, И над Кумой встают рассветы, Как дым, как дым прозрачны и легки.   А ветры радуги сплетают Над царством лоз и ковыля, И к горизонтам убегают Поля, поля, поля, поля… Прикумск – утерянное слово, Далёкий южный городок. Он словно путник незнакомый Прильнул к обочине дорог. Здесь так легко жилось и пелось, Цвели седины на виске. Жаль, что родиться не сумелось В забытом этом городке.   РИММА КАРАНОВА МОЙ ГОРОД Живу с тобой заботою одной, И горький мед твоих печалей пью. И не твоей считаю я виной, Что много бед еще в степном краю.   Люблю тебя за радости весны, Когда ты весь – цветущий белый сад. Люблю за лета щедрые дары И осени печальный листопад.   Но я хочу тебе еще сказать: Благодарю за радость теплых встреч, И за Кумской долины благодать, Которую так хочется сберечь.   ДОРОГА К ДОМУ Возвращаюсь домой, не бегу из неволи, Торопила дела, все считала деньки. Распахнулась дорога, как взлетное поле, А навстречу бегут и бегут васильки. Скоро-скоро покажутся города крыши, Там, где речка Кума, там, где озера гладь, Где Кумская долина прохладою дышит, Снова встретит меня тополиная рать. Хороши те дороги, которые к дому, А не те, что от дома куда-то ведут. Хорошо возвратиться к родному порогу, Где тебя понимают и любят, и ждут. ОСЕНЬ НА ПРИКУМЬЕ Прикумье долго ожидало, Как ждут невесту у крыльца, Гонца, но осень запоздала, Знать лету не было конца. Ей платье белое б примерить, Как полагается, к венцу. И надо же, придется верить, Что ей зеленое у лицу! И солнцем ласковым согреты Забрались розы в палисад, Предвосхищая бабье лето, Надели лучший свой наряд. Лоза, устав от винограда Уже хотела на покой. А запах сладостный муската Тянулся долго над рекой. ОЗЕРО Вот оно. Красиво как игрушечка! Озеро. Прозрачная вода. Только ни рыбешки, ни лягушечки… Вымерли. Не уж то навсегда?! И ни в чем покоя не нарушили Этих мест пропавшие скворцы. Люди по весне их песни слушали. Где же вы, пернатые певцы? Видно стало озеро могилою Для всего живого в этот год. Только кажется вода красивою, Много ль красоты от мертвых вод?!   ЛЕОНИД ЛАТЫШЕВ ГОРОД – ДРУГ МОЙ За окном мокрый снег. Снова в душу мороз Заглянул в впопыхах и тепло все унес. Звон гитарной струны –это нервы мои. Кто – то рабской рукой звоны струн охладил. Запорошил, замел умирающий сад. И блуждает по нем мой безрадостный взгляд. Крик души оборвал, резкий возглас завис. Как смола почернел этот сумрачный бриз. День качнулся и сник, и обидой горя, Утонул в серой мгле, мокрой мгле января. Вместе с облаком мчусь, город тает в стекле, Мой Прикумск дорогой засыпает во мгле. Небо плачет, слезой осыпая дома. Вперемежку с дождем и снега не снега. Город – друг мой родной! Он поддержка моя. На него положусь, положусь до конца. Он не скажет мне слов, он и так все поймет, Как порой тяжело, если на сердце лед.   УЛИЦА  МОЯ Нашей Пролетарской далеко до Пушкинской, Нет здесь магазинов, нет и площадей, Змейкой по окраинам вьётся переулками, Средь густых акаций, вишен, тополей. Нашей пролетарской, нет, не быть Октябрьской., Не идти парадами с песнями по ней. Но пройдёт по ней с красками нарядными, Запахами нежными добрый чародей. И с весны нам кажется, край наш милый ряжется, Красотой своей простой показать себя, Дуб соседский кряжистый вьёт ветвями пряжу, Каждый год сильней, мудрей, в зелени горя. Наша Пролетарская улица как улица, С низкими домами, но с большой душой. Никогда не снизится, никогда не старится, А живёт и здравствует над рекой Кумой. Вот такая улица, наша Пролетарская, Сильно не красуется и не прячется. Не затмишь её весной никакими парками, Почему ж «Нахаловкой» средь народа значится?!   ВЕЧЕР В ДОЛИНЕ КУМЫ Вот и день уж на исходе, Виден жёлтый свет луны, Ночь плывёт на пароходе По оврагам на холмы. Лишь слегка искрятся воды, Принимая блеск луны, Так сверкают наши годы И бегут куда-то дни.   Ночь залила всю округу, Набросала в небо звёзд, Душу вывернула другу, Обдала росою слёз. Где-то чудится далёко Ночи тёмной властный взор. На холме дома высоко Светят окнами в простор.   ВИНОГРАДНАЯ  ДОЛИНА Сон нарушила прохлада, Зазвонила, цепью рос, Травы нежатся в нарядах, Ожидая острых кос. Перламутровые краски Заиграли на лугах Серебром, сверкая, пляшут На ресницах и в глазах. Распрямляются чуть слышно Камыши по берегам. И махалки гривой пышной Машут утренним ветрам. Виноградная долина, Тополь, будто бы свеча, По соседству с гибкой ивой Приютился у ручья.            УЛИЦА Улица с кривыми закоулками, По соседству с ней река Кума, Подарила мне с шагами гулкими Детство у песчаного бугра. Травами, волнующими сердце, На больших заросших пустырях. Отворяла в юность мою дверцу, Встретила на вздыбленных конях.   ОТ ВОКЗАЛА ДО ДОМА Я люблю возвращаться усталым с работы, На вокзале сойти и оттуда пешком. Шаг за шагом пройти все углы, повороты, И аллеями парка, помечтать о былом. На ходу покурить, мысли с дымом на пару. Здесь родился и рос, и сейчас я живу. Хорошо на душе, так идти по бульвару, Дню на встречу идти не во сне, наяву. Слышать голос: «Привет! Как дела? Ты откуда? Столько дней не видать, где старик, пропадал»? Улыбаясь в ответ, пожимать другу руку, Обнимая дыханьем за кварталом квартал. Не спеша говорить: «Хорошо, всё в порядке. Я живу на свободе, дом — рукою подать». И куда можно деться, ведь знакомые хатки Не дают год от года никуда исчезать. Я люблю этот город, этот рыжий пригорок. Тот, что сдавлен давно челюстями времён. Он в любую погоду По — прикумски мне дорог. Только как тебя звать среди стольких имён?!   БЕЛЛА КРИВОНОГОВА ПЕСНЯ О БУДЕННОВСКЕ Эту песню простую Ты со мной вместе пой: Как растет-процветает Наш Буденновск родной. Зреет в поле пшеница- Колосок налитой, И степные просторы Поражают собой. Виноградные гроздья Теплотою полны, Солнце в ягоде каждой Сохранят до весны. Пусть дворцы возрастают, И строятся школы, И гигантский завод Пусть прославит наш город. Только б кровью не красилась В речке вода, Только б город Буденновск Был мирным всегда.   ЕВГЕНИЙ ВЕРКИН ОТ БУДЕННОВСКА ДО РИМА От Буденновска до Рима Ох, дорога далека! Подвези меня, родимый, Видишь, поднята рука. Заплачу в деньгах, натурой – Все, что есть, тебе отдам! Пусть все скажут, что я дура, Оказаться лишь бы там. – Ах, душа моя девица, Улыбнешься… и подвез. Как от туда возвратиться, Посерьезнее вопрос. Знаю, что неповторима Наша жизнь в семнадцать лет. Но к Буденновску от Рима Вообще дороги нет.   ЛЮБИМЫЙ ГОРОД По отцовским по заветам Мы живем. В том есть резон. А над городом рассветным Колокольный льется звон. С детства все кругом знакомо, Да и весь он на виду. Я по городу родному По Буденновску иду. Пережил наш город лихо, Не сломался, не погас. Эта боль его, пусть тихо, До сих пор терзает нас. Слышен голос тот, что хору Придает и вес, и жест, Любим мы святой наш город, Наш Святой и и верный крест.   ГОРОД МОЙ БУДЕННОВСКОМ ЗОВУТ Все говорят, что Сингапур – мечта, И городу, что мой, конечно не чета. Но стоит ли вдруг в споре руки бить? Нам Бог велел родиться здесь и жить. Вот я иду, смотрю на улиц ряд. И каждой веточке в жару бываю рад. Где я встречаю сотни милых лиц Вдали от небоскребов и столиц. Здесь, даже там, где царствует базар, Где в гомоне людском горит пожар Страстей и цен, где колорита чад, Я вижу лишь степи прикумской сад. И я иду туда, где Буйвола, Где паруса отмылись до бела, Где тишина над медленной водой, Как в зеркале, красивый город мой. Он все еще в старинной той же мгле. Он Крест Святой, он на своей земле. И хоть однажды был расстрелян он, Все позади. То был кошмарный сон. Но он прошел. Мы дышим и живем, Возводим нивы света и добра, Чтоб завтра было лучше, чем вчера. Есть Сингапур, но есть и город мой. Стоит, склонившись над рекой Кумой, И город мой Буденновском зовут.     ЮРИЙ НИКОЛАЕВ К ДВУХСОТЛЕТИЮ Буденновск, Мажары, а то Крест Святой. Для города важно? Не очень. Как мода, похоже, убор головной К сезону тому приурочен. Лишь город вбирает свое существо Духовным богатством сдается. Раз славен народ, горожанин его, В весомости слава прольется! А городу сердце свое отдают Старательные старожилы, Любовь, сокровенное – все было тут, Пороги и счастья приливы, И чаянья с городом не разделить. Сам город шагает веками! Зато, кто сумел свой очаг полюбить, Пусть счастьем живет и с цветами!   У БУЙВОЛЫ Потрогал ветер зеркало воды, И дружно вслед морщинок стаи, А блики зайчиков с ума свели Стрекоз. Они  резвиться стали. Прибрежный мир, завидя красоту, Стремиться выдать изумленье. Кто глянул в молодость, кто на лету Коснулся счастья и сомненья… Теперь, похоже, некуда спешить, Любуйся чудесам природы, Но приутихли с ветром камыши, И гладь опять легла на воду. От изумленья все пришли в себя, Тот ветер в поле не догонишь, И унывать, печалиться зазря – Свой сердца крик потом припомнишь…   ЮЛИЯ НАСЫБУЛИНА *** Чуть брезжит рассвет, чуть теплеет, Но солнце еще далеко. Лишь зорька стыдливо алеет, Несет свое счастье светло. Проснулась. Какая прохлада! Как город покоем объят! Мне в жизни иного не надо, Пусть ветры степные шумят. Под ветром пшеница ложится К земле, припадая сухой. Пусть в утренней дреме мне снится Родительский дом мой родной. Здесь детство мое пролетело, И юность сдружилась с зарей, Грибные дожди мне пропели, Любовь повстречалась весной. Я верность храню, как святыню, К отчизне и к этой земле, Прикумье, родное прикумье, Пою эту песнь о тебе   РАИСА МЕСЕДИЛИ *** Мой степной городок, Как лукавый Восток, Распростер ты объятья Для многих собратьев. С Сумгаита, Баку С узелком на боку В те жестокие дни Из соседней Чечни, Проглотив горький ком, И оставив свой дом, Да сюда, в Святой Крест, Из покинутых мест Потянулись они. «Господи, сохрани!»   ВЛАДИМИР  УРУСОВ           МОЙ  ГОРОД В ночи сияют, как созвездья, Неоном нежным фонари! Мой город! Ты моя надежда. Гори в душе моей, гори! Ты разбуди меня, мой город, Под утро тихо разбуди. С тобой я снова сердцем молод, И день грядущий впереди. И освещённые лучами, Как белоснежный рафинад, Слегка неровными рядами Дома высотные стоят. И пусть дороги будут шире, Проспекты чище и светлей! Мне повезло, что в этом мире Свою судьбу связал с твоей!     РЕКА  КУМА Почему зовут тебя Кумою? Почему, и кто тебя назвал? Породнился кто-то здесь с тобою И навеки кумом тебе стал. Вот стою и долго размышляю. Бьётся в берег мутная вода. Может, эту тайну разгадаю. Может, не раскрою никогда. Но не зря зовут тебя Кумою, Всем давно ты стала как родня, От того и раннею весною На прикумье всходят зеленя. И цветёт прикумская долина. И богатый зреет урожай. А какие на прикумье вина, Ты попробуй, тайну разгадай.      РАИСА  РАЙКО                                В ЧЁРНЫЕ  ДНИ  ИЮНЯ  1995г. (Писала 22.04. 1995г.) То был июнь, была среда, И день тот был и тих и светел, И жизнь текла, ну как всегда — Кто, может, мрачен был,  кто  весел…. И вдруг, как гром, средь бела дня, Как смерч, нежданно налетевший…. И посвист пуль, и взрывов мгла, И пулемёты в мире потускневшем…. И смерть, вдруг получившая права, Косить людей пришла ни в чём не виноватых, Крушить машины, жизни и дома — Скрывая солнце облаком косматым…. Метались люди. А куда бежать От смерти лютой, западни жестокой, Пытаясь и детей и близких защищать – Уйти всем от беды, совсем уж недалёкой…. Но сердца не было у тех людей, Что с автоматами стояли убивая, Женщин и детей, как скот, Всех в корпуса больницы загоняли…. Потом был штурм, и стон, и крик, И в окнах женщины, под градом пуль, стояли, И спины их с обратной стороны, Оружием бандиты подпирали…. Потом переговоры с главарём, И просьбы, униженье, и уступки…. Всё делалось, с великим хоть трудом, Чтоб больше жизней сохранить, Предупредить жестокие поступки…. И стал Басаев понемножку отпускать, Немного матерей с детьми, потом больных смертельно, Трупы расстрелянных позволил забирать – Чтоб его планы исполнялись непременно…. Так чем же виноваты были те, Кто в землю лёг под обелиски, И там, в могильной тишине Не слышат слёз родных и близких!.. Кто сможет заменить Отца и Мать осиротевшим детям? И кто поможет матери забыть Своё дитя, чего дороже нет на свете? Тяжёлых пять ночей и дней Весь город трепетал тревогою душевной…. И каждый житель ожидал, Когда же снимут этот груз безмерный?!.. И наконец свобода, хоть скорбь везде теперь, Но люди всё ж полегче задышали, А сколько слёз, и гнева, и страстей?.. И сколько горя в эти дни познали?.. Так будем благодарны землякам – Тем, кто, чем мог помочь, старались! И воинам, медсёстрам и врачам – Что в стороне от боли не остались!.. Так не кляните, ради Бога, всех подряд, Не проклинайте тех, кто должен и обязан, А может, из нас каждый как-то виноват?.. Подумайте, у нас самих, всегда ль, Сосед с соседом дружбой связан???   БУДЁННОВСКУ ПОСВЯЩАЮ! Что, чего дороже? В чём вопрос За те края – где жил, где рос? Где Мать баюкала тебя, Где жил Отец, тебя любя! Ведь сердцу ближе та Земля, Что прах теперь их приняла…. Где могут быть места милей, Душе дороже и родней?! Буденновск – город дорогой, Ты сердце стороны степной, Хлебов бескрайних колыханье, Небес горячее дыханье! Домов высотных стройный ряд, Как храмы белые стоят! И зелень улиц, и асфальт, Всё душу радует и взгляд! Моя отчизна и мой дом, Жива пусть радость будет в нём! Тебе я в пояс поклонюсь, Рукой земли твоей коснусь!!! И для народа твоего, Не надо больше ничего – Только б ты жил и процветал Вражды людей чтоб ты не знал!!! Наш милый город молодой Хоть двести пять лет срок большой, Но ты с годами, всё стройней, Всё краше и ещё родней!!!   ГОРОДУ  БУДЁННОВСКУ  В ДЕНЬ  РОЖДЕНИЯ   Что сказать о тебе наш Будённовск? Где такие слова отыскать? Чтобы образ твой светлый, как гордость Во весь рост, в тех словах, мог бы встать! Город труженик, бед не боялся, Горя много пришлось пережить…. Ты как феникс, из пепла поднялся Чтобы снова трудится и жить! Так живи, процветай и будь краше, Ведь с тобой наша жизнь и наш свет! И Россия, вся родина наша, С тобой вместе уже сотни лет!   НИКОЛАЙ  САХАРОВ * * * Над Кумскими берегами, Над холмистой стороной, Там где рощи с соловьями, Не ложатся стать весной, Там  закат не успевает До утра остыть в ночи, Зори росы рассыпают, Чтоб  сверкали в них  лучи. *  *  * Где же ты моя тропинка? Та, что юность увела, Над рекой Кумой ложбинка, Где любимая ждала. Где сверчки нам песни пели. Холмы месяц обнимал, Очи милой так блестели!.. Я за ними умирал!   Где же доля наша бродит? Доля наша – сирота. Может в те места заходит, А без нас там — пустота. ВЕСНА  НА   ПРИКУМЬЕ * В моём краю опять весна. Опять запели соловьи. С утра  до самого  поздна Стараются они. * В каждой роще и овраге, Где зелённые кусты, Где журчат ручьи – бродяги – Соловьиные посты. * Как приятно эти звуки После зимних холодов, После долгих дней разлуки, Слушать милых колдунов.       Привет издалёка Александр Иванов                                        Дождливые мечты.   Капли дождя нудно падают с крыши, стало уж поздно, темно за окном. Дождь все становится тише и тише, только не спится мне в доме родном. Если бы звезды мне путь освещали, я бы пошел босиком по траве, чтоб не иметь в сердце много печали и глупые мысли в своей голове. Жизнь мне б казалась не столь одинокой, ветер бы свежий унес меня вдаль, там за горами, в теснине далекой, я позабыл бы про эту печаль. Как рассказать мне все в песне об этом, если бы мог кто меня понимать. Только к гитаре приду за советом, Пусть ее слушает добрая мать. Знаю, что песня ее растревожит, будет все чувства свои созывать, все в ней расставит и словом поможет скажет — ты молод, нельзя унывать, знай, что никто здесь тебя не обидел, в душу твою прилетает мечта, чтоб ты ни делал и чтоб ты не видел, есть у тебя ко всему доброта.   *** Венец творений до конца не видим для поэта, а начинания творца- -как ржавая монета. Прошедший жизненный кусок, ведь упоен едва ли! Творений плоть-златой песок, который отмывали.   Весна. Вешний, солнечный день, редкие облака. Сяду на старый пень. Тихо течет река. Ветер ласкает лик, громко кричат грачи. Внемлю природе лишь, сердце поет в груди. Свежестью пахнет все, радость душе даря, тело кричит мое -матушка Русь моя!!!   *** С днем рождения тебя поздравляю! И целую с любовью глаза. С чистым сердцем добра я желаю, пусть не видят печали и зла! Сердце страсть и любовь пусть познает! Широтою души обогрей, Все, что любишь и ценишь родная, от звезды-до полей и морей. Пусть с годами в тебе прибывают -счастье, ум, красота и добро! И здоровья тебе я желаю и удачи, чтоб вечно везло!             Давайте вспомним друга Роман Пак Ведомый музой не умрёт     сл. и муз. Роман Пак Где сон, где явь, а где забвенье Всё как-то вмиг переплелось И если жизнь твоя творенье, То что-то в жизни удалось. И ты идёшь сквозь стену нот Слова твои ложатся невпопад. Шагая толстым шрифтом на листок То чем гордиться бы и рад. Припев:   Я нить твоя, ведущая сквозь сны   Я океан и отражаю явь.   Твоё забвенье дни и ночи тленны   Когда гитара перестаёт звучать.   Ты без гитары конкретно ноль, А без листа не прёт строка. Без королевства ты король Вот так беда. Но в жизнь влилась струны струя, А по листку шуршат слова. И в них вся боль звучит твоя. И счастлив ты, что жив не зря.   Суховей                                                      сл.и муз. Роман Пак Сколько я по жизни убегал, знаешь только ты. Сколько раз по жизни разбивал я мечты свои. Но ты не смела  меня  держать. Что на что я в жизни променял, знает только Бог. Где, когда найду я свой причал? Видно это рок. И всё пытаюсь его догнать. Припев: Я бегу к нему и не могу Хот на шаг приблизиться к нему Нет сил Против ветра мне ещё бежать сто лет, И когда не знаю он даст ответ, Нет сил Слышу я в себе его злобный стон Из песка мой дом разрушил он. Встречусь ли с тобой когда-нибудь Кто нам даст ответ? Доберусь наверно, только б не свернуть Путь укажет свет. Но вдруг ослепну, во мрак уйду. А когда вдруг скажешь, что дошёл, я собьюсь с пути И когда мне скажешь, что нашёл, я лишусь души Вот так бывает, и я умру. Дискуссионная площадка. Творчество молодых. Лана Мирошниченко Дорогой читатель! Мы просим высказать своё мнение о произведении Ланы Мирошниченко. Ждём на сайте ваши комментарии Фотиния. Свет и тьма. Мы появились 2 апреля. Тогда  все думали, что родилась обычная девочка, в самой обычной семье. И имя ей дали — Светлана. И никто не знал, что тогда на свет вернулась Фотиния. Фотина. Мы. Мы долго соседствуем. Порой мне кажется – не один круг. Но я помню только тот, предыдущий. Тогда её звали Фотиния. Тогда она имела надо мной полную власть. Тогда я прожила в ней на вторых ролях, и практически никогда не выходила наружу. Наверху всегда была другая, светлая стороны её души. Та часть, что любила всех, та часть, что могла дарить себя другим и ничего не требовать взамен. И тогда же она взошла на костер. Взошла как ведунья, как ведьма, колдунья, и до сих пор я не знаю, чего было больше в том обвинении – правды или заблуждения? Но тогда жгли всех, кто отличался от обычных людей, кто выделялся из толпы, кто не смог слиться с серой массой. А мы не смогли. Фотиния светилась изнутри. Светилась своей любовью. Любовью к тому, кто предал её и послал на костер. И она пошла. Без упреков, без оправданий, хотя могла отречься, могла спасти себя. Вернее, — нас.  Ибо мы – неделимы. Фотиния – мой «светун». Я не знаю, за что нас так наказали – на одно тело два разных существа. Она – свет. Я – тьма. Но душа наша не имела смешения цветов, серостью нас никто никогда не называл. Было всегда либо черное, либо светлое. Насколько в ней было света, искренности и добра,  настолько во мне – тьмы, лживости и злости.  Более того, во мне была ненависть. Или я сама была ненавистью. Мы ведем бой. Много веков подряд. Сменяя не одно тело. Но всегда права всегда оказываюсь я, а мой «светун» одерживает победу надо мной. Иногда мне кажется, в каждом человеке живет свет и тьма, добро и зло, искренность и обман, открытость и замкнутость. «Светун» и такие, как я. Все светлое, что аккумулируется в человеке, все доброе названо мной «светунами». Как они зовут в нас, я не знаю. Нам нет названия. Нет имени. Мы – зло. А зло имени не имеет… Зато имеет большую силу, чем свет. Победа света над тьмой бывает только в сказке. В жизни – всегда наоборот. И предательство всегда одержит победу над любовью. * * * …В этот раз было также, как и в прошлый. История повторялась. Только я помню о прошлом, а ей память стерли. Я не понимаю, зачем стирают память? Может, таким образом потешаются над нами? Кто? – те, кто свыше нас. Те, или тот, кто нас создал? Кто издевательски соединил в одном теле… В прошлый раз её  звали Фотиния. Фотина. Но она забыла об этом. Забыла, как любила ЕГО, как отдавала всю себя – одному ЕМУ. А люди вокруг глумились над её чувствами, надо же – простолюдинка, а на кого замахнулась? Она собирала коренья, лечила людей, и вы, жалкие людишки, лечились у неё. Когда она помогала вам, вы называли её знахаркой. А за спиной шептались – «Ведьмачка!» Вы улыбались ей, когда приходили к ней домой, вы просили о помощи, но при встрече старались всегда обойти стороной, отвести глаза. Она помогала вам! Так за что предали её? За что наклеветали? За что послали на костер? Лишь за то, что была иной, отличной от вас? Или за то, что не смогла ответить на чувства простого кузнеца, ведь любила другого? Но была верна, была! Почему люди отвергают всё, что не похоже на них? Потому что так легче. А Фотина не искала легких путей. Она просто верила и любила. Любила и верила. Верила в то, что свет победит тьму, верила в добро, верила в людей, верила – в НЕГО… Но ОН предал её вместе с остальными. Она пошла на костер молча, и только непролитые слезы блестели у неё в глазах. «За что?», — вот и все её слова. А ОН стоял и смотрел, как её привязывают к столбу, смотрел, как поджигают хворост, и как языки пламени подбираются к её телу. К телу, которое она дарила ЕМУ, к телу в котором рождалась другая маленькая жизнь… Не потому ли ОН отдал её на растерзание, потому что не захотел, чтобы эту новую жизнь, продолжение ЕГО,  несла в мир простолюдинка? Не потому ли, что испугался полноводья её чувств? Не потому ли, что в зло верится гораздо легче, нежели в добро? Проще поверить злым языкам, проще поверить нам, тем, кто сеет зло. Ведь это проще и легче! Чем верить в то, что люди – это всего лишь разъединенное на две половинки единое существо. И смысл жизни, её цель – это соединение. Найти друг друга, обрести, и самое главное – суметь не потерять. И вот Фотина нашла. И тогда пришлось открыть мне свою сущность. Наша цель – не дать этим половинкам соединиться. Противостоять этому любым способом. И мы это делаем! ОН тоже имел свое зло внутри себя. И это зло было сильнее моего «светуна».  То, что не смогла сделать я, сделал ОН. Разъединил. Развел по разным берегам тех, кто должен быть вместе. Обычным людским разговором. Разговором об измене. Об измене, которой не было! И зло сделало свое тело: въелось в сердце, и выточило там любовь до основания. Осталась лишь черная зияющая дыра. ОН знал о ребенке. Но уже не верил, что в нем течет ЕГО кровь. Проще не верить, чем доверять… А его неверие забрало у нее силу. Забрало силу к сопротивлению. …Костер горел долго, а стоящие вокруг него зеваки, вдыхая запах жареного человеческого мяса, затыкая носы, бросали на себя крестное знамение: «Воистину — ведьма! Даже в огне не кричала!» … Иные смеялись: «Ведьма, колдунья, вот и наколдуй, чтобы костёр погас!»… Но никто так и не понял, что все её колдовство, все чары, вся магия – это лишь любовь к НЕМУ. Она жила ею. Она верила в НЕГО. До последней минуты верила, пока огонь не выжег тело… Но душа наша осталась жить. Душа вечна. Она получила отдых на несколько веков – за мучения. Потом Фотинию назовут святой… Но это будет потом… И она об этом уже не узнает. Как и не узнает о том, что Великий князь найдет жену себе под стать, но так никогда и не станет отцом… А в каждом сне будет стоять с ней в одном костре, руками туша пламя, но ничего сделать не сможет! Это уже потом он поймет, что его обманули, это потом он поймет, что Фотина была его половинкой… Потом, когда уже потеряет её… Это потом  он в каждой молитве будет просить всех святых вернуть её ему, чтобы исправить всё, что натворил… Глупый, он ведь не знает, что вы, «светуны» связаны с нами, с тьмой – навечно! И история повторится, и зверь, сидящий внутри него, будет разрушать все светлое, ибо это – наша задача! Сумеет он противостоять ему в следующей жизни, поверить более себе, нежели своему зверю? История должна повториться через триста лет… И вот она повторяется! Мы делим душу со «светунами», и нас всегда отсылают на дно, там якобы мы должны находиться постоянно, но рано или поздно звери в вас взбунтуются, и начнется война! Лучше уступите позиции нам сразу, без битв, — меньше будет жертв! Ведь куда было бы проще, если бы Фотина  дала тогда мне выйти на верх! Наше тело осталось бы жить! Я бы смогла постоять за нас! Ведь я – сильнее! Нет, я бы никого не защищала, мне плевать на чувства иных людей. Вы, людишки, вы ведь только и способны, что на зло! Так вот оно, зло, — перед вами! В вас… Это – я… И если бы я тогда было наверху, я бы поступила совершенно по иному! Но Фотина была на удивление сильной. Она всегда умела прятать меня, не давать мне выйти на волю. За что и поплатилась! А сейчас мы вернулись. Я снова почувствовала силу, и это было 2 апреля прошлого столетия…  Я почувствовала, как наша душа обретает тело, но теперь сильнее я. Сильнее знаниями, памятью. А мой «светун» был гораздо слабее меня, потому что она не помнит, что с ней случилось в прошлом. Но помню я. Мы – единое целое. И я должна беречь наше тело! И повторения истории не допущу, но – она повторяется… Я много раз выходила на поверхность, и поняла, что в мире, где столько лжи, обмана, предательства, и недоверия – может царить лишь одно! – ЗЛО! То есть я… Мы очень долго вели борьбу. Я и мой «светун». Она по своей наивности продолжала верить в силу добра. Но люди за три столетия, пока нас не было, сильно изменились. И изменились далеко не в лучшую сторону! Даже исконно русское творчество – пословицы и поговорки обрели саркастический настрой к доброму и светлому. «От добра добра не ищут!» «Добрыми намерениями вымощена дорога в ад!» «Чем шире ты раскрываешь объятия, тем легче тебя распять!» И много таких, подобных этим. Вы, жалкие людишки, вы сами даете злу силу, вы даете нам пищу, ибо ваши сомнения – это самая наилучшая пища для нас! Вы стали сомневаться во всем! Элементарно! — стоя в магазине, вы пересчитываете сдачу, копаясь в монетках и бумажках. Вы подозреваете, что вас могут обмануть. Но кто вас обманывает? Вы сами! Вы же, сами, ибо продавцы – такие же люди! Вы не упустите случая, чтобы посмеяться друг над другом, и самый громкий взрыв хохота вы услышите, если кто-то упадет. Человек упадет, ему больно, а вам – смешно! Вы забываете добро так же легко, как делаете зло. Но зато зло вы помните гораздо дольше, даже слово придумали – «злопамятный», а «добропамятный» вами часто употребляется? Вы всегда во всем видите обман. Недоверие – вот что движет вами. Вы перестали преодолевать трудности. Вам проще плыть по течению. В вас не осталось стержня, вы стали бесхребетны, люди! Вы стали слабы! Вы все реже и реже ищете своих «половинок», а если Судьба вас сводит с ними,   вы НЕ ВЕРИТЕ своему счастью, вы – предаете любовь… Вы перестали верить в добро!… И так будет продолжаться всегда. Потому что тьма сильнее света. Вы сами даете нам силу!   * * * В этой жизни она тоже нашла ЕГО. Я поражаюсь, откуда в моем «светуне» берется столько энергии, чтобы противостоять мне? Чтобы выискивать во всем нечто хорошее, чтобы находить оправдание любому поступку. Откуда это – стараться понять? Отстала от времени? Похоже, нам слишком долго дали отдохнуть… Понятия добра и зла в современном мире отличаются от тех, к которым мы с ней привыкли… Но она упорно продолжает верить в то, во что люди верят очень слабо! Мы всегда ведем с ней диалог. Она и я. И я всегда вопрошаю: «Для чего? Зачем? Кто это оценит?» А она… Она не знает ответов на вопросы, но упрямо старалась удержаться наверху, не пустить меня на волю. Но  я все же выбиралась. И тогда окружающие не понимали, что со мной, а вернее – со Светланой происходит. «Словно бес в девку вселился!», — такое слышать приходилось нередко, потому что для окружающих я становилась просто невыносимой. Мои поступки уже не мог контролировать «светун», но для окружающих была непонятна причина изменений. Хотя судили за них не меня, а Свету; потому что никто не знал обо мне. Никому не рассказывалось обо мне. А кто мог понять, что в одном теле живет два существа? В одной душе – две субстанции, абсолютно противоположных друг другу. Скажи Светлана такое кому-то, разве мог бы кто её понять? Скорее, посмеяться или обвинить в том, что Света просто пытается свалить вину на других, найти виновного кого-то, только чтобы оправдать себя… Нет, «светуны» лучше примут вину на себя, нежели обвинят в чем-то других. Тем более, кого винить – мы ведь одно целое! Так что,  творила зло я, а отвечала всегда она. И мне нравилось это! Ей было обидно недоверие, и любое несправедливое обвинение ранило, причиняло боль, но она терпела, а мне… Мне это давало силу и энергию,  словно боль её была мне пищей. В каждом человеке, в каждой душе живут рядом добро и зло. И многие совершали поступки, о которых не только искренне сожалели, но даже не понимали в последствии, как и почему они это совершили? Сказали…? Сделали…? А ведь вы, людишки, даже не подозреваете о том, кто сидит внутри вас. В каждом есть свой зверь. Свой монстр. Своя стерва. Можете назвать, как хотите, но суть не изменится. Зло всегда остается злом… Вы ищите смысл в жизни. А смысл один  — соединить половинки. Ибо когда они вместе, для них нет ничего непреодолимого. Вдвоем они – сила. Единственная сила, которая может противостоять нам! Но вы же не привыкли верить! Даже встречая друг друга, вы продолжает сомневаться! А сомнения лишь подпитывают нас, и мы растим вашего червя недоверия, позволяем ему вытачивать вас изнутри настолько, что остается лишь пустота. Зияющая дыра, называемая вами усталостью. А вы не можете догадаться, откуда в вас эта усталость? Все просто! Это – не усталость! Это пустота, которую выел червь недоверия. Ваш червь! Недоверие и неверие в ваши, человеческие слова, могут убить многое. Их основная цель – ваши чувства. Так ведь бывает? Вы любите, а потом начинаете сомневаться – а любят ли вас? Вы начинаете бросать на разные чаши весов ваши чувства и сравнивать, чья чаша перевесит, кто же любит сильнее… А – зачем? Зачем вы делаете это? Разве вам, людям, недостаточно вашего чувства? Если вы любите, цените это – способность любить! Ибо любовь – чувство дарящее, а не получающее, и ни в коем случае не требующее! И что самое неприятное для нас, для вашей тьмы – всепрощающее! Так было тогда, с Фотинией… Она простила его, даже горя на костре… Так случилось и сейчас! Она искала ЕГО. Искала долго, вглядываясь в лица прохожих. Принимала за НЕГО других, ошибалась, корила себя за близорукость и неумение вовремя остановиться, не совершить очередной «промах». Ей хотелось обычного человеческого счастья, женского счастья – крепкую и дружную семью. Но что-то внутри нее подсказывало, что это – не то, что на самом деле ей нужно. Чего-то всегда недоставало, или – кого-то. ЕГО. Но его не было… Она перестала верить в чудо. Устала ошибаться. Устала бороться. Я выходила наверх все чаще и чаще… Но однажды она облачила свое сердце в бронь. В ледовую бронь. Она запретила мужчинам входить туда. И ей стало спокойно. Относительно спокойно. Не было ЕГО, но и других там тоже не было. И она решила, что так будет всегда… Потому что таким образом она прятала меня. Она не страдала больше, тем самым лишила меня пищи. Лишила силы… Нужен был тот, кто был её половинкой. Только ОН мог растопить этот лёд. И Судьба свела их. Своим изысканным, не поддающимся никаким объяснениям способом, но – свела. И сердце её действительно растаяло. Она полюбила.  Она снова ЕГО любила. Иначе и быть не могло! Она любила так, что забывала о себе. Её саму пугало её чувство, она не подозревала, что в ней может родиться нечто такое, способное высветлить её душу настолько, что людям будет казаться, что она светится изнутри. Андрогиды… Так, кажется называли древние двух половинок одного разделенного существа? Они оба почувствовали это. Оба поняли, что они – единое целое. Им было хорошо вместе. Так хорошо, как ни с кем до этого, и  ни с кем – после… Все было как в прошлый раз. Что же вы творите, люди? Почему не учитесь на своих ошибках? Светлана, Светлана, ты же – Фотина! Почему ты думаешь, что Светлана – это свет + Лана? Светлана – это лишь современная версия имени Фотиния (Фотина). Почему «светунам» стирают память? Ты даже имя своё забыла! Но неужели ты не помнишь языки пламени на своем теле? Неужели не помнишь ту боль в сердце, которую даже пламя не смогло пересилить? Я должна радоваться твоей боли.  Но ведь у нас с тобой одно тело, и я о нем тоже должна беспокоиться! Я не хочу его терять, ибо потеря тела означает одно – уход из этого мира в мир иной, потеря пространственного и временного ощущения, потеря всех эмоций, летаргический сон души. Ненавижу это состояние. И я хочу остаться здесь! Я хочу остаться в этом теле, поэтому я должна остановить тебя, предостеречь от глупых поступков! Я говорила тебе: «Не верь ему!», но ты – верила… Я говорила: «Не слушай его!», но ты – слушала… Я говорила: «Не доверяй ему!», но ты – доверяла… Я требовала: «Не люби его!», но ты… Я предупреждала тебя, что ОН тебя предаст, но ты не поверила мне! Ты считала, что я – зло, и мне нельзя верить? Ты не учла одного – я помнила то, что было, а ты – нет! Мне не стерли память, как тебе… Может, забыли? Ты не видела, ты не знала, но видела я – история повторялась! ОН предал. Так же любил, но – червь недоверия источил ЕГО и в этот раз. Он просто дал себя выточить. Сам дал… Ты долго билась своим сердцем о стену его недоверия, а если быть точным – неверия в твои чувства. Ведь вам, людям, проще сомневаться, чем верить…! И ты страдала. Тебе было больно. Очень больно, но ты изо всех сил старалась быть сильной. Быть сильной за себя, и за того, кто рос внутри тебя. История повторялась… ОН стал сомневаться. Сомневаться в том, что ты любишь его. Любишь таким, какой ОН есть. Сомневаться в том, что ОН сможет стать хорошим отцом. Сомневаться в том, что люди не будут ЕГО осуждать. Сомневаться в том, что это ребенок – ЕГО. Ты не верила, но ОН сомневался даже в том, что ты искренне любишь ЕГО. Любишь таким, какой ОН есть. Я говорила тебе: «Он не любит тебя!     Потому что любящие люди не сомневаются. Они верят! Они доверяют! И они сильны своей любовью…» Но ты меня не слушала, а история повторялась… ОН сказал тебе, что нужно избавиться от этого ребенка.  ОН знал, что этим убьет тебя. Разве любящие люди так поступают? Но ты закрыла глаза, и сказала «да». Ты знала, на что идешь. И до тебя было не достучаться! Ты гробила наше тело, ты ставила его под удар, но я была слишком слаба, чтобы остановить тебя. Я кричала в тебе: «А ОН смог бы сделать для тебя то же самое?» Но ты отвечала «ЕМУ будет некомфортно, если родиться этот ребенок!» А тебе – комфортно? А тебе не больно? А тебе разве не пришлось расстаться не только с уже любимым тобой чадом, но и со своим здоровьем? Но ты не думала о себе. Ты думала о НЕМ… А я думала о нас. Я стала набираться сил. Я питалась твоей болью, твоими слезами. Да, это таяла ледяная бронь твоего сердца, и лед каплями талой воды стекал по твоим щекам… Но то была живительная влага для меня. Словно источник живой воды – твои слёзы. А ОН много заставлял тебя плакать… Ты не признавалась ЕМУ о своей боли. Ты забывала о боли своей, когда видела ЕГО боль. Ты забывала о себе. Ты помогала ЕМУ. …Но ОН – помогал ли тебе? Люди эгоисты по своей натуре. Они думают лишь о себе! Ты старалась быть не такой, как все, ты думала  других. Ты думала о НЕМ, ты ощущала ЕГО боль, как свою, но – что получила взамен? Тебя растоптали… Выпустили – меня! Я довольна? Вполне! Я наверху, и мне плевать на чувства других. Я цинична. Я жестока. Я равнодушна к чувствам и переживаниям других. Я всегда во всем должна быть первой. Быть на виду. Мне наплевать на всех, кроме себя. И на любое признание в любви я не раскрою душу, я рассмеюсь в лицо! Она хотела быть единственной. Единственной для кого-то. Я тоже хочу быть единственной. Но единственной – для себя. Я хочу стать единственной обладательницей тела. Я не хочу делить его со «светунами». В этой грязи, которую чините вы, люди, выживают лишь тени. Выживаем мы. Мы умеем идти по головам. Мы не испытываем чувства угрызения совести, потому что в нас нет совести. В нас есть – цель. И мы к ней идем, мы меняем мир. Устанавливаем свои правила. Искореняем святое. Что свято для вас сейчас, люди? Что святого осталось в ВАС? Вы не цените Высшего дара – места своего обитания. Вы губите Землю. Вы используете её дары, живете на ней, но вы не умеете ни ценить, ни беречь это! Вы не цените друг друга. Вы легче рвете связи, нежели их создаете. Вы не цените Любовь. Вы её предаете. Вы любите убивать. Убивать все: чувства, животных, и даже себе подобных. Брат, не задумываясь, убивает брата – ради чего? Ради денег. Что есть деньги – по сути лишь бумажка! Кусок бумаги, из-за которого вы отнимаете у другого человека жизнь! Кем возомнили вы себя, Люди? Правителями судеб? Вы, не задумываетесь, убиваете нерожденных детей, вы узаконили детоубийство! Продолжать список дальше?… Вы никогда не довольствуетесь тем, что есть у вас. Вам всегда мало, имея необходимое, вы никогда не бываете довольны — вы всегда хотите бо`льшего. Слово «счастье» никогда не употребляется вами в настоящем времени! Вы можете сказать о нем, как об уже прошедшем состоянии, либо мечтать, что это будет в будущем. Но если говорите о нем в прошедшем времени, то и там, в прошлом вы не ощущали собственного счастья! Не чувствовали себя счастливым, и — потеряли его. Потеряли, потому что не цените! И вы, люди, еще смеете осуждать нас, тьму? Загляните поглубже в себя! Мы, тьма – внутри вас! Мы – есть вы. Ваша сущность. Вы даете нам ту власть, которую мы хотим получить. Но по своей привычке спихивать вину на других, вы обвиняете нас в том, что творите вы сами! Вы придумали Дьяволов, Сатану и прочую нечисть, чтобы списать СВОИ грехи на них. Как часто слышишь: «Бес попутал!» — как о чем-то потустороннем, не из мира сего. Но бес – внутри вас! Ибо мы – неразлучны! Не бывает ни добра во плоти, и ни зла во плоти, как бы того ни хотелось одному или другому. Есть лишь магический коктейль, под названием «человек». Человек – звучит гордо. Разве? А по-моему жалко и оскорбительно. Никто не способен принести большего счастья, чем приносят люди друг другу, но никто не в силах причинить и большей боли, чем причиняют они друг другу. Нигде вы не найдете бо`льшего предательства, чем находите в людях. Но нигде более вы не найдете понимания и прощения. Только в последнее время умирают не только эти чувства, но и даже искажаются эти понятия.  Осталась лишь малая часть тех, кто верит … И мой «светун» — одна из таких… Её любовь горела в ней ярким огнем, освещая всё вокруг, согревая своим теплом многих, но я предупреждала: «Сгорит сердце до тла!» На что она отвечала: «Ну и что? … Я сгорю в огне, пускай! Я буду пеплом, но я хочу познать его  рай!» Познала?… Сейчас я обращаюсь к тебе, мой «светун», узнав свое прошлое, узнав истину, ты продолжишь так же любить его? Назовешь ли ты его любимым после того, как память вернет тебе боль его предательства, боль тела от языков пламени?… Когда поймешь ты, что история повторилась?… Теперь ты сможешь сказать, что – любишь его несмотря ни на что? Сможешь ли ты простить? Сможешь ли ты доверять по-прежнему? Если – да, то я уйду на дно, потому что даже мы, зло уважаем силу своего противника. Пока жива на свете ЛЮБОВЬ, мы можем чинить препятствия, но видя, как стойко они преодолеваются, даже мы можем признавать свое поражение. Мы обучены четырем основам поведения: «Знать, сметь, хотеть, молчать». Ты хочешь, чтобы я замолчала? Хорошо, это была сделка. Договор. И я его не нарушу. Только – жива ли она, ваша любовь? Сомневаюсь! Потому что тьма всегда побеждает свет….     ______________________________________________       Литературно художественное издание Альманах «Восток Ставрополья»   «Восток Ставрополья» №2     Восток Ставрополья         Альманах  №2, 2012г   Архангельский Добровольческий Центр       ——— Будем помнить———   За два года Будённовская литература понесла невосполнимые утраты. Три ярких самобытных автора ушли из жизни. В этом выпуске альманаха раздел «Будем помнить» мы посвящаем им:  Сергею Елееву, Юрию Николаеву, Владимиру Бойцову. Но талантливых людей, достойных памяти, очень много. Пишите о них. Рассказывайте об их творчестве. Память должна жить. Для этого существует наш проект «Память по наследству». Мы приглашаем к участию в этом проекте не только Будённовских читателей. Пишите нам, соседи по Восточному Ставрополью. Давайте вместе создавать единое пространство памяти. Нас уже объединяет земля Восточного Ставрополья, пусть ещё память объединяет.                 Юрий Николаев   Юрием Николаевым написано более двух тысяч стихотворений. Треть из них погибла в Чечне, и лишь часть восстановлена. К творческому процессу Юрий Леонидович всегда подходил сознательно. Однажды написав по просьбе  сослуживцев стихотворное поздравление, он почувствовал интерес и тягу к творчеству. Но вопреки распространённому опыту среди стихотворцев, он не отдался воле течения, а пошёл по разумному пути. Прежде чем начать писать, он тщательным образом изучил теорию стихосложения, проштудировал не один сборник литературной критики, и только познав  суть поэзии, принялся за собственные сочинения. У Николаева нет поверхностных бессмысленных стихов, он никогда не гнался за внешней привлекательностью. Длинная строка, неточная рифма, многосложные слова иногда затрудняют чтение. Но читатель, который не поленится, вчитается и вдумается в строки поэта, будет вознаграждён. Ему откроются глубины философии, житейской мудрости. За какую бы тему  не взялся автор, он,  прежде всего, стремился познать и отобразить глубину. И стремится его поэзия в глубины нашей души. Надо отдать должное и его неповторимым ярким образам, широте взгляда на проблему, точным и тонким деталям в изображении, будь то пейзаж, портрет или модель общества. В литературном объединении «Лана» Ю.Л.Николаев  появился в 1996 году и сразу занял в кругу Буденовских поэтов достойное, именно ему предназначенное место. И оно никем другим уже не может быть занято. В литературе Прикумья он останется навсегда.           Литературное сообщество, читатели будут помнить человека большой души и глубокого таланта.    .         Любви все возрасты покорны *** Для счастья не хватает мне тебя! От остального дом мой тесен. Мне б разделить луну и соловья, Любовь, мечты, и всё на свете! Поверь, так не хватает мне тебя, Так душно и зимой, и летом, Я столько жду и мучаюсь, любя,… Другого счастья видно нету!   *** Ну,  постарайся быть добрее! Пусть прорастёт души богатство, Оно старанием созреет, Купить его ведь не удастся. И не помогут хитрость, связи – Душе добро  чужое чуждо, Само не прорастёт однажды. Но добрым быть так людям нужно! Без доброты нет человека! Нет славных дел, больших свершений, Без доброты планета блекнет. Лишь  суета опустошений… Ну, постарайся быть добрее…   *  *  * У октября на озере С Бештау на виду Видны рисунки осени В ухоженном саду. Безмолвными дорожками Легко попасть к воде, Где словно заворожены Фантазии людей… Не встретишь отдыхающих, Любуйся красотой, Природы мир ласкающий Блаженствует с тобой… * * * Красивые внешне – встречаются, Встречаются наоборот… Невзрачные чаще понравятся В слиянье взаимных хлопот: В них больше вниманья, старания, Товарищеской чистоты, В них есть глубина понимания И всё от своей простоты! Напыщенность яркая, броская Природой предрешена: Ненужною сущностью злостною Оказывается она…  *** Тебе положу самый лучший кусочек От трепетной яркой мечты. Пусть всё так нелепо, и тот волосочек Надежды поверх суеты, Останется вечностью неразделённой, Неблизким ночным маяком, Молящей звездой. Одухотворённый Смогу наслаждаться тайком… * * * От Вас душевное тепло Исходит с первым взглядом! Проникновеньем снизошло, Обилием, с прохладой И ненавязчиво, как жизнь, Как вся необходимость, Как не подарок. Не каприз, И вроде бы не милость. Его достаточно вполне, Привычно ощущенье, Как бы присутствует во мне От самого рожденья. Вы взглядом можете согреть Похоже, всю планету, И не дадите умереть По старости при этом.   * * * В осенних красотах есть что-то такое, К чему не привыкли капризы души. Прохлада лазури в нарядном уборе Уснувшие грёзы опять ворошит! Усталая зелень, меняя окраску, Заводит в причуды прощальный наряд. Тревожною радостью поздняя сказка Смущает надеждами жаждущий взгляд.   * * * Пора влекущей красоты, Пора чудесных превращений! Который раз вдохнула ты Поток волшебных ощущений! Ничто не буднично теперь. Всё стало вдруг так много значить, И даже с возрастом, поверь, Не можешь чувствовать иначе! Не узнаваемо вокруг, Влечёт нарядное убранство. Само собой возникло вдруг Природы сказочное царство… Под щебетанье, пересвист Порой находит настроенье! С ним яркая большая жизнь И головокруженье!   * * * Поверить просто вышине: Высоким чувствам, взглядам, нравам – Когда мы с молодостью рядом И смехом сытые вполне… Что нашивается, не шаль, В угоду дружбе монолитной? Вначале розово и слитно, Потом – понятия, печаль… Поверить просто, но куда Исчез мираж высоких взглядов, Столкнувшись с жизненным укладом, Что –  непреступная скала? *** Если женщина ты, будь добра, Будь отзывчива, лаской изнежена, Не внимая нелепостям зла, Вся улыбчивая, вся в надежде… Стряпай вкусно, красиво подай С добрым словом и добрым намёком. Соберёшь не простой урожай! Вымогать его низко, неловко. *** Если страсть полыхает зарёй, Если женщина мир весь застлала, Много ль нужно в тот миг… может мало? Не стесняясь, ту сущность открой! *** Порой всплывает глубина Потоком ощущений, Под сводом яркости она, В волшебности творенья Полёт душевного огня, С рожденья, поминанья, На Новый год, мечтой маня, Шлёт торжество приданью… И вновь горящая свеча Колышет наши души, Чтоб вечность с нами обвенчать, С вниманьем стоит помолчать И Господа послушать…   Будем помнить Сергей Елеев       Ему было всего  37 лет.  Не по годам мудрый, умеющий видеть сквозь пространство, заглядывать в параллельные миры, из каждой реальной вещи создавать символы времени, он мог быть только Художником, Мастером слова!   Писателем настоящим! В нашей, до мозга костей материализованной современности ему не нашлось место. И он ушёл. Не болезнь виновата, а наши  равнодушие, бескультурье, тупость.  Его талант невозможно измерить в рублях или в долларах. Но можно взвесить на килограммы и мегабайты рукописи романов, рассказов, стихов, лирических миниатюр. Их так много, что некоторым маститым авторам не удалось столько написать за всю жизнь. Профессиональные литераторы  и критики признавали необычность его произведений, но никто не брался определить жанр. Настолько оригинален стиль его письма. Он не похож ни на кого ныне известных. Он единственный, и потому, наверное, был в жизни  одинок. Не стремился к толпе, не прибивался ни к  какой «стае». К одиночеству стремился сознательно, чтобы ничто не мешало творить. Он не стремился издаваться, имея внутреннюю уверенность в том, что главное написать, успеть сказать то важное, что открывалось ему. А к людям это важное рано или поздно всё равно дойдёт. Ничто не исчезает в пространстве бесследно. Ничто не рождается зря. Для чего приходил в этот мир Сергей Елеев теперь разгадывать нам. Нам предстоит изучить его наследие, донести его дар людям. Иначе не будет нам покоя. А Сергей уже успокоился. Царствие ему небесное. Мы будем помнить нашего брата по перу. Вечная ему память! Ожидание                             Горло немного першило и щекотало. Воздух становился каким-то волнующим и трепетным. То волна его ледяным сиянием накрывала с головой, почти затапливая, почти убивая то, что жгучим вихрем впивалось в грудь, и крутило, крутило, стараясь вырвать сердце, стараясь облечь форму в содержание; то падала дождём в серое свинцовое небо, преисполненное молниями ожидания. Скоро… Скоро будет дождь. Скоро. Я поднял руки. Я чувствовал, как приближаются капли. Я видел их, как они летят, я слышал их голос. Я вдыхал их аромат. Тяжёлый воздух от прикосновения с ними становился густым и вязким, и ещё у него появился терпкий привкус, как у памяти. Я поднял руки. Как же долго я смеялся, ожидая их бесчисленных поцелуев. Больше никто никогда не сможет так любить, так свободно, легко и бескорыстно, ничего не требуя взамен. Больше никто не может так безвозмездно отдавать себя своей любви, становясь ею навсегда, просто умирая, исчезая в ней без возврата. И горло моё хрипит, и сердце ноет. И снизу что-то ревёт, взбираясь по спине словно водопад, всё быстрее и быстрее как снежная лавина. Вот-вот обрушится она. Вот-вот накроет с головой, и будут дети рисовать красные звёзды. Что-то бьется у ног. Что-то маленькое и жалкое. Как выброшенный щенок, оно тычется в моё сердце мокрым скулящим носом. Слёзы неба стекают по его хлипким бокам, слипшимся от грязи и боли воспоминаний. Я узнаю его. Я знаю его. Это жалость. Я выгнал её, но она просится назад. Она скребется. А рядом с ней, за её спиной прячется мерзкая тень. Страх. И. я ненавижу его. А жаль… Но вот и жалость осталась позади как дорожный знак. А я смотрю в зеркало заднего обзора. Как глупо. И… наверное, легко… Как кружится всё — весь мир — в суматохе безумия. Как поёт ветер в ушах. А память, память белым шифоновым шарфом взмыла вверх, в белые, белые облака. Я видел её… Я прощался с ней. Но я знал, что она вернётся. Ведь она была цепью, была камнем на моей шее. И сдавливала петля моё горло, так что в нем начинало першить, да вырывался хрип из раскрытого рта. И так хотелось дышать… …А воздух становился таким волнующим и густым.… А спину рвало от жуткого трепета и надсадной боли… Похоже, скоро будет дождь…     *   *   * Горький привкус воздуха на моих губах сменился горьким привкусом земли. Тупая боль в груди отлетела как белая птица. Но я её уже не видел. Прошлое мелькало вдали, словно заветный огонёк в ночи, полный надежды и безысходности. А я как будто заблудился. Как будто стал не на ту дорогу. Ау! Где ты, жизнь? Бьют часы на стене. Так, Так. Так. Летит время прочь. Бешено. Как молния. Ослепительно. Горит моё прошлое. И мелькает в нем отблески памяти. Блики, лица, голоса… Словно солнце, падающее за край мира, играет на волнах веч­ного моря и обнимает берег надежды. Волной. Волной. Волной. Я смотрю в глаза небу. И я вижу, как падает с неба земля. Далеко. Завтра. Сейчас. И больше ничего нет. А ещё вода. Где-то рядом. Кап. Кап. Кап. Как кровь. Да безудержная пустота в груди. Безудержная… и я лечу в ней, подхваченный этим кошмарным чёрным ветром. Я пуст. Я невидим. Погасла память. Лишь клочки обгорелой бумаги от старой афиши в этом пустом городе мчатся мимо… или стоят на месте… А ветер несёт меня. Куда? Не знаю. В ночь. В бездну. В землю. Прочь. А часы на стене стоят. Сорвалась пружина. И больше не бежит кровь по их стальным жилам. А там, за окном, память вешает на длинные как дорога жизни верёвки стираное бельё. Белое, словно снег. Как млечный сон. Как саван. И плоть моя медленно сползает с костей, шевелясь живой массой, лицо становится другим: чернеет, набухает, и стекает вместе со всеми эмоциями, никчёмными переживаниями, вместе с бесчисленными масками. Незнакомец внутри скалится приветливой примиряющей улыбкой, поблёскивая золотыми коронками, застывшие студни глаз лопаются, и чёрные слёзы медленно стекают по впалым щекам к курносому гладкому носу и падают, падают в бездну, где когда-то жил я. Кап. Кап. Эти слёзы… Скоро из меня вырастут цветы. Может быть. Но ведь я так и не увижу их. Так? Так? Так?..     ЖИЗНЬ  —  ТОЛЬКО  ОДИН  ВЗДОХ. Загляните  в  сердце  своего  дыхания,  в сущность  своего  бытия. Что  найдете  вы  в  нем?  А что  вы  ожидаете там  найти?  Что ищете  вы  там, где  вас  нет и  никогда  не  будет? И даже  никогда  не  было? Вы — жалкие иллюзии,  осмелившиеся  назвать себя искателями истины;  вы —  бездарные мечтатели с  повадками  обезьян и  попугаев.  Как  смеете  вы считать себя венцом  творения мира,  как  смеете  вы утверждать  что-либо,  утверждая лишь себя? Как смеете  вы провозглашать горькую правду  и сладкую желанную ложь истиной.  Вы —  не познавшие  свою суть.  Вы — призраки  бытия. Вы  —  голос  без  звука.  Вы — люди  тумана… Загляните  в сердце  своего  дыхания,  искатели  амбиций,  и да остынет кровь  ваша  от ужаса  красоты,  и да  разверзнется бездна у  ваших ног,  дабы  отделить  зерна  от  плевел,  дабы расправил крылья дерзнувший, а  всякий  глаголющий  пылью пал у  дороги,  или  камнем лег  на пути. Но будь осторожен,  идущий,  ибо  о  такой  камень можно сильно  поранить  ногу. Посейте  смуту  в  ваших сердцах,  да  пожните  печаль.  И упадите  слезой  на  грудь матери-земли.  В  зыбкой  тени себя,  отыщите  свое  сердце, разденьте  красоту  осенним  ветром. Там, где  вдох водопадом восторга падает в  ваше  озеро снов,  разрывая живительной музыкой  красоты,  оглушительным  криком рождения  неторопливую суету  привычной жизни; там, где  безумный смех огнем истины превращает  в пепел паутину  иллюзии,  словно молния  ночь;  там,  где мягко ложится  на  щеку  последняя снежинка,  и  падает  с уголка  губ одинокая слеза —  там мгновение.  Там миг —  и в  нем вечность. Вечность. И  в живительной молнии   пустота огня полыхает раскаленной  кровью,  и рвутся алые  фонтаны искр,  заполняя до  краев  обессиленную нежность,  сотканную из  вечности. Войди же.  Войди в  это мгновение,  о, дерзнувший.  Или вернись  назад! А  потом  начинается осень,  начинается  выдох,  и скользит к  небу день,  и уже  видны  звезды.  В  золотом лесу  танцует  тишина,  и  ветер умывается  воспоминаниями  и  одиночеством.  И  так обнажены души. И  так  откровенны  сердца. А потом приходит  зима… Взорвитесь  ею.  Останьтесь с нею. Или идите  с миром.   За спиной. Когда перед вами солнце — за спиной всегда тень. А если перед  вами ночь, что тогда за спиной? Может быть, крылья? Но тогда зачем бояться ночи? Или то, что черное — оно и страшное? …Тень наполняется ужасом, становится длиннее. Ее тонкие гибкие руки тянутся все дальше, расползаясь над миром корявыми облаками чернильных пятен, а кривые крючковатые пальцы царапают голубое небо и толкают солнце за край мира. Так начинается ночь — великая картина печали, наполненная шелестом перепончатых крыльев и утробным звериным рыком, от которого земля вибрирует, словно дрожит от страха. Смешно. Не больше. Вечерне-параноидальные церковно-приходские сказки. Как прекрасен момент заката… Когда горизонт залит алыми всполохами, и божественная благодать волнами розового тумана тянется по небу, смешиваясь с прохладной лазурью и превращаясь в карминные и лиловые переливы. Отблески пронзительных золотых лучей перекатываются нежным прикосновением, осенним вздохом по темным фиолетовым, малиновым облакам, и печальная улыбка солнца тает в руках, но остается в сердце, навсегда. Как она прекрасна! Прислушайтесь — взгляните на нее. Не правда ли, когда солнце опускается за горизонт, прощаясь с небом — оно опускается в сердце, оно прикасается к душе, и нужно только смотреть. Только смотреть. Больше ничего… И тогда придется увидеть Как прекрасен путь. Как свежа и благодатна ночь.     Мгновение. Цените мгновения — в них сияет вечность. Неважно где вы сделали шаг, важно: как вы на него смотрите. Неважно остался ли после вас след главное улыбнуться тому, что вокруг прямо сейчас, даже если вокруг бездна. Тем более… И голос ваш станет тишиной, целующей ночь, и руки превратятся в крылья, обнимающие небо. Брат ветер, раскрой безумие свободы, обнажи сердце красоты. Цените мгновения. Капля за каплей, они уносятся прочь, уходят сквозь вас незамеченными, сквозь ваш сон, как воздух, как дождь за окном. Откройте же им свое окно, чтобы хоть одна капля попала в ваше сердце, чтобы увидели вы млечный путь над головой и улыбка, ваша улыбка, разбила навсегда кованную чужим мнением сталь грехов. Чтобы хлынули слезы, как дождь, когда чужая боль перестанет быть чужой и раскаленным ножом вонзится в сердце. Чтобы вы забыли о том, чем вы были, ибо вас никогда и не было; и чтобы вы вспомнили, что вы есть, ибо вы есть всегда. Всегда. Цените, о, странники вечности, уносящиеся прочь мгновения. В каждом из них вы. Прощайтесь с собой. Прощайтесь навсегда. Там, где небо сияет звездами, вы закрываете глаза, вы хотите спать. И хлопком одной ладони проходит ваше мгновение жизни, ваше время бытия. Вы даже не замечаете. А потом… Горло сжимает не родившийся крик. И взгляд замирает, останавливается на последней капле. Перед бесконечным снегопадом. ТС-С-С-С-С. Она падает вам на ладонь, и опускает обессиленные руки. Она сте­кает к ногам…Тишина…ТС-С-С И вместо крика просто выдох, медленный… И больше ничего, и полет над бездной. Примите хотя бы это последнее мгновение — этот последний дар…                             Мгновение 2. Сегодня ты поешь, сегодня мама принесла тебе подарок. А папа, такой огромный и сильный, как титан, щекочет тебя и подбрасывает в воздух, и ты смеешься, смеешься… А за окном теплый-теплый летний дождь. И  так хочется побегать босиком по  лужам, и так хочется снова смеяться, и грустить, и плакать. Когда же это было? Сегодня? Или уже вчера? Или сто лет назад?.. Сто времен. А может, все это просто осталось за углом? Вот здесь, совсем рядом — рукой подать. Загляни… Но ты ли это? Там. А потом школа. Эти нудные повторяющиеся дни. Боже, как они надоели. Скорее бы они прошли. Скорее бы каникулы. Впервые ты пожелал, чтобы время пролетело незаметно, не тянулось, словно бескрайнее море,. Впервые тебе самому захотелось убежать из мгновения настоящего, в завтра. Если бы знал ты тогда, как тебе будет не хватать этих нудных школьных дней. Терпкая память будет вновь и вновь повторять эти горько-сладкие вечера с теплыми, как взгляд друга, желтоватыми лампами, с тихими щутками-шепотками и усталым, но добрым голосом преподавателя, которому тоже не терпелось в этих нудных повторяющихся днях. Забавно. Оттого забавно, что этому самому преподавателю сегодня ночью снилась его школа… Но вот пришли каникулы. В который раз. В который, который раз. Бесконечные. Безумно прекрасные. Как море. Как… Как быстро они пролетели. Ты даже не заметил. А дни-то становятся все быстрее и быстрее. Время набирает ход. И ты становишься все старше и старше с каждым утерянным мгновением. И все труднее тебе их заметить, и уже невозможно к ним прикоснуться. Зато ты научился смотреть на часы, к своему великому горю. Смешно сказать, но иногда мгновение ты приравниваешь к секунде. Глупец. Вспомни свой первый поцелуй: всего лишь мгновение — а прошло полчаса, А потом твой восторг, он был тоже мгновенен — а прошло несколько дней. Вспомни смерть матери. Ты сто раз прожил с ней заново всю свою жизнь, но прошло-то меньше секунды… А теперь снова утро, и тебе уже пора на работу в такой же занудно-повторяющийся день. И уже не помогают ни каникулы, ни отпуск. Он тоже теперь «занудный и повторяющийся». И дни в нем такие же скучные и суетные. Так кто же был там, вчера? Ты? Или может быть я? Завтра родится твой сын. Ты не забыл? Я хочу, чтобы ты заглянул в его глаза. На мгновение! На мгновение…   Будем помнить                      ВЛАДИМИР  БОЙЦОВ Владимир Евгеньевич Бойцов родился в 1946 году в г. Баку. Семья Владимира Евгеньевича имеет дворянские корни. Его дед был офицером царской армии. После 1917 года продолжал служить отчизне уже в красной армии. Военным был и отец Бойцова. За десять лет учёбы в школе Владимир сменил одиннадцать школ. Такова судьба офицера – служить там, куда Родина направит. А долг семьи офицера – всюду следовать за ним. Однако Владимир нарушил семейную традицию и выбрал  совершенно мирную профессию. Сразу после школы Владимир Бойцов поступил учиться в Грозненский нефтяной институт. Всю жизнь проработал строителем, от мастера до главного инженера.  В Буденновске проживал Владимир Евгеньевич  с 1970 г.  После событий 1995 года, когда Владимир Евгеньевич побывал в заложниках, долгое время мучили Владимира Евгеньевича  воспоминания.. Страдания, пережитые в заложниках, не прошли даром. Пятнадцать лет Бойцов тяжело болел, ему ампутировали ногу.  И однажды он решил выложить мучившие его воспоминания на бумагу. Писал для себя,  потом показал записи друзьям и знакомым.   А потом пришли из «Ланы», попросили почитать. Так воспоминания Владимира Евгеньевича  попали в книгу «Будённовский крест» и сборник «Страна Берегиния». Оказалось это кому-то нужно. Владимир Евгеньевич был великолепным рассказчиком, мог бы стать таким же прекрасным  писателем. Но судьба распорядилась по-своему. Нам остались лишь его воспоминания/                     Новые социальные проекты Будённовского отделения Российского Благотоврительного фонда НАН  «Дорогу молодым» Известно, как трудно найти работу молодым, не имеющим опыта и стажа, и получить опыт и стаж негде, так как  на работу не принимают. Особенно тяжёлое положение у  молодых людей, у которых неблагополучная семья, а значит, нет связей и денег, которые часто решают проблему трудоустройства. Помочь  в решении этих проблем социально незащищенной  молодёжи,  призван Добровольческий центр, на базе которого и будет реализовываться проект «Дорогу молодым».  Суть его будет заключаться в том, что участники проекта, пройдя обучение на семинарах и тренингах, получат знания и навыки, по повышению самооценки, по  личностному  росту,  по созданию своего рабочего места; научатся социальному проектированию, получат  навыки по продвижению своих интересов, а следовательно станут активными участниками построения гражданского общества.     Наши звезды   Владимир Барсегян г.Будённовске   Несмотря на то, что Владимир Барсегян не рвется к «олимпу», не работает локтями, не шагает по «головам», не поступается духовными ценностями ради сомнительных регалий, его с уверенностью можно назвать звездой литературного мира. И это не беда, что его свет пока не дошел до большинства землян, что свет его звезды виден пока тем, кто  профессионально вглядывается в небосклон. Это всего лишь дело времени. И нам, кто эту звезду открыл, грех молчать о событии столь знаменательном. И по этой же причине мы не можем выпустить альманах без его замечательных произведений. А ещё мы раскроем тайну. К будущему очередному альманаху «Восток Ставрополья» будет прилагаться диск с песнями Владимира Барсегяна.  Потому что талантливый поэт является ещё и автором удивительных песен.   Владимир Барсегян родился в 1964 г. в г. Грозном. В Буденновске проживает с 1992 года. Владимир молод, талантлив, занимается предпринимательством. Любовь к книгам он сумел обратить в способ выживания. В литературное сообщество Будённовска он влился в 1996 году. Его стихи и песни впервые были опубликованы в коллективном сборнике «Остров спасения», изданном объединением «Лана». Владимир Барсегян принял активное участие к литературном конкурсе, посвящённом 20-летнему юбилею  «Ланы» и стал одним из победителей. Проникновенную лиричность и поэтичность его стихов отметили многие читатели. *** Ещё есть время, последний миг, Где в предрассветье сверчок звенит, Где даль прекрасна, и сны легки. Мерцают звезды на дне реки. Там ночь грозилась нам звёздной стать. Скажи о чём же ещё мечтать? Над лесом тихо рассвет встаёт. Ещё есть время. Оно твоё…     *** Вот так уж предначертано судьбой, И по-другому я уже не вижу, Чем дальше мы находимся с тобой, Тем мы родней, любимее и ближе.   И этого никак не изменить, Как то, что день начнётся на востоке. Ложатся иероглифами строки В квадратики желтеющих страниц…   *** Любимые уходят в заоблачную высь, Туда, где только звёзды над миром вознеслись Где птицы обгоняют небесные стада, И радуги ложатся спиной на города. Там ветры неустанно летят во все концы. И время лечит раны, как в детстве стрептоцид. Там мир остался прежним, там длится связь времён. И мы живём надеждой до будущих времён.   *** Где ветер трогает руками Акаций колкое жнивьё, Ночь голубыми ручейками Вдоль спящих улочек плывёт.   Здесь каждый дом наполнен светом, Здесь окна, словно светлячки, И над Кумой встают рассветы, Как дым, как дым прозрачны и легки.   А ветры радуги сплетают Над царством лоз и ковыля, И к горизонтам убегают Поля, поля, поля, поля…   Прикумск – утерянное слово, Далёкий южный городок. Он словно путник незнакомый Прильнул к обочине дорог.   Здесь так легко жилось и пелось, Цвели седины на виске. Жаль, что родиться не сумелось В забытом этом городке.   *** Мама сядет у окна, тронет память. Память снова по местам всё расставит… Зазвенит в шкафу хрусталь- недотрога, А в глазах лишь пустота и дорога… А в глазах лишь неприкрытая старость. Это всё, что моей маме осталось. И дрожит рука, сживая колени. И скользят над ней года и мгновенья. Так сидеть ей, и на фоне заката Ждать ушедшего давно Вараздата…     *** Мой сын уже большой. Гляжу в его глаза И вижу них себя Седым и постаревшим. Мой сын – всё тот же я, Лишь двадцать лет назад, И годы, как зола В сознанье обгоревшем… Слетают с белых крыш Цикады и ветра, И голуби парят Над всполохами лета, И ты живёшь во мне Сегодня и вчера, И в наших венах кровь Такого ж точно цвета.     * * * В маленькой квартире темно… в маленькой квартире январь… в комнату с ненастным окном мой отец пришёл умирать. Был он не по-русски красив, Песни пел про жизнь и весну. Что же ты меня не спросил, Навсегда шагнув в тишину?! Полной грудью небо вдохнул, Когда сердце в боли зашлось… Крылья над собой распахнуть Неужели сил не нашлось?! А душа скользнула в окно, Взмыла над пустой мостовой, Ночь…январь…в квартире темно… Ты ушёл…вокруг никого…       * * * Где разбегутся реки и мосты, И простынёю скроет непогоды, Когда-нибудь, быть может, через годы, Я буду вспоминать твои черты. Так память я пожелтевшего листа Стекает к нам в застывшие ладони, А мы, как пассажиры на перроне – Чуть руку протяни –  и тишина… А за спиной деревья и дома, И звёзды, что звенят над городами, И сны, что ты придумала сама… Они так не по-здешнему чисты. Я в них гляжу сквозь зеркало пространства, За даль, где забываются че6рты, И память обретает постоянство.     Наталья Найдёнова г. Благодарный В «Лане» Наталья Найдёнова из Благодарненского района появилась много лет назад, когда училась в Будённовском педучилище, и сразу покорила всех своим поэтическим даром. Проникновенные, лиричные, часто грустные стихи Натальи, публиковались в районной и «лановской» газете, и овладевали сердцами Будённовских читателей. Она была участником нескольких литературных конкурсов, где занимала призовые места. Потом связь с ней оборвалась на годы, и вот вновь на литературном небосклоне востока Ставрополья  засияла  звездочка Благодарненской поэтессы. Стихи Найдёновой так, как прежде прекрасны, только стали более зрелыми и мудрыми. Уверены, что читатель оценит её мастерство по достоинству. *** Мы в детские сказки не верим давно, Они хороши для сюжетов кино. Мы взрослые люди – долой чудеса! Мы только реальности смотрим в глаза. Холодным рассудком стараемся жить, Ах, если бы сердцу всё это внушить! Мы взрослые люди, а сказки – враньё! Но глупое сердце опять за своё, Но глупое сердце пытается вновь Найти на Земле неземную любовь!   *** Это было непросто Под обстрелом беды, Пережить високосный, Не теряя мечты. И душой безоружной Встретить страшный напор: Боль Осетии Южной И грузинский террор. Пусть финансовый кризис Тоже грозен пока, Но прощаемся с Крысой, И встречаем Быка! Открываются двери И, забыв о плохом, Мы по-прежнему верим, Что теперь заживём! Что нас ждут лишь подарки, Что удача найдёт, Что грядёт самый яркий, Самый радостный год!   ДЕНЬ СВЯТОГО ВАЛЕНТИНА Снежной пыли паутина ткёт узоры на стекле, День святого Валентина на моём календаре. Я опять сегодня вспомню то, что все смогли забыть… В тишине усталых комнат будут призраки бродить. Быль похожая на небыль, смех пронзительный как страх, Грусть луны и тайны неба отражённые в глазах! Я не помню, как всё было, ведь с тех пор прошли века Лишь одно не позабылось – как тепла твоя рука. Затерялся во вселенной прошлых жизней смутный ряд, Но остался неизменным этот горько-нежный взгляд. Снежной пыли паутина, руки тёплые твои День святого Валентина – день рождения любви! ПРОСЬБА… Ищи меня надеждой, сердцем, взглядом В любой и каждый день календаря. Среди осенних рыжих листопадов Среди июльских гроздьев янтаря, В цветах весны и в блеске новогоднем Ищи и там где боль, и там где смех… Прошу тебя, найди меня сегодня, Ведь завтра наступает не для всех…   *** Оступиться и сорваться в небеса, Заглядевшись на мгновение в глаза! Потерять от мироздания ключи, Осознав как твои губы горячи, Ощутить прикосновение как разряд, Всё забыть, запоминая нежный взгляд. Перелить по каплям две души в одну, И остаться навсегда в твоём плену! Каждым словом, каждым жестом дорожить! Свою жизнь тебе как розы подарить. И себя в придачу с розами отдать — Как всё это в «валинтинке» написать?     ТЕПЕРЬ ТЫ ЗНАЕШЬ, ЧТО ТАКОЕ ЛОМКИ… Бывает, душа вдруг очнётся от долгого сна Посмотрит вокруг и, содрогнувшись, крикнет: «довольно! Так жить невозможно! Повсюду рутина одна… Ах, мне бы не тлеть, а гореть беспокойно и вольно!» И следом отвага, зевая, на подвиг зовёт, Мол, должен же кто-то спасти это мир от крушенья! «Я знаю, ты сможешь, – кричит вдохновенье, – вперёд!» И вот уже совесть почти поборола сомненья! Устало вздохнёт и потянется весь организм И … снова уснёт – пробужденье не каждому в радость… «Так, что это было?» – мелькнёт запоздалая мысль Ей  разум спокойно ответит: – «Минутная слабость».   ИЗ  ПОРОДЫ ИКАРОВ… 2005г. Ты спросил: «Почему ты такая, скажи? Почему ты не можешь, как все,- Просто жить? Почему все готова отдать за мечту И идти к ней по самому тонкому льду? Почему ты так любишь глядеть в небеса? Почему у тебя голубые глаза? Объясни, почему ты все время грустишь? Может, ты из породы Икаров, малыш? Не смотри так на звезды, прошу, не смотри! И сотри эти слезы, скорее сотри! Крылья губят, поверь, Поспеши их сломать. И забудь, что когда-то Умела летать!» Я не стану тебе ничего объяснять, Все равно ты меня не сумеешь понять. Просто в небе такая горит синева! Просто часто бывают пустыми слова! Просто лед оказался не тоньше, чем жизнь, Просто я не умею, как все,- Просто жить! Просто тихо сказала тебе: «Отпусти! Видно, я из породы Икаров, Прости!»   *** Мы живем в беспокойное время Мимолетным сегодняшним днем, И тревоги тяжелое бремя Словно крест непосильный несем. Как же нам не хватает простого Человеческого тепла, Неподкупного честного слова, Бескорыстия и добра. Наша память – открытая рана, Ожидания горький трагизм. Вновь доносится с телеэкрана: «Нападенье! Война! Терроризм!» Ах, как хочется сбросить оковы Безнадеги, тоски, суеты И, как в детстве, поверить, Что снова Зло растает в лучах доброты!       Новые стихи   Светлана Бирюкова         Жара   Раскаленный, как сковорода, асфальт. Ноги покрываются горелой  коркой. А на балконе играет скрипка-альт, Пробегая по нотам скороговоркой… А воздух, как в сауне, за пятьдесят. Только парилка в масштабах планеты. А скрипач этот видно, большой чудак, Холод, жара ли — различий нету. Пилит смычком. Как опилки – звуки. И, может быть, коль настанет пора Сложит великую песнь от муки. Что  до него нам? Нас сушит жара.   *** Наш мир таков, его не переделать. Не модно нищего поднять и накормить, А армия добра не поредела, Она не гласно даст ему испить Тепла души. Но вот вопрос исконный: Бродяге нужно ли моё тепло?! Не зря он бросил этот мир зловонный. Он так хотел. То выбор был его!   * * * Зачем этой ночью опять Вы пришли в мои сны, Такой одинокий, с тоскою глубокой во взгляде. Что хочет судьба показать, не пойму, но важны Ответы на сны, и найти их когда-нибудь надо. Затем и живём, чтобы тайные знаки судьбы Разгадывать каждую ночь за границей сознанья. Мучительный путь мой, но чувствую нить ворожбы Всё крепче нас вяжет в единую сеть мирозданья.   Твой новый путь Твой новый путь ты выбрал сам, А я дышать не перестала. Хочу ль вернуть? Прости, я там, Жила, но так, что жить устала.   Пусть новый день твой без меня, Мой новый день – сухое русло, Мне хватит прошлого огня, Сжигающего  чувства.   Я не хочу  тобой болеть, Я не хочу с тобой гореть, Коль ты сжигаешь жизни суть, Куда твой путь?!   *** В чем перед вами не права? В том, что пока ещё жива, Что иногда ещё смеюсь, И будущего не страшусь, Да в прошлое уж не гляжу, Отрады в нём не нахожу. Живу сама в себе, как вы, А вы, конечно  же,  правы,.. Вы одиночество избрали, Меня ни разу не позвали, А я не так уж далеко, И увидать меня легко, Лишь улыбнулись  благосклонно, Подняли трубку телефона: «Я увидать тебя хочу!»… И я лечу, лечу, лечу… Одна лишь мысль мне важна: Что я кому-нибудь нужна. *** Ты про кризис, а я про защиту. Антивирус — программа такая. Ею наша душа закрывается, Надоело ей, бедной, маяться В постоянно ранящем мире. И придумала кризис в квартире. Ей от боли б к цветущему Маю На зелёную грудь, в объятья, Босиком, свободной от платья, Одурманиться бы душицей, Без стыда, нагою забыться… А на деле в ответе минус. Вместо радости – Антивирус И защита… от всех закрыта.   *** Я чувствую боль твою. Я знаю, как хочешь ты Рассвета в родном краю, Когда оживут мечты. Ты в мыслях дорос до звёзд, Ты сердцем миры объял, А те, кто к земле прирос, Твоим призывам не внял. Огонь во взгляде потух, Его притушила беда. Но только свободный дух Не сломит она никогда. Цепями сковали грудь, И выжгли во лбу клеймо. Но ты обернулся в грусть И выпорхнул через окно. *** Здравствуй, друг! Через столько лет Наши вдруг дороги сошлись. Знает только  лишь неба высь Для чего. Я  не знаю  ответ. Для каких-то, возможно,  грёз, Иль уроков, ещё не освоенных, Этой радости удостоены, И  слёз…   *** Старая рана  — новая боль. Просто поближе быть мне позволь. Просто писать  и мечтать в тишине Мне о тебе наедине С  дождиком мелким  и октябрём… …Листья в охапки  с тобой соберём И разожжем  на поляне костёр… И под гитару пойдёт разговор, Руки озябшие ближе к огню… Даже мечты  о тебе  схороню Спрячу тебя ото всех, от себя. Буду молиться, о грешном, скорбя.     Вадим Ефимов п.Ставропольский, Благодарненский район   Вадим Ефимов давний друг «Ланы». Его поэзия знакома участникам лановских вечеров, встреч и сборников с 1990г. Вадим является  ещё и автором множества песен. Каждый год он радует своим творчеством участников фестиваля памяти Анатолия Панасицкого. Он написал гимн к проекту «Страна Берегиния». Предлагаем читателям альманаха его новые стихи.   *** Небо листает свои небылицы, Из облаков недочитанных книг Падает снег за страницей страница, Мартовский день начитался и сник. В небе кружится — прогнозом оправдан — Белый, исписанный автором, лист. То, что в романе окажется правдой, Насочинял второпях романист. Выпал — точней эпиграммы у Гафта, Прямо на землю упал и затих — Мартовский снег, он растает назавтра. Кто сочинил: неудачник иль псих? . От зимы еще не откололся Предпоследний айсберга кусок, Но глядят давно навстречу солнцу Наши дни с надеждой на восток … Вдалеке за этой дымкой курит Неизвестность, слова не сказав. Завязать бы их или прищурить — На востоке не глядят в глаза. Регистрируя одни убытки, Покаяния не вскрылась масть, Вместо карт бесстыжие открытки Разложила перед нами власть. От Москвы до самых до окраин, Южных гор и Северных морей, Может быть, сегодня кто-то знает, Где хозяин Родины моей? Кто расскажет правду, а не сказки, Гость с Востока, с Запада злодей, Если жить мы станем без опаски За судьбу страны и за детей?.. День весенний снова на подходе, Ароматы чудятся, цветы… Неужели снова все мечты, Сны растают, как лавины сходят, Обнажив бесплодные хребты?.. *** Жить надо выше облаков И дольше рек широких, бурных, Дождями, празднуя любовь И в бурях видя свет лазурный. Мечтать, страницей шелестя, Писать слова огромной буквой, Пусть в книге будней не гостят Года уныло, беспробудно. Считать минуты счастья вслух, Ритм, отбивая с нежной силой, Добром делиться и наук, Не сторонясь, и сердца милой. Покаяние. Не привередлива природа Моих желаний и страстей: Уединения свобода, И чтоб подальше от гостей. Незваных, да и всяких прочих, Кто беспокойство мне пророчит. Довольно собственных затей. Пытаюсь строчки из газеты Строфою Бродского связать. Смогу не сразу то и это, Но вкус и запах их понять, Посмаковать и обнаружить, Что аппетит мне верно служит, И необъятное объять. Потом подсесть к магнитофону, Чтоб не забыть мелодий крик Рожденья, и по телефону Поведать другу: да, был миг, Гостила муза, а на завтра, Как, впрочем, и на teen jahre after, Я не планирую, старик! Я запускаю в дом погоду, Она любая мне мила: Пусть небеса сливают воду, Иль все сжигают добела. Не скучно рядом с облаками, Пока я балуюсь стихами, — Они летят. У них дела. Пока не вырастет из теней, Бесшумно движущихся днем, Под взгляд задумчивых растений, И не уснет под фонарем, Где темною канвой застынет, И календарь меня покинет, Где пустота за декабрем…   Ночная песня. Я гитару несу, как старуха косу, Как палач, свой топор, я держу навесу, Я сегодня избавлюсь от муки. Но не хватит ладов и шести медных струн, Чтобы песню закончить, хотя бы к утру, И аккорды берут на поруки. Давай, скрипач, настроим двери, Чтоб в унисон с тобою пели. Под си бемоль седая моль Садится шубе на мозоль, Летя бесшумно мимо двери. Мы терпеливее, чем звери… Звезды катят луну по ночному окну, Волки серою стаей глотают слюну, Сейчас завоют, и я зарыдаю Свой жестокий романс, чтобы звезды все враз Отпустили ее, и меня кто бы спас, Если в волчью отправлюсь я стаю. Превосходная цель – бард или менестрель, Назови как угодно владельцев петель, С потолка, что свисают свободно. Слезы как из ведра: кто дожил до утра, С глупой мыслью прогулки к воротам Петра, Обольется водою холодной… Медосмотр Осмотри меня, доктор, внимательно, И давленье померяй, и пульс Посчитай, и скажи обязательно: Я на что-то еще гожусь? Посмотри, эскулап, основательно, Может, клещ прицепился ко мне, Словно зависть и злоба, желательно: Их пинцетом извлечь во вне. Просвети, да насквозь, грудь рентгенами, Обнажи, если есть, гнили суть, Что за горло берет. Может, генную Инженерию стоит встряхнуть? Ты найди точки все мануальные, Прокатись, как асфальтным катком, Чтоб анализы стали нормальными Перед финишным марш-броском. Но здоровье мое – вещь не главная, Докторов этих я не пойму: Почему нет друзей? Кто отравою Захлебнулся, кто бросил страну… Здесь, в России, остались изгоями, Недолеченными, только пар Из ноздрей и мотор с перебоями, Всюду осень, холодный кошмар… Может, небо подскажет бессонное, Где когда-то считал я орлов И друзья, и погода сезонная Пропоют свои песни без слов… Что нам кризисы?! На неведомой Приснопамятной русской войне, Не закончится этот последний бой, Да и врач это – тот, кто во мне. Он устал, этот доктор старательный, Где душа была, свежий нарыв, Санитары, зачисткой карательной, Мое сердце кидают в обрыв. Там, внизу — территория подданных С паспортами различных планет, Звезд мерцание, роли все розданы: Кто не встретит, кто встретит рассвет… Осмотри меня, доктор, внимательно, И давленье померяй, и пульс Посчитай, и скажи обязательно: Я на что-то еще гожусь?   Живая природа   Николай Сахаров П. Красный Октябрь, Будённовский район   Николай Давыдович Сахаров родился 9 июня 1941 года в селе Покойном Будённовского района Ставропольского края, в семье рабочих Своим учителем по литературе считает Бирюкову Светлану Ивановну, состоит в творческом объединении «Лана» более пятнадцати лет. Литературные работы Николая Давыдовича печатались в местных  газетах: «Что, где, почему». «Будённовск сегодня», в альманахах г. Орла: «Под парусом спасения», «Первые стрижи», «У трёх дорог». Николай Давыдович любит животных и птиц,  изучает их повадки. Является членом Российской Академии Наук по орнитологии. Миру природы, животным посвящено его поэтическое творчество и проза. Николай Давыдович удивительный рассказчик. На встречах, которые организуются объединением, слушатели, особенно дети, не замечают времени, готовы слушать его часами. Благородная и чистая душа художника, ученого, писателя  притягивает к себе, как лесной родник. Хочется вновь и вновь пить из этого источника.     Неудачная охота Хочу рассказать о случае, произошедшем со мной и одним с пернатым хищником, который оказался по воле случая на моём подворье. Случилось это 20 сентября 2010 года. Я возвратился домой с очередного похода с этюдником. Бродил над рекой Кумой, отыскивая место, чтобы сделать этюд. И после работы на природе с хорошим настроением захожу во двор и слышу крик домашних кур. Они сильно волновались, а с ними и петух. Я обратил на это внимание, и, поставив этюдник, поспешил в тот угол сада, откуда доносился переполох. Выгул для домашней птицы значительно большой, и потому нельзя сразу увидеть всё, что происходит. Там есть и кусты смородины, и много деревьев: вишни, яблони, абрикосы и даже шелковица. Шум доносился как раз оттуда, где росло большое дерево шелковицы, которое частично было заплетено хмелем. Когда я подошёл ближе, то был поражен увиденным. Огромная серая птица, старалась подняться с места, но не могла, так как сбоку путь преграждался сеткой соседнего забора, а вверху – естественная  сеть из веток дерева и хмеля. И к тому же свободно убраться мешала добыча, которую птица не хотела бросать. Этой добычей стала домашняя курица, одна из наших несушек. Курица была серой, как и хищник, и вся эта живая серая масса шевелилась, и сразу было не возможно понять что происходит. Я бросился к нарушителю, поймал его и забрал у него курицу. Когда я его рассмотрел, то, конечно был сильно удивлён. В руках у меня оказался Ястреб-тетеревятник, который попал в наши края при перелёте на юг из далёких краев России. Его родина – леса от Белоруссии до   Байкала. Летят они парами, питаются живой добычей: глухарями, рябчиками, тетеревами, грачами, воронами, дикими голубями,  и даже может ловить зайцев. Видно голод заставил пойти ястреба на безумный для него шаг. Он спутал домашнюю курицу с рябчиком и попал в такое для него не ловкое  положение. К тому же ещё и курица оказалась  старой, и кожа у неё стала очень крепкой, и ястреб не смог освободить свои большие когти, и все время поднимался со своей добычей, а она его тянула вниз. Курица была уже наполовину съеденной. Познакомившись с ним поближе, я понял, что моему гостю идёт третий год, что он мальчик, и что он вполне взрослая особь. А значит его суженая продолжает свой полёт до места назначения. Держа в руках такую драгоценную птицу, я строил планы на будущее, как я буду ходить с ним на охоту, когда его приручу. Для него у меня был вольер, где когда-то жил орёл-могильник. Я поместил  его в этот вольер, поставил ему воды, и начал за ним наблюдать и любоваться им. На другой день я ему попытался дать корма, но он не ел и был очень пуглив.. Так прошло три дня. На четвертый  ястреб взял корм. Дни шли своим чередом. Я заходил к нему в вольер. Постепенно я стал его гладить  по его серому оперенью. Птица начинала привыкать к условиям, в каких он очутился. Но однажды я заметил, что ястреб стал взволнован. Он начал биться в сетку и искать выход. Он перестал есть  и смотрел на меня, как человек, и издавал звуки, которые не могли оставлять меня равнодушным. Глядя на него, я понял, что он получил весточку от своей суженой, что она уже прибыла в тёплые край, куда они летели, что она его ищет и ждёт. И я знал, что она знает о его беде. Птицы связываются  друг с другом мыслями за многие тысячи километров, как связываются люди по телефону. У птиц это заложено Творцом, то есть Богом, а иначе у них был бы хаос. Я начал подумывать об освобождении моего пленника. И вот в одно уже холодное осеннее утро, подходя к нему, чтобы дать птице корма, я услышал звук, напоминающий человеческий плач. Это плакал ястреб, гордая на воле птица. Я не раздумывая больше не о чем, зашёл в вольер, взял его в руки. Он не сопротивлялся.  И с мыслью отпустить его, я пошёл на зады своего подворья, погладил его в после5дний раз, подбросил его вверх. Ястреб взмыл высоко, и пошёл как стрела вверх, но потом стал снижаться и направился к одинокому дереву, стоящему неподалеку от моего подворья, наполовину высохшему. Ястреб сел на самую макушку этого дерева. Я стал наблюдать за ним, что же будет дальше. Посидев немного, ястреб поднял свои крылья и начал как будто лететь, но находился на месте. Мне показалось, ястреб прощался со мной. Он махал мне своими крыльями, как машут люди руками при расставании с друзьями. Это его поведение у меня вызвало радость и слезы. Я ему пожелал счастливого пути. Немного времени спустя ястреб сорвался с места и, как стрела пошёл вниз. Потом стал набирать высоту, и вскоре скрылся из виду за холмистою грядой. Где светилась полоса горизонта. Говоря, что там где-то кочует лето, куда и стремятся перелетные птицы. И весной этим же путём они будут следовать обратно. И кто его знает, может и мой  гость пернатый будет пролетать над моим подворьем со своей суженой. Доброго пути тебе, Божья тварь!           Поздравляем Надежду Моисеевскуюс выходом ее второй книги. «Среди полей село раскинулось». Желаем успеха и новых творческих достижений. Члены ТО «Лана»

 

 

Надежда Моисеевска

Главы из книги «Среди полей село  раскинулось»

Среди полей село раскинулось,

Простое, скромное, неброское,

Но сердцу близкое, родное,

Толстово-Васюковское.

В.И. Кешишев,  учитель истории

с. Толстово-Васюковское

Село Толстово-Васюковское на Ставрополье имеет географическую примечательность: оно расположено на 45о Северной широты, находясь на одинаковом расстоянии от Северного полюса и от экватора и на одной широте с краевым центром. Село лежит на возвышенном плато с балкой Сухая Буйвола в холмистой местности. Толстово-Васюковское связано с районным центром асфальтированной дорогой. Автотрасса, что в четырёх километрах от села, позволяет отправиться в путешествие по маршруту Будённовск-Арзгир-Дивное-Элиста.

О появлении села читаем в Исторической справке о Толстово-Васюковском : «Возникновение многих сёл на Ставрополье связано с социально-экономическими процессами, вызванными реформами 1861 года, которые явились исходным пунктом нового пути – капиталистического развития страны. Реформа дала личную свободу крестьянам, но они оставались в экономической зависимости, так как сохранилось помещичье землевладение. Многие крестьяне потеряли землю или уменьшились их наделы. Они были вынуждены переселяться в другие районы страны. Переселение вплоть до конца девятнадцатого века носило стихийный характер…»

Планомерное освоение земель начинается с 1905 года, в том числе и на территории Прикумья, где рождается село Толстово-Васюковское. Под село отводят четвёртый оброчный участок – участок Северо-Мажарской дачи Прасковейского уезда Ставропольской губернии. Нынешнее название закрепляется на сходе жителей в количестве 41 человека 22.11.1906 года. Мотивировка основана на том, что Васюков является общественным поверенным крестьян, их «заступник». А первая часть названия, по одной из версий, происходит оттого, что влиятельный чиновник Василий Толстой добивается в Петербурге разрешения создать здесь село. 12 декабря 1906 года название утверждается губернским правлением. С этой даты село Толстово-Васюковское входит в состав Ново-Алексадровской волости Прасковейского уезда Ставропольской губернии. К этому времени крестьяне получают земли, которые у них до сих пор находятся в аренде, в собственность, что имеет большое значение, так как у людей появляется уверенность в завтрашнем дне. С большим энтузиазмом они начинают налаживать быт и хозяйство. Поначалу здесь селятся семьи  баптистов и молокан, которым с 1910 года разрешается строить молитвенные дома. В 1912 году село Толстово-Васюковское «переходит» в Свято-Крестовский уезд Ставропольской губернии. Через три года в селе учреждается общество потребителей. Время тяжёлое, но люди продолжают жить. В 1918 году в Толстово-Васюковском провозглашают советскую власть, а через год село занимают части Добровольческой армии, но в 1920 году их «выбивают» красные. 1921год приносит селу новый юридический адрес: Ново-Александровская волость, Свято-Крестовский уезд, (с декабря —  Прикумский) Терской губернии. С 1923 года Толстово-Васюковское » вливается» в Ново-Романовскую волость. И наконец, в 1924 году в Толстово-Васюковском оформляется сельский совет как нынешнее муниципальное образование…

       

 

          ДЕТСКИЙ  ДОМ  №17

Дети – наша главная надежда.

Дети – будущее всей страны…

Н.Моисеевская,

Детский дом №17  появляется в Толстово-Васюковском на базе старой средней школы по Распоряжению Правительства Ставропольского края от 29 января 2004 г. №35 – пр. в связи с ходатайством Будённовской территориальной администрации о целесообразности создания в селе Толстово-Васюковском государственного образовательного учреждения для детей-сирот и детей, оставшихся без попечения родителей. Министерство образования Ставропольского края выступает его учредителем. Финансирование осуществляется за счёт средств  бюджета Ставропольского края.

В детском доме поселяются 33 ребёнка, в своём большинстве из неблагополучных семей. Это большой, уютный, чистый и красивый дом.Тёплый холл встречает посетителей умиротворённой тишиной, в которую и аквариум, и Грамоты с Дипломами за спортивные достижения (стрит-болу, биатлону, мини-футболу, футболу, лёгкой атлетике) и художественное творчество, а также план деятельности этого государственного учреждения на месяц органично вписываются. Есть распорядок занятий по интересам, режим дня… Видно: здесь трудятся неравнодушные люди, начиная от директора Виктора Александровича Петрикова, завхоза Анны Михайловны Шартон, работающей с самого открытия, и заканчивая… любым человеком, пришедшим сюда по зову сердца..

В детском доме не плохо, но гораздо теплее в семейном детском доме, дети из которого быстрее адаптируются в обществе, уверенней чувствуют себя в жизненных ситуациях. Мечта о семье присуща всем детям. Вспоминается эпизод: прихожу впервые в детдом, меня сразу окружают дети, и 12-летняя девочка спрашивает: «А Вы усыновлять пришли?»

Бывает, дети совершают побеги из приютов, где живут – значит, тут им не хватает чего-то в большей степени, чем того же не хватает в семье (из которой они обычно не убегают, как бы тяжело там ни бывает). Патронатные семьи – заместительные семьи, но тем не менее они ближе детям. И детский дом, конечно, расформируют, когда последний  ребёнок окажется в семье.

 

Валентина Ненашева

Воспоминания

Как мы с мамой жили в войну?

В 1941 году мы с мамой проживали в городе  Барнауле. Общежитие с длинными коридорами, где дети играли в прятки, в войну, просто гуляли, было нашим домом. Мама всегда ругала меня: «Не шастай по коридору, займись чем-нибудь полезным».

22 июня 1941 года в Барнауле был жаркий день, воскресенье. Многие уехали отдыхать на озеро, купаться и ловить рыбу. Почти все мои подруги накануне уехали за город, и я бродила по скверу одна, рвала ярко жёлтые одуванчики для венка. На душе было спокойно и радостно. Я сплела венок, надела его на голову и пошла домой в общежитие обедать. После обеда(в Барнауле разница с московским временем на 4 часа) по радио Юрий Левитан, отчеканивая каждое слово, сообщил, что «враг вероломно напал на нашу страну». Началась война.

В коридоре общежития забегали курьеры военкомата с повестками. Военнообязанным следовало срочно явиться в военкомат. В общежитии жило много молодожёнов, все мужчины до 50 лет были военнообязанные. К вечеру по коридорам стоял рёв женщин, провожающих на войну своих мужей. В первый день войны из общежития ушли половина мужчин. И сразу всё изменилось: дети притихли, взрослые обсуждали как жить дальше. Люди перестали замечать свои болезни, никто не обращал внимания на погоду на улице, у прохожих было одно выражение лица – печаль.

Нашу школу № 25 со спортивным и актовым залами, светлыми просторными классами освободили под госпиталь для тяжелораненых. В детскую комнату общежития привезли тюки белой ткани и в рукодельном кружке дети, и я тоже, на десяти швейных машинках шили полотенца, салфетки и наволочки для госпиталя, а взрослые добровольцы на своих машинках шили простыни и пододеяльники. Готовое бельё учитывали, вязали в пачки и везли в госпиталь. Почти каждая семья  из общежития, несла, кто что мог в пустую школу для раненых.

Осенью маму отправили в колхоз на уборку урожая на полтора месяца.  Мне было тогда десять лет. Я должна была остаться одна. Мне было страшно. Я плакала, а мама торопливо наказывала мне: чтобы я хлебные карточки не потеряла,  чтобы в школу ходила и уроки делала, чтобы не шастала по коридору. мне было очень трудно и тоскливо, и спасение я находила в коридоре, где всегда кто-то из детей бродил. Можно было поговорить, поиграть, узнать новости.

Когда мама приехала из колхоза, мы обе плакали от радости. Несколько дней я чувствовала себя счастливой. Мама была рядом, и я ходила за ней, как хвостик. Но счастье быстро кончилось так как маме надо было идти на работу. Она работала агрегатчицей на Меланжевом комбинате. Это было военное предприятие, которое выпускало ткани для армии. Работа была тяжёлой и состояла в том, что ей надо было отрывать пласты от спрессованной кипы хлопка и кидать его на движущееся полотно. Хлопок попадал в агрегат, разрыхлялся, от чего в цехе стояла завеса хлопковой пыли. Мама очень уставала. Работать приходилось по двенадцать часов, почти голодной. Она ослабла, и всё время хотела спать. Рано утром она с трудом просыпалась, чтобы к семи часам быть на работе. Часто она не могла вовремя проснуться, и как загнанная лошадь, чуть не падая, бежала на комбинат. Опаздывать было нельзя. За опоздание на двадцать минут судили. Тогда она уговаривала меня, чтобы я ночевал сама в её дневные смены. А после ночных смен она отсыпаться приходила домой. Я соглашалась и с тоской ждала маму с работы. Когда было особенно трудно, выходила в коридор, играла там с детьми и забывалась. А мама тоже страдала от того, что оставляла меня без присмотра. Она наказывала всем знакомым из нашего общежития, чтобы те поговорили со мной. Бывало, что подойдёт ко мне малознакомая тётя и спрашивает: «Ты Валя? Мама передаёт тебе привет. Она очень за тебя беспокоится. Ты смотри, не балуйся»., и пойдёт своей дорогой. А я была и этим словам очень рада. Мне было радостно оттого, что мама думает обо мне.  Она старалась что-нибудь придумать, чтобы меня накормили.

Когда мы стали учиться в третью смену с пяти часов вечера, мама уговорила меня пойти в няни. Одной женщине некуда было деть шестимесячного мальчика.  Я согласилась. Толик, так звали мальчика, сразу пошёл ко мне на руки, улыбался и гукал. Я варила ему кашу, меняла пелёнки, стирала их. Когда он спал, я делала уроки. Хозяйка приходила в пять часов, а я уже одетая ждала её и сразу бежала в школу. За то, что я нянчила Толика, меня кормили. Мама была рада, что я «при деле», сыта и не «шастаю по коридору». Почти год я нянчила Толика, школу с трудом закончила, так как на уроки времени почти не хватало. А мама про школу даже не спрашивала. Лишь бы я была сыта и здорова.

Как я уже писала, нашу школу заняли под госпиталь, а учащихся распределили по другим местам учёбы. Все школы города перевели на работу в три смены. Под классы занимали любые подходящие помещения: клубы, красные уголки предприятий. Первый год войны я училась в четвёртом классе.

Наш класс разместили в красном уголке овчинно-шубного цеха. Помещение было старое с печным отоплением. Высокая печка загораживала две парты, и учительница не видела тех ребят, которые там сидели. А ученикам, чтобы увидеть написанное на доске, надо было выглядывать из-за печки.  На эти парты всегда садились непослушные ученики, они играли в карты, строили рожицы, смешили одноклассников, мешали вести урок. Учительнице постоянно приходилось заглядывать за печку, чтобы навести порядок в классе. После уроков нас водили на склад овчинных обрезков. Мы сшивали мягкие меховые обрезки льняными нитками. Работницы тут же из сшитых кусков кроили рукавицы. В другой комнате из прочной ткани шили верх для рукавиц. Они получались крепкие и тёплые и предназначались для артиллеристов.

На следующий год нам нашли другое помещение – клуб сапоговаляльной фабрики. К началу учебного 1942-43 года в Барнаул прибыло много эвакуированных. В небольшом клубе разместили пять пятых классов. Досками перегородили зрительный зал натри класса, коридор и учительскую комнату. И еще два класса разместились на сцене. Все двери были из досок. Всё кругом хорошо прослушивалось.

Эвакуированные, в основном , были из Москвы и Ленинграда. Дети были активнее, смелее барнаульских, больше знали. Наши запечные шалости предыдущего учебного года показались для учителей раем. Переполненный клуб «Пилюкатки» гудел от неукротимой энергии пятиклассников. Представьте, в коридорах, в три раза уже нормальных, школьных, одновременно выбегают, визжа и гогоча, ученики трёх классов, давая друг другу тумаки, ставя подножки… потом из двух классов, что на сцене, буквально на головы спрыгивают еще почти столько же ребят. .. Толчея получалась неимоверная. Чтобы пройти по коридору, постоянно обходить кого-то, и всё равно упрёшься в потасовку и «кучу-малу».

В нашем классе был слава Комисаров, эвакуированный из Ленинграда. Его родители оба хирурги были на фронте. Слава жил с бабушкой, которая его очень любила, а он её не слушался. Он был лидером всех мальчишек-пятиклассников. Его завали «комиссар». Когда кончались уроки при выходе из школы все мальчишки под командой Славы вставали в два ряда. Девочкам приходилось идти меж ними посередине. Слава командовал: «Бей девчонок!» девочки сразу кидались убегать, а мальчишки портфелями с привязанными чернильницами-непроливайками, били их по спинам. От ударов вскользь по бегущим было не больно, но все  пальто у девочек были испачканы чернилами. Каждый день мы боялись выходить из школы.

По команде «комиссара» мальчишки могли опоздать на первый урок, устроив какую-нибудь борьбу. С последнего урока могли просто уйти. Учителя не знали как укротить буйство учеников. Слава сначала сидел за партой у стены, то есть у деревянной перегородки, где в нужных местах были вырезаны щели для шпаргалок из соседнего класса. Он из трубочки стрелял в соседний класс, а оттуда летели ответные. Подымался шум в двух классах, а  он сидел тихо, как будто не знал, в чём дело. Его бабушку вызывали в школу несчётное количество раз. Она просила учесть, что его родители на фронте, а ему надо учиться. «Пожалуйста, — говорила она, — не выгоняйте его из школы, тогда мне с ним не сладить». И его терпели. После прихода бабушки, Славика пересаживали на другую парту. Он дня три сидел нормально, но потом всё повторялось. Он дёргал девочек за косички, отбирал чернильницы, линейки, карандаши, заставлял для него решать задачи, мог просто так столкнуть со скамейки… Никто из ребят не хотел сидеть с ним за одной партой, жаловались родителям и учителям. Родители просили оградить их детей от «комиссара». И забияку опять пересаживали. Когда его посадили со мной, я решила, что жаловаться не буду. В первый же день, как начался урок, он дёрнул меня за косу. Я перекинула косу на другое плечо. Тогда  он переставил чернильницу на свой конец парты – я стала макать ручку в чернильницу соседней парте. Началась математика, контрольная работа. Славик положил свой листок на мою тетрадь и сказал: «Вначале реши мою». Я решила и отодвинула листок. На другой день по русскому был диктант. Когда дали время для проверки написанного, Славик, читая мой листок, ткнул пальцем: «Тут «о» а тут «е»». я исправила по его указке, без колебаний потому, что он считался самым грамотным учеником по русскому языку среди всех пятиклассников. Так мы стали помогать друг другу. Теперь, когда мы выходили из школы,  указывая на меня , «комиссар» командовал: «Эту не бить!»  и я быстро пробегала между рядами пацанов. Как бы трудно не было, учебный год закончился. На следующий год в тесных классах клуба мы уже не учились. Часть эвакуированных уехали, а вмести с ними и Славик. Больше мы с ним не встречались.

Осенью, когда копали картошку, мама договаривалась, чтобы меня взяли в помощники и давали за мой труд ведро картошки. Меня охотно брали помогать и говорили: «Эта девочка работящая».

В войну почти у всех людей были вши. Усталые, голодные люди, которым не было возможности как следует помыться, боролись с этой бедой как могли. В банях были камеры высокой температуры, где прожаривали одежду, пока человек моется.  Дома после стирки одежду кипятили, швы проглаживали и придумывали другие способы избавления от вшей.  В школе перед уроком проверяли головы. Мыла не было, стирали и мылись щёлоком(кипяток с золой). На комбинате вши были даже в хлопке и пряже. С ними боролись, но они всё равно были. Вши разносчики тифа. В войну многие болели им, заболела и мама. Её положили в инфекционное отделение городской больницы, остригли на голо. У неё была высокая температура. Я ходила к ней в больницу, которая была полна больными. Мама смотрела на меня из окна, слабая, худая, остриженная, со страдальческим лицом. Я плакала. Она говорила мне: «Опять ты одна будешь два месяца.» мне было трудно, но уже привычно. Спасал коридор.

Из больницы мама вышла очень слабая. Тяжёлая работа в пыльном цехе ещё больше ослабила её. Она ходила медленно и через силу работала. Врачебная комиссия  дала ей справку с указанием немедленно перевести её на сидячую работу с чистым воздухом, на шесть месяцев. Для лечения её поместили в ночной туберкулёзный санаторий. Каждое утро после приёма лекарства и осмотра врача, мама проходила процедуры, завтракала и потом шла на работу. Обед выдавали по санаторной карточке. После работы – душ, приём у врача, процедуры, ужин и сон в санатории. Шесть месяцев я опять жила одна. Иногда ночью после процедур мама приходила ко мне и быстро уходила.

В санатории ей стало лучше, и я была рада. Через шесть месяцев её перевели  работать уборщицей в Управление фабрики.

За войну я прошла школу самостоятельной жизни. В двенадцать лет я узнала, что не всё можно говорить маме, как её успокоить и чем помочь.

Был очень голодный военный год. Мама отрабатывала сутки, то есть две смены по двенадцать часов, и когда у неё был свободный день, она говорила: «Валя, пойдём в Лебежку к дяде Ване . может он нам чем поможет, если нет, то хоть пообедаем у них». На другой день очень рано мы пошли в Лебяжку( это примерно 15 км.). к обеду мы были на месте. Нас накормили до сыта кашей и картошкой, напоили травяным чаем с мёдом( у дяди были пчёлы). Дома у нас кроме хлебного пайка и иногда кусочка жмыха, ничего не было. После обеда мама робко начала говорить о том, что может селе где есть клочок земли… мы бы вскопали, семян у нас тоже нет. Может нам дадите немного картошки, мы её на глазки порежем и посадим хоть немного. Дядя Ваня тяжело вздохнул и сказал: «Картошку мы уже посадили. В доме сейчас и ведра картошки не набрать. А клочок земли есть. Там раньше картошку сажали, но бродяги воровали эту картошку. Теперь там ничего не сажаем. Надо подумать и посадить там то, на что люди не позарятся». Он вышел в сени, вернулся с маленьким мешочком в руках и говорит: «Это просо, на тот участок хватит. Просо врят ли украдут. Осенью сколько-то намолотите. Многие на селе просо обжаривают на сковородке, толкут в ступке, провеивают и варят кашу. Какую ни какую, но кашу».  Мама сразу оживилась, быстро встала о торопливо сказала: «Время-то идёт. Где лопата. Грабли, пойдём покажи нам землю. Мы будем копать».

Недалеко от дома на опушке леса был участок земли, который предназначался теперь нам. Земля на нём была мягкая, и мы быстро вскопали. Мама посеяла просо и заборонила граблями. Уставшие. Еле передвигая ноги, но довольные мы пришли к дому. Нас накормили ужином, и мы легли спать. На другой день до рассвета мы ушли в Барнаул. Дядя Ваня приглядывал за нашим участком, иногда пропалывал. Осенью мы с мамой пожали просо серпом. Намолотили полмешка проса. В Барнаул мы несли свой урожай, как драгоценность. Зима наступила еще голодней, чем прежняя, но у нас было просо.

Мы по два стакана его жарили на сковородке, потом толкли в ступке, провеивали и варили кашу. Каша получалась колючая, наполовину с раздробленными неочищенными зёрнами. И всё-таки это была каша. Мама часто приговаривала: «Как хорошо придумал Иван посеять просо! Чтобы мы сейчас ели?, — а уходя на работу, наказывала мне, — Валя, свари себе кашу», и облегчённо вздыхала, — как хорошо что есть просо». И эта колючая каша не надоедала и казалась вкусной, хотя кроме воды и соли в ней ничего не было. Мне и в голову не приходило спорить. Совсем не трудно было жарить, толочь и провеивать. Работа, связанная с приготовлением пищи доставляла удовольствие потому, что всегда хотелось есть. Ели для выживания. До сыта в моём окружении тогда никто не ел. Мне не верилось, что когда-то будет такое счастье – есть хлеб до сыта. И сейчас хлеб для меня святое.

С одеждой в войну тоже было трудно. Очень помогали талоны на одежду. Летом я ходила босиком, на «выход», то есть в кино или что-то подобное, имела тряпичные тапочки, которые я шила сама из чего-нибудь старого. Мы с мамой не знали в какой обуви я пойду в школу. В Барнауле в сентябре уже холодно и сыро. На работе по ордеру маме дали брезентовые полуботинки 40 размера. Она начистила их чёрным кремом, чтоб не промокли и не знала что с ними делать. Ни мне, ни ей они не подходили. У меня совсем не было никакой обуви. Мама грустно посмотрела на меня, достала полуботинки и сказала: «Вот тебе обувь», я скривилась, но спорить не стала. Натолкала в носки ваты о надела.

– Ну как? — спросила мама.

– Ничего, — ответила я.

В школу я пришла в старом платье, которое было мало и в мужских полуботинках, которые были велики. Взглянув на меня, учительница сказала: «Зайди ко мне после уроков» я зашла, мне она дала талон на юбку. Из отходов хлопчатобумажной пряжи на старых трикотажных машинах вязали такую трубу, потом резали её на юбки и бесплатно по талонам раздавали рабочим и в школе нуждающимся ученикам. С учительницей мы пошли на склад и нам дали юбку. Я тут же одела обнову. Она обтянула моё худое тело намного ниже колен. И вид у меня был еще печальнее. Взрослые посмотрели на меня и сказали ободряюще: «Зато тебе будет теплее».

Наступала зима, мне надо было пальто и валенки. Вместо пальто мне купили старую фуфайку с накладными карманами. Я попросила маму прорезать фуфайку с боков и вшить карманы внутрь. Мне так и сделали. Стало удобно прятать в карманы руки, рукавиц то не было. Валенки мои мне стали маленькие и пошли на подшивку маминых валенок. На работе по талону маме дали брезентовые ботинки на деревянной подошве. Тогда в Барнауле такие ботинки носили многие рабочие. Их надевали на шерстяные носки или портянки. Ногам было тепло и сухо, но как-то неуютно, и они сильно стучали при  ходьбе, как колодки. Их делали в мастерской на комбинате. На  деревообрабатывающем станке вытачивали деревянные подошвы по размерам. Отдельно шили брезентовый верх на подкладке и со шнурками. Потом мебельными гвоздями прибивали верх к деревянной подошве. Другой обуви не было, и мама носила такие ботинки, а я её валенки. Так мы одолели ещё одну военную зиму.

Мама много работала, и я чаще всего была дома одна. Когда мне было одиноко, я ездила на пригородном поезде к родному дяде в гости. Я понимала, что семье дяди Гриши не надо говорить про наши беды, у них своих бед хватало. У них в гостях надо было радоваться встрече. У меня было две двоюродные сестры. Они тоже радовались моему приезду, бежали мне навстречу и сходу просили: «Сказку расскажи». Младший братик что-то по-своему лепетал и хлопал в ладоши. И у меня сердце заходилось от радости, что я им нужна, что они рады мне. Бабушка Прасковья что-то причитала, а тётя Настя, как и моя мама, была на работе. Я её почти не видела. В семью дяди Гриши я ездила с удовольствием. Когда мама была дома, она не разрешала мне ездить к ним, боялась, что я под поезд попаду. И я ездила когда жила одна. Как задумаю ехать, читаю сказки, выбираю какие буду рассказывать. Потом забота была как без билета проехать. А иногда было и так. Кондуктор выгонит безбилетников, и дверь в тамбур закроет, и поезд трогается. И до другой остановки едешь на ступеньке, держась за поручни. Было страшно, но я сразу забывала о страхе, как только встречалась с родными. Иногда я весело рассказывала, как пряталась от кондуктора, дети смеялись и удивлялись, а бабушка охала и причитала.

Мама не знала, что я часто ездила к бабушке и постоянно бродила по коридорам. Я не рассказывала, чтобы её не беспокоить.

Война шла к концу. От отца почти не было писем. Они иногда приходили полугодовалой давности. Мы с мамой переживали за него, не знали жив ли он. Тогда все гадали на разные лады.

Однажды знакомая женщина принесла вечером уникальную книгу. В центре книги на развёрнутом листе был большой круг с лучами. Между лучами прямоугольники, в которых написаны били  записи о жизни. Назывался этот круг «Народный лубок». Надо было хлебное зерно покатать в ладонях и бросить на круг. Где зерно падало, там и читать. Мама гадала про отца. Я была рядом. Мама бросила зерно, и я прочитала: «Хватит плакать и журиться, через год к тебе явится. Мы с мамой радовались этой вести, как письму отца. И действительно, отца демобилизовали в 1946 году, то есть через год после окончания войны.

Написала эти воспоминания для сегодняшних детей, чтобы они знали, как в годы Великой отечественной войны жили их ровесники, и как простые люди выживали в те страшные годы.

Я считаю свою маму героем тыла,  в военное время она чуть не погибла от непосильной работы, впроголодь. При этом она постоянно тревожилась за дочь, оставленную на произвол судьбы, за мужа, находившегося на фронте.

Вот так мы в тылу жили и работали ради победы. Потому и победили.

 

Новые имена

Валентина Андрейченко

Валентина Ивановна Андрейченко писала стихи всю жизнь, но никогда не относилась к ним серьезно. Бралась за перо лишь по просьбе родных и близких, которые знали, как здорово у неё получаются стихотворные поздравления.

Но есть у Валентины Ивановны и серьёзные стихи, написанные по зову души. Так стихи, посвящённые трагическим событиям в Беслане, были опубликованы в районной газете «Вестник Прикумья».

В нашем альманахе мы публикуем её стихотворные строки, адресованные близким людям. Но мы уверены, что все читатели «Востока Ставрополья», прочитав  их, почувствуют себя теплее.

***

Время не воротишь вспять.

Но зачем же горевать?

Это ведь рассвет опять…

Помнишь стужу на дворе,

И деревья в серебре,

Вот как раз на рождество

Чудо вдруг произошло.

Той студёной ночкой

Подарил Бог дочку.

Как посмотришь ей в глаза,

Там сверкает бирюза!

И весь день все «Папочка!»,

Тащит твои тапочки

Любимая лапочка.

У семьи твоей есть кров,

Где прописана любовь.

Хоть с годами станет тише,

Пусть живет под вашей крышей.

 

***

Чтоб глаза сияли,

Радовались жизни,

Март-марток в бокалы

Солнышка нам брызни!

 

***

Всё работа и работа,

Этих дел не впроворот.

Так в работе и заботе

Пролетит, как птица, год.

Но однажды стоит все же

Бросить разом все дела,

И поехать летом к морю,

И в чем мама родила

Там купаться-кувыркаться,

Сбросив сразу все года.

За работой помнить надо:

Жизнь ведь нам дана одна.

 

Привет издалека

Александр Иванов

Александр Иванов жил с детства в Будённовске. Несколько лет назад он уехал. И вот прислал нам весточку.

Дождливые мечты.

Капли дождя нудно падают с крыши,

стало уж поздно, темно за окном.

Дождь все становится тише и тише,

только не спится мне в доме родном.

Если бы звезды мне путь освещали,

я бы пошел босиком по траве,

чтоб не иметь в сердце много печали

и глупые мысли в своей голове.

Жизнь мне б казалась не столь одинокой,

ветер бы свежий унес меня вдаль,

там, за горами в теснине далекой,

я позабыл бы про эту печаль.

Как рассказать мне все в песне об этом,

если бы мог кто меня понимать.

Только к гитаре приду за советом,

Пусть ее слушает добрая мать.

Знаю, что песня ее растревожит,

будет все чувства свои созывать,

все в ней расставит и словом поможет

скажет — ты молод, нельзя унывать.

Знай, что никто здесь тебя не обидел,

в душу твою прилетает мечта.

Чтоб ты ни делал и чтоб ты не видел,

есть у тебя ко всему доброта.

 

 

 

Наши знаменитые земляки

   

 ВАСИЛИЙ    ПЕТРОВИЧ   РОСЛЯКОВ

 

Василий Росляков родился в  с. Архангельском Будённовского района.

С Будённовской земли он шагнул в большую литературу.

 

Многие, сейчас уже известные, писатели начинали свой путь в литературу с хождения в молодых. У одних этот путь был короче, у других – длиннее. Василий Росляков в этом отношении оказался более счастливым. Он вошёл в советскую литературу надёжно и сразу. В 1962 году в журнале «Новый мир» появилась его повесть «Один из нас», которая привлекла широкое внимание читателей и критики. В том же году она вышла отдельной книгой в издательстве «Советский писатель». Затем по этой повести был создан фильм «Первый снег». Так начался прозаик Василий Росляков.

До появления в печати повести «Один из нас» кандидата филологических наук Василия Петровича Рослякова знали как критика и литературоведа. В 1956 году в «Советском писателе» вышла его большая монография «Советский послевоенный очерк»

Но пережитое в годы войны и события послевоенных лет всё чаще и всё настойчивей требовали своих слов, своей формы и красок, и художник, дремавший в душе, восстал и победил исследователя литературы..

За повестями «Один из нас» и «Обыкновенная история», писатель выпустил роман «От весны до весны», книгу рассказов «Красные берёзы».

Родился он  в селе Архангельском Прикумского района. Его детские и отроческие годы прошли на берегах жёлтой степной реки Кумы. Окончив в Прикумске среднюю школу, он уехал учиться в Московский институт истории, философии и литературы (МИФЛИ). Но началась Великая Отечественная война, и Василий Росляков со второго курса ушёл  добровольцем  на фронт. Участвовал он в боях под Москвой, партизанил в Брянских лесах, где впервые начал печататься в подпольной газете «Партизанская Правда».

После войны сотрудничал в областной газете «Орловская правда», учился в Московском университете. Здесь же защитил кандидатскую диссертацию и начал читать лекции студентам факультета журналистики.

Такой далеко не ровной оказалась дорога в литературу ставропольского писателя Василия Петровича Рослякова.

Современность и острота, проблематики, любовь к земле и природе, умение в обыкновенном и будничном разглядеть типическое и характерное – вот черты писателя В.П.Рослякова.

Василий Росляков принадлежит к поколению писателей, творческое кредо которых формировалось в окопах Великой отечественной войны. Поэтому так обостренно чувствуют его герои непреходящую ценность человеческой жизни, так чётко различают правду и ложь.

(Использована литература «Один из нас»)

 

 

 

                                     

Готовится к реализации 2013- 2014г

          проект «Ступени»

Проект «Ступени» направлен на социальную поддержку детей младшего возраста из  малоимущих, многодетных,  неполных, кризисных  семей  в сельских районах Ставропольского края,  через трёхступенчатую систему развивающих, познавательных программ, через развитие добровольчества и общественного наставничества.. Разработанные  программы «Что такое хорошо и что такое плохо», «Хочу всё знать», «Семь Я» призваны улучшить положение с пробелами в воспитании детей, окружить их заботой и вниманием, улучшить психологический климат в семье, повысить социальную защищённость семей с детьми, повысить защищённость детей от  насилия физического и  сексуального.

По вопросам относительно проекта «Ступени» обращаться :   8-906-463-98-34,

 

 

 

 

 

 

 

 

Литературно художественное издание

Альманах

«Восток Ставрополья»

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Сдано в набор 10.01.2012

Подписано в печать 10.09. 2012г.

Формат 60х84

Ус.п.л -2.3

Бумага «Снегурочка» для офисной техники

Тираж: 50экз.

 

 

 

 

Отпечатано  Будённовское районное отделение РБФ НАН

Адрес: СК, Будённовский район, с. Архангельское, ул.Румянцева, 254

Для бесплатного распространения

 

По проекту «Память по наследству»

* * *

Кто придумал это слово «война»?

Немец? Русский?

Потемнели на крестах имена

Здесь, под Курском…

 

Притаились в разноцветье травы

Обелиски…

От Берлина до окраин Москвы

Путь не близкий…

 

Сколько их, уснувших сном вековым

Смотрят в землю…

А над ними в васильках полевых

Небо дремлет…

 

Бродит память по просёлкам войны

Ветром пряным.

И солдаты победившей страны

Лечат раны…

 

И считает всех живых старшина

Медсанбата…

Спит, продрогшая в окопах весна,

В сорок пятом.

 

А салюты отгремевших побед

В ночь ложатся,

Чтоб в глазах, всех тех,

кого с нами нет,

Отражаться…

 

И пылятся по шкафам ордена

Тихо… скромно…

Ну а кто придумал слово «война»

Разве вспомнить?!.

 

 

 

 

 

 

* * *

Подлодка ушла ко дну…

Моторы стали,

Смотрящие в тишину

Дышать устали…

 

Метал, как живой, хрипит.

Молчанье близко…

И рвётся в глухой эфир

Душа радиста…

 

 

А в памяти, как во сне,

Мелькают лица,

И, кажется, будто мне

Всё это снится…

 

Но кончен последний бой,

И нет ответа…

А может быть не со мной

Случилось это?..

* * *

В маленькой квартире темно…

В маленькой квартире январь…

В комнату с ненастным окном

Мой отец пришёл умирать.

Был он не по-русски красив,

Песни пел про жизнь и весну.

Что же ты меня не спросил,

Навсегда шагнув в тишину?!

Полной грудью небо вдохнул,

Когда сердце в боли зашлось…

Крылья над собой распахнуть

Неужели сил не нашлось?!

А душа скользнула в окно,

Взмыла над пустой мостовой,

Ночь…январь…в квартире темно…

Ты ушёл…вокруг никого…

 

 

 

* * *

 

Память вновь по привычке

Входит в наши сердца.

Календарь отрывной

Стал послушен и тонок.

Брошу в сумку стакан,

Что прозрачен и звонок,

И сто грамм –

Помянуть на могиле отца.

 

Здесь я не был давно,

Но меж мраморных плит

На изломе веков

Так же небо бездонно,

Словно миг пролетел

Со времён Вавилона…

И всё так же по звёздам

Летят журавли.

 

Так же пахнет кострами

И палой листвой,

Сиротливо качаются

ветки сирени.

Вновь январь пред тобой

 

Преклоняет колени,

И всё кажется, будто

ты снова живой.

 

Помнишь, папка,

Меня ты носил на руках,

Мы смеялись с тобой

И о чём-то мечтали,

Но, поверь, мы с тобою

Другими не стали,

Ты всё также глядишь

На меня свысока.

 

 

И мне тоже глядеть

В не цветное окно

И рассветы встречать,

Не сдаваясь до срока.

Ведь любить до конца

Нам с тобой суждено

То, что любим мы

С самого первого вздоха

 

     

 

  Светлана Бирюкова

 

Светлана Ивановна Бирюкова родилась 22 декабря 1956 года в маленькой деревушке, затерянной в болотах Псковской области, где по вербовке работали её родители. В полугодовалом возрасте они привезли её на Кавказ. Мама – сибирячка, отец родом из южных степей. Несколько раз они переезжали с Прикумья на Ангару и обратно, пока, наконец, не осели в г. Будённовске, на улице Красноармейской в доме бабушки.  В первый класс пошла  в школу №2, которая тогда находилась в старом здании на перекрёстке улиц Кирова и Ленинская. В четырнадцать лет написала первое стихотворение, в двадцать два – впервые  стихи были опубликованы в районной газете. В тридцать лет состоялась первая публикация в краевой печати. В тридцать девять лет вышла первая авторская книга.

Двадцать два года ведёт работу литературного объединения «ЛАНА», выпустила в свет восемь авторских книг: «Рассказы, новеллы, стихи» – 1995г.; «Мастерская души (стихи) – 1996г.; «Встречи в дороге» (рассказы, публицистика) – 1999г.; «Самое дорогое» (рассказы для детей) – 2002 г.; «Сеятель»(О Римме Карановой) -2003г.; «Ванькины кренделя»(рассказы для детей) – 2005 г.; «Будённовский крест»( документальный очерк) – 2005г.;

«Где поёт душа» (стихи) – 2006г…

Детство родителей  С.И.Бирюковой пришлось на военные годы. Им посвящены рассказы «Ванькины кренделя». В данный сборник также включены главы из книги «Будённовский крест» и стихи.

 

У вечного огня

 

В минуту молчанья

стою у огня,

Зову,  в ожиданье?

надежду храня,

Но жду безответно,

не встанет никто,

Лишь ветер сердитый

мне треплет пальто.

Спит чей-то любимый

и чей-то отец.

И вижу лишь

пламя горячих сердец.

 

Афганцам

 

И, вроде, не приметные ничем,

Живут они повсюду рядом с нами,

Ребята, опалённые войной

В далёком и чужом Афганистане.

И, вроде, не приметные ничем,

Но встретишься с ребятами глазами,

Увидишь всё, что было на войне

В далёком и чужом Афганистане.

И, вроде, не приметные ничем,

Но только вот болеть не перестанет

У них душа и сердце о войне

В далёком и чужом Афганистане.

 

Старость

*

По пустынным улицам бредёт

Грусть в обнимку с новым юбилеем.

Груз обид по вековым аллеям

Старость одинокая несёт.

*

 

О чём тревожиться? Ко всем

Приходит поздно или рано

Пора задумчивости странной

И смены злободневных тем,

Пора залечиванья ран

От многих битв ожесточённых,

Пора смиренья обречённых

на доживанье.

Беслану

А в город мой пришла хозяйкой осень

И небо, почернев, так низко свисло.

А парк мне первый лист багряный бросил,

Как память о кровавых первых числах.

Сентябрь. И ведь было солнце ярким,

И  праздник был, и музыка звучала.

День знаний. И когда несли подарки,

В Беслане разлилось вдруг зла начало.

 

И больше там мечта крылом не машет,

И розы из букетов первоклашек

Упали в лужицу мечты багряной,

Что вытекла у малыша из раны…

А парк в подарок бросил лист багряный,

Как память о кровавых днях Беслана…

Дожди пришли в мой город нынче рано.

Оплакивает осень боль Беслана.

                                              Чтобы согрелось сердце

 

Пожеланья ветеранам

 у праздничного стола.

 

Что за столом начало всех начал?

Кавказского вина большой бокал!

Да теплота души к нему в придачу.

Мы с первой пьём за счастье, за удачу!

Родителям мы шлём поклон земной.

Чтоб стал здоровым тот, кто был больной.

Потом нальём за тех, кого нет с нами,

Кто с честью пал в бою на поле брани,

А третий…. Ну конечно за детей,

Чтоб были к старикам они добрей,

Чтоб подняли с колен они страну;

И обязательно за солнце, за весну!

Чтоб дом был полон не вещей – Добра!

Чтоб зло ушло от каждого двора!

И  твёрдо на ногах стоял при том,

Чтоб свет, а не туман был в головах,

Пускай царит кавказское вино

На ваших славных праздничных столах!

***

Бывает так: и день, а ты в ночи,

И глушь стоит – кричи иль не кричи,

Но есть такие чуткие сердца,

Что слышат боль с последнего кольца

Другой Вселенной.

Но ты ещё не знаешь, что тебя

Спасает кто-то, всей душой любя.

Холодных знаешь ты наперечёт,

Но теплота влечёт тебя, влечёт..

И вот её ты пленник.

*

Мы не будем вам петь дифирамбы,

Льстить прилюдно, в душе кляня,

Будьте живы, здоровы. Нам бы

Так хотелось вас охранять

 

От потерь и обид, и от боли,

От предательства, злобы и тьмы!

Только жаль, что по Божьей воле

Мы не ангелы, люди мы.

 

     

 

 

 

Страна Берегиния

 

Есть на свете такая страна,

Где не врут и доверье не рушат.

Никогда не губила война

Там живые открытые души.

Там заботой о ближнем полны

Там горячее сердце не стынет.

И  серебряники сатаны

Не востребованы и поныне.

Нет предателей. Нет иуд.

Каждый чувствует, что он нужен.

Все нечистые помыслы мрут,

Словно мухи от первой стужи.

Змей соблазна и пустоты

Не пролезет – врата закрыты

Крылья есть у любой мечты,

И они с небесами слиты.

Спросишь ты: «Где такая страна?»

Очень близко с тобою она.

Стать её гражданином ты можешь,

Коль оружие тьмы  ты сложишь,

И расстанешься с ложью на веки,

Станешь добрым Творцом-Человеком!

Майский праздник

 

Сквозь гнетущую мглу

К нам пробилось желанное солнце.

Отодвинув дожди,

Яркоцветьем округу зажгло

Встрепенулась, впорхнула

Пичугой Надежда в оконце.

Закружила над домом и садом,

Над нашим селом.

 

 

 

Радость ветром весенним

Ворвалась, взметнув занавески.

Ароматом сирени

Меня напоив допьяна.

И надежду, и радость,

И яркость картины весенней

Принесла в этот праздничный день

Мне в подарок весна!

 

 

*  *  *

 

Я видела лицо немого человека.

Стоял он перед деревом,

что буйно расцвело.

Где зелень нежная,

как будто из-под снега,

Едва-едва являла милое чело.

Он улыбался слабо.

В глазах его блестели.

Жемчужины слезинок,

как дорогая снасть,

И веки эту ношу держали еле-еле,

Смирившись с их судьбою,

им суждено упасть.

И губы шевелились,

как будто песню пели.

А не звучит та песня весной,

скажите, в ком?!

Когда мы из зимы встаем,

как из постели,

И ожидаем чудо увидеть за окном.

Есть речи дар у нас,

но все же мы немые.

Не высказать словами,

что чувствует душа,

И строчки, как слезинки,

от счастья и бессилья

Текут в мою тетрадку

из сердца не спеша.

 

 

 

* * *

Всё трудней рождаются стихи.

Тот, кто управляет парусами,

Не стучится лунными ночами.

Чаще спит мой властелин стихий.

Ведь всему приходит свой черёд.

И на смену страсти новых странствий,

Познавая глубину пространства,

Осознанье бытия идёт.

Но однажды может так случиться:

Вишня, как обычно постучится,

Оглянёшься – и восторг огнём

Оттого, что вишня, под окном!..

И тогда идёшь ты ко вселенной

Рассказать о радости нетленной,

Точно так, как в сад вчера ты вышел,

Очумев от цвета вешних вишен!

 

***

О, Господи! Прости мне сны,

Где нет полёта и стремленья…

Я так желаю пробужденья

В момент рождения Весны!

 

Так наши дни, порой, темны.

Похожа жизнь на наважденье.

Я так желаю пробужденья

В момент рождения Весны.

 

Когда миры чудес полны,

Когда закончатся сраженья…

Я так желаю пробужденья

В момент рождения Весны!

 

 

***

С тобой мы давние соседи

Твоё окно, моё окно

Ведут вечерние беседы,

Когда вокруг темным-темно

Соседи мы, и так уж вышло,

Что в продолжение своё

Твой сад взошёл ростками вишни

Давным-давно в саду моём.

Две шумных свадьбы по соседству,

Крестины здесь, крестины там.

Переплелись корнями с детства,

Не разойтись по сторонам.

И было, ранили друг друга,

Руки потом не подаём.

Но жизнь прошла. Давай, подруга,

Проводим сумерки вдвоём…

***

Сердцу милая картина

На родимой стороне:

Буераки и равнины,

Солнце, город на холме!

Слева поле зеленеет,

Справа – сад, белым-бело!

Словно облако спустилось

И на ветви прилегло.

Стороны моей приметы:

Яркоцветие слепит.

Столько солнца, столько света

Только здесь, в моей степи!

 

 

 

 

 

***

Люди бескорыстные отжили,

Мне твердят, не в моде, мол, простак.

А вчера цветы мне предложили

Не за деньги вовсе, просто так.

Не поклонник, что пылает страстью

Обменять на них мою любовь,

Не приятель в ожиданье счастья

Получить из под прилавка новь.

Женщина цветы те подарила.

И, казалось бы, какой пустяк,

Даром отдала, как это мило!

 

Все мы любим брать за «просто так».

Мне б поставить тот букет прекрасный

В лучшую мою из лучших ваз,

Для себя одной, но всё напрасно,

Не уйти тогда от добрых глаз.

Чтоб пред женщиной долгов не стало,

Чтобы легче был по жизни шаг,

Я весь день цветы те раздавала,

Повод не искала, просто так.

Ванькины кренделя

1.Три арбуза.

Сквозь сон Ванька услышал голос дядьки Прокошки:

-Ванятка, все гостинцы проспишь. Слышь, Вань, батя твой приехал.

-Где батя?- Ванька соскочил с постели, и на ходу протирая глаза кулаками, выскочил  во двор.

Небо только начинало сереть. С ветвей ещё не осыпался иней, а на крышах лежал тонкий слой первого снега. На зимней улице ранним утром не было ни души, но отец всё же торопился затворить ворота, которые в отличие от большинства сельских изгородей, не были наспех сколочены из жердей, а были собраны из струганных досок, плотно подогнанных друг к другу. Эти ворота, как и многие другие деревянные вещи в доме – работа Ванькиного отца. Он столяр-краснодеревщик.

Ванька с радостным визгом бросился к отцу на спину и повис на шее.

— Тише ты, задушишь, сынок. Слазь. Ты что же в одних штанах выскочил? Чай, не лето на дворе. Декабрь.

Отец скинул с себя зипун и накинул его на Ваньку.

— Батя, а что ты привёз? – шустрый сорванец  полез на гружёную верхом телегу.

— Куда ты?! Подавишь всё! Там яйца, и горшки матери под молоко. Погоди, вот разгрузим, тогда увидишь, что я привёз.

Отец стал снимать с телеги узлы, корзинки, мешки, а Ванька заносил их в хату. На подмогу поспела мать. К оконному стеклу прильнули сонные мордашки сестёр Шурки и Вальки. Все радовались. Отправляясь на заработки, отец не бывал дома, порой по полгода, поэтому каждый его приезд был праздником.

-Шурка, смотри, мне батя портфель привёз, хвастался Ванька перед сестрой.

— А мне папка енты къясные купий, во, гъяди , — не уступала старшему брату Шурка.

Младшая Валька бегала по хате с леденцом на палочке и совала его всем в рот, давая попробовать.

-Лядко, лядко! – Лепетала она, что означало, «сладко, сладко»

Мать крутилась перед зеркалом, примеряя на плечи новый платок. Только дядька Прокошка сидел насупленный около печки, крутя в руках подарок- новую трубку для табака.

Дядька Прокошка был братом матери. У него в доме они и жили, когда отец уезжал надолго. Своим домом Ванькина семья не обзавелась. Да и нельзя им было жить на одном месте. За батей охотились НКВДешники. Как-то Ванька спросил у дядьки: «Почему отец всё время уезжает?»

Дядька посопел и нехотя ответил:

— Ну, хорошо. Ты, Ванятка, уже большой, — почти шепотом начал он рассказ, — пора тебе вникать, только языком зря не мели, людям в селе это знать не надо.

И он рассказал, как несколько лет назад, когда он, Ванька, был совсем маленький, в селе Камбулат, где они жили раньше, начали создавать колхоз. С дворов сгоняли скот в один большой баз. А у отца были хорошие лошади, доставшиеся ему от деда. И хотели у него этих лошадей забрать. А он не отдал. Одного жеребца спрятал в балке, двоих продал на базаре, а две старые кобылы на мясо зарезал. Власти дюже на него осерчали. Хотели арестовать, но упредили его добрые люди. Он бежал. С тех пор, когда приезжает, спать ложится в хате, у которой окна выходят в сад, чтобы убежать можно было.

Мать, заметив недоброе лицо брата, подсела к нему.

-Ну, чего ты Прокош? Али подарку не рад?

— Да кой ляд мне ваши подарки! Вот нагрянут НКВДешники, всем тогда не сдобровать. Ты, Мария, поговорила б с Андреем. Сколько он бегать будет? Ведь трое голодранцев уже наклепал. Пора б остепениться.

— Да, говорила я, а он твердит, что если с повинной придёт, засадят его в лагеря лет на десять. Как мы тогда будем? Кто нас кормить станет? А так, как никак с голоду не помираем. Вон Ваньке к школе сапоги купил, стёганку и портфель настоящий. А провизии всякой навёз сколько! Нам на три месяца всем питаться хватит. И денег, говорил, оставит.

-Ладно, растарахтелась. Иди к мужику. Да на стол накрой. Завтракать пора. Аришка с колхозу не скоро придёт.

Ванька слушал разговор матери и дядьки, сидя на печке, рассматривал книжку с яркими картинками, которую привёз отец, и думал: «Конечно, хорошо, когда отец дома. Мать тогда радостная ходит, и еды вдоволь. Но с другой стороны, лучше б он скорей уехал. А то вдруг кто донесёт, арестуют батьку, и дядьку, чего доброго за укрывательство заграбастуют».

После завтрака мать с отцом закрылись в передней хате. А Ванька залез на крышу сеновала, с которого просматривалась вся улица. Ему очень хотелось, чтобы никто не помешал отцу спать.

Отец собрался уезжать на третий день. Глубокой ночью, когда в селе всё смолкло, отец запряг лошадь. Зашёл в хату, поцеловал сонных девчат. Ванька не спал. Закутавшись в дядькину телогрейку, он вышел на крыльцо.

— Ну что, сынок, прощай. Помогай мамке. Слушайся дядьку. Буквы учи. Следующий раз приеду, чтоб уже книжку читал.

— Когда ты приедешь?

-Не знаю, сынок. Не от меня это зависит. Может, когда вишни поспеют, а может когда арбузы.

Мать пошла провожать отца до околицы, вернулась, когда начало  рассветать, и проплакала всё утро.

А утром в ворота постучал милиционер. Долго допытывался у дядьки, кто это к нему приезжал. Дядька сказал, что печник печки чистил, да трубу перекладывал. Милиционер не поверил.

-Врёшь, собака! Я вот сдам тебя  в НКВД, им ты быстро правду скажешь!

-Дяденька милиционер, а не вы ли деньги потеряли?

Это Ванька незаметно подошёл сзади и бросил ему под ноги  пачку бумажных денег, которые вытащил из-за иконы, видя, как милиционер пытает дядьку. Тот, увидев внушительную пачку  денег на снегу, схватил их и заторопился прочь. Мать, правда, для порядку поругала, но все понимали, что спас Ванька семью своей находчивостью.

Прошла зима, пролетела весна. Всё это время Ванька учился читать, помогал ему Василь, двоюродный брат, сын дядьки Прокошки. Он был старше и уже ходил в школу. К спелым вишням отец с заработков не вернулся. «Ну, к арбузам-то должен поспеть» — думал Ванька, очередной раз, отправляясь на  бахчу. Арбузы в этом году вышли хорошие. Когда поспели, пришлось два раза мажару нагружать. Не успели всё перевезти, как пришли из колхоза, потребовали всё сдать.

— Мам, а как же батя?  Приедет, а арбузов и нет.

— Мы оставим ему.

Мать натаскала арбузов в хату под кровать. А Ванька выбрал три самых больших и спрятал на заднем дворе в прелой соломе. Когда приехали из колхоза, забрали всё: и те, что были в амбаре, и те, что под кроватью. Только Ванькины арбузы не нашли. Так они и дождались отца, который приехал по первому снегу.

2.Чернильница во лбу.

Толи мать повлияла на отца, толи ещё что, только перестал он уезжать на заработки. Теперь с места на место переезжали они всей семьёй. Когда настала пора Ваньке в школу идти, поселились они на колхозном отделении. Там стояло два жилых барака, контора, да навес со столами.  А вокруг раскинулась бескрайняя степь.

Отец работал водовозом, развозил фляги с водой по бригадам. Как-то, вернувшись домой затемно, отец начал материться на чем свет стоит:

— Едрёна вошь, тудыт вас растудыт! Что тут на пороге наложили! Дверь не закроешь!

Мать чиркнула спичкой и посветила на порог. А там, головой в комнату, а хвостом в коридор лежала большущая змея. Это был желтопуз. Отец схватил его за хвост и унёс на улицу.

Змей в те годы в степи было много. Но взрослые мужики их не боялись и не убивали.

Говорили, что ядовитая только медянка, маленькая, медного цвета змейка. Но попадалась она на глаза очень редко. Змеи, иной раз шкодничали не меньше кошек. Как только Ванька с семьёй заселились в барак, отец вырыл в своей комнате подпол, куда зимой ссыпали картошку, а летом ставили молоко в кринках, чтобы не прокисало,  и было прохладным. Однажды Ванька полез за молоком, а лампу держал впереди, чтоб  видно было куда двигаться и не опрокинуть посуду какую. Глядь, а змея обвила кринку, голову к молоку склонила и пьёт. Ванька зашумел на неё, а она даже не испугалась. Напилась и  только тогда уползла в нору, которую вырыла в углу.

Учиться отправили Ваньку в  село Кучерла. В понедельник утром отец сажал его на телегу и вёз в интернат. А в субботу забирал домой. Учиться Ваньке нравилось. Он один пришёл в первый класс, уже умея читать. Среди сверстников отличался смелостью, в обиду себя не давал, в драке не уступал даже пацанам постарше.

Был в интернате забияка, Яшка-верзила, который не давал прохода малышам. Однажды за сараем, где пацаны собирались на перемене покурить, поиграть в решку или в ножичек на деньги, Яшка предложил Ваньке свой ножик.

-Возьми, поиграй. А батя гостинцы привезёт, поделишься со мной.

-Лады, — и они ударили по рукам.

Ванька радостный побежал в класс. На следующей перемене его окружили одноклассники. Ни у кого из них не было своего ножичка. Они наперебой просили:

— Вань, дай мне поиграть.

— И мне

— И мне…

Но когда пришла пора отдавать ножик, его у Ваньки в портфеле не оказалось. Испуганный, он перерыл весь портфель, облазил парту и тумбочку в спальне, перевернул постель. Ножика нигде не было.

— Ну что, Вань, не нашёл? Придётся тебе платить за ножик, — заявил Яшка.

— А сколько?

-Десять рублей

На уроках до самой субботы Ваньку не было слышно. Обычно активный, он сидел на задней парте молчаливый и хмурый.

— Ваня. Ты не заболел? – Забеспокоилась воспитатель вечером.

Ванька молчал. Он переживал. Где же ему теперь деньги брать.

— Отец, забирая его в субботу, не обратил внимания на необычное поведение сына. То, что он всю дорогу пролежал на соломе, не задавая своих бесконечных вопросов, не рассказывая школьных новостей, отец объяснил усталостью от занятий. А Ванька всё ломал голову, как же ему выкрутиться..

Уже в воскресенье вечером заметил он, как мать клала под клеёнку пачку денег, которые ей отдал отец.. Когда в хате никого не было, Ванька вытащил из пачки одну бумажку и сунул себе в сапог.

В понедельник на первой же перемене он нашёл верзилу и протянул ему деньги.

— Ты что? – Испуганно попятился Яшка,- это же сто рублей! Мне твоих денег не надо. Иди, разменяй.

Ванька побежал в магазин.

— Ваня, а где ты такие деньги взял?

-Папка дал.

-А я вот спрошу у отца. А пока пусть они у меня полежат.

Ваньке стало дурно. Он не пошёл на урок. Учитель нашёл его в спальне. Скрюченный калачиком, он лежал с красными от слёз глазами.

-Ваня,  если ты заболел, сходи к фельдшеру.

-Я не болен.

— А не болен, изволь быть на уроке.

Ванька поднялся с постели. В теле поселилась слабость, голова кружилась, но он всё же поплёлся в класс. «А то ещё из-за уроков от отца влетит», — думал он, усаживаясь за парту.

-Вань, а ножик-то Яшка у тебя вытащил, — прошептал ему с задней парты Серёга.

-Ты откуда знаешь?

— Он сам хвастался на перемене за сараем, да ещё насмехался над тобой.

-Куцов, встань! – Учитель схватил Ваньку за ухо и потащил к доске. Будешь стоять здесь до конца урока.

Ванька с трудом сдерживал ярость. Как только прозвенел звонок, он схватил портфель и чернильницу и помчался за сарай. Яшка уже был там. Он чертил ножиком круг, объясняя малышу.:

— Попадёшь вот сюда, я отдам тебе пирожок с обеда, не попадёшь, ты мне отдашь.

— Яшка! – прошипел Ванька, позеленевший от злости.

Верзила оторопел и испуганно забегал глазами

-Ты почто меня обманул? Сам у меня ножик выкрал, и ещё деньги с меня требуешь!? Ты скотина, верзила проклятый! Я из-за тебя у бати деньги украл!

Маленький Ванька наступал на старшеклассника, а тот пятился к стене сарая. Ванька всё сильней сжимал в кулаке чернильницу…

— Вот тебе! – И чернильница полетела в Яшку. Он завопил и присел, закрывая руками залитое чернилами лицо.

— Если ты ещё раз ко мне подойдёшь, убью!

Яшка, видимо, поверил угрозам «бешеного Ваньки». Больше никогда не приставал к нему. Мало того, обиженные малыши после того случая, стали грозить Яшке, что пожалуются Ваньке, и это действовало.

Нагоняя от отца Ванька, конечно, получил. Пока ехали домой, отец, нахмурив, брови угрожающе молчал. Как только приехали, домой, отец  — за кнут, а Ванька — в хатку и под кровать.

— Вылазь, вылазь, кому говорю!- шумел отец, пытаясь кнутом достать сына, но так ни разу и не хлестанул, как следует. Мать хватала его за руки и умоляла:

— Андрей, не надо! Он ещё маленький! Не понимает! Прости его!

Когда отец остыл, Ванька вылез из укрытия и подошёл к нему:

— Батя, прости, я больше не буду деньги красть.

Отец погладил его по голове.

— Ладно, сынок. А то, что постоять за себя сумел, малышей защищаешь, это хорошо. Так и надо.

Отца забрали на фронт в первые дни войны. Дядька Прокошка был хромой. Его не взяли, как только выпал снег, приехал на санях за Ванькиной семьёй, чтобы забрать к себе.

— Собирайтесь, поехали к нам. Без отца вы тут с голоду сгинете.

весной Ванька пошёл работать в колхоз. Мужиков не осталось, и двенадцати -тринадцатилетние мальчишки пахали, сеяли, пасли скот. Ванька работал на быках. Каждый день ему давали норму, сколько вспахать. К концу дня Ванька буквально валился с ног. Осенью, когда урожай убрали, председатель перевёл его в рассыльные. В любую погоду за восемнадцать километров возил он сведения в районный центр село Петропавловское. Так настало лето 1942 года. Наши войска отступали.

Неделю в  селе жили без власти. Наши ушли, а немцы ещё не пришли. Селяне громили склады, тащили по дворам кур с птицефермы. Полную клетку подросших цыплят, штук пятьдесят, набрали себе и Ванька с братом. Клетка была железной, тяжёлой, да и цыплята не легкими. Маленькая тачка на двух колёсах то и дело застревала на колдобинах разбитой просёлочной дороги, клетка сползала то влево, то вправо. Цыплята сначала пищали, потом, вытянув ноги, пораскрывали клювы. Стояла августовская жара. Дорожная пыльсенью, когда урожай убрали, председатель перевёл его в рассыльные. хал на за ванькой   накалилась и обжигала босые ноги мальчишек. Ванька ныл:

— Вась, не довезём мы их. Подохнут.

-Не подохнут. Толкай.

Ванька и Василь кляли дорогу и цыплят, но доехали благополучно. Цыплята, выпущенные на волю сначала качались, как пьяные, но напившись и поклевав проса, к вечеру ожили и смело разбрелись по огороду. Мать радовалась и мечтала:

— Подрастут, яйца начнут нести. Петушков рубить будем. Мяса на всю зиму хватит.

Но пришли немцы и издали указ: «Всё, что украдено, приказываем вернуть. За несоблюдение указа – расстрел». Людей заставляли вернуть всё колхозное и требовали выходить на работу в поле. Но Ванька на фрицев работать не пошёл. И цыплят решили не отдавать.

— Хрен им собачий, — ругался, как взрослый, Ванька, — лучше мы их побьём и в овраг кинем.

Так и порешили. Ночью потолкали цыплят в мешки и поволокли задами к оврагу. Стоя на краю кручи, они ударяли цыплят оземь и бросали их вниз. Когда закончили и присели отдышаться, Ванька заплакал.

— Ты что, братишка? – тормошил его Василь.

— Цыплят жалко.

-Ничего, Вань, мы за них немцам отомстим.

Ночью возвращаться в село побоялись, чтоб не нарваться на патруль, решили заночевать у оврага. Земля, нагретая летним солнцем, была тёплая. Положили мешки под голову и заснули. Проснулись на рассвете от утренней прохлады. Ванька протёр глаза и заглянул в овраг.

— Вась, Вась, посмотри!

— Ты что орёшь?! – Василь подошёл к краю оврага, — Ожили!

-Ожили! Ожили!

Мальчишки радовались  и прыгали, не думая, что их может кто-то услышать. А по дну оврага, как ни в чём не бывало, бегали цыплята. Они потом не раз спасали их от голода.

Есть хотелось постоянно. А немцы, квартировавшие в бригадном доме, постоянно «жрали» тушенку. В ранцах они приносили с собой консервы, шоколад, бутылки с напитками.  Однажды, когда немцы оставили ранцы на  подоконнике распахнутого окна, Ванька стащил один из них. Забравшись в заросли лебеды в саду, они с Васькой, раскурочив банки ножом, уплетали немецкие консервы. В  маленькой красной бутылочке болталось что-то жидкое. Открутили.

— Фу, пахнет как бабкина самогонка с ванилином. Давай попробуем.

Василь отхлебнул глоток и протянул бутылку Ваньке. Тот тоже сделал пару глотков. Захмелев от немецкого кофейного рома, братья забыли об осторожности. Им стало весело. Они валялись по земле и громко смеялись друг над другом:

— Вась, я на ноги не могу подняться.

— Я тоже, ой, Ванька, какой ты смешной!

А немцы уже обнаружили пропажу и бегали по двору в поисках ранца.. Опьяневших пацанов обнаружили быстро и так исхлестали их ремнями, что Ванька неделю лежал на топчане вниз животом. Мать сидела рядом и причитала:

— Ваня, сынок, что же ты наделал! Шкурочку-то всю тебе со спины содрали.

А у Василя что-то случилось с головой. Когда спина от немецких ремней зажила, и он смог подниматься, Ванька не узнал брата. Смотрел он всё время как будто в себя. Однажды, подобрав колесо от старого велосипеда, он приделал к нему проволоку и стал с ни по дорогам колесить, и до конца жизни так, пока уже после войны не погиб  под колёсами машины.

 

 

Салют победы.

Немцев погнали со степи зимой. Как-то лунной ночью, несколько подростков, собравшись за колхозным амбаром, вполголоса обсуждали слухи о наступлении советских войск. Вдруг видят, со стороны балки едут на лошадях человек пятнадцать мужиков. Подъезжают к ним и спрашивают:

— Эй, хлопцы, помочь родине надо. Расскажите-ка где, в каких хатах немцы квартируют.

Ванька детально обрисовал картину:

— В третьей хате с краю, потом через двор, потом в сельсовете, …

— Ну вот и ладненько. Бежите теперь по хатам, наших тихонько предупредите, чтоб уходили. Скоро жарко будет…

Мужики эти погромили сонных немцев, хаты подожгли и ускакали. А селяне страху натерпелись, думали, нагрянут эсэсовцы, всех на виселицы отправят. Но немцы в селе больше не появились. Пришли наши, и начали устраивать мирную жизнь.

Вскорости пришло извещение, что отец Ваньки пропал без вести во время окружения на Украине.

Как-то привезли в село на расселение детдомовских детей из Ленинграда. Ванька подружился с одним из них. Звали его Павликом. Новый друг много рассказывал, как он бродяжничал.

-Вольная жизнь – это здорово! Я здесь долго не задержусь. Айда со мной.

Но Ванька не соглашался. А Павлик начал готовиться. Утащил у своих простыню, продал её на базаре в селе Петропавловском. Потихоньку в тайник натаскал сухарей. И однажды утром они отправились в путь. Восемнадцать километров до Петропавловского шли пешком. Потом на товарняке по железной дороге добрались до Ставрополя. Но там их схватила милиция. Из приюта для беспризорников Ваньку и Павлика направили учиться в ФЗУ. Когда отогнали немцев от Москвы, в Ставрополь приехали вербовщики, набирали рабочих на завод. В эту бригаду их и определили. Выдали ботинки на деревянной подошве, обмундирование и повезли. Куда повезли – неизвестно.

Оказалось – в Подольск, на знаменитый завод, который до войны выпускал швейные машинки, а во время войны – военную продукцию. Проработали на заводе полгода, и Павлик опять давай уговаривать Ваньку:

— Давай сбежим. Надоело мне здесь горбатиться. Но Ваньке нравилось работать на заводе, нравилось чувствовать себя частью большого коллектива, слаженно совершающего важную работу. Поэтому бежать он отказался. Но случай изменил его планы.

Однажды женщина из Ставрополя подошла к нему вечером и попросила его пропуск для своего кавалера, который был штрафником и выходить за территорию не имел права.

— Ванюша, ну что тебе стоит? Бумажку жалко? Мы в кино сходим и придём. Ванька по доброте уступил.

Но из кино они не вернулись. А Павлик тут как тут, с побегом опять подъезжать стал:

-Вот узнают, что ты отдал пропуск заключённому, судить будут, — стращал он Ивана, и тот, наконец, согласился бежать.

— А куда мы подадимся?

— Давай на Украину.

— Давай. Может, про батю что узнаю.

Друзья сели на Харьковский поезд и забрались на верхние полки. Под монотонный стук колёс на мальчишек быстро навалился крепкий сон.

Снилось Ваньке мать, будто ходит она по двору и кличет его, а он сидит в какой-то клетке. Мать ходит мимо и не замечает, а сама всё зовёт, зовёт…

Проснулся он оттого, что кто-то тянул его за ботинки.

— Эй, парень, билет у тебя есть?

— Нету, — Ванька захныкал, — дяденька, прости. Я к тётке в Харьков еду. Батя на войне без вести пропал, мать умерла. Я один остался. Денег нет. Прости-и-и-и-те-е-е…

— Не положено без билета ездить, — строго сказал контролёр, — Вот в милицию тебя сдам, а они пусть думают, что с тобой делать.

Контролёр, крепко сжав руку безбилетника, повёл его по проходу. Павлика не было нигде видно. Ванька озирался вокруг, и ему стало страшно. Он остался совсем один. Ни одной родной души рядом. И от жалости к себе Ванька заревел во весь голос. Контролёр, уже стащивший «зайца на перрон, растерялся на какое-то время и ослабил руку. Ванька тут же дернулся и нырнул под вагон.

Целый год скитался он по Украине. Павлика больше он не видел, но знакомился с другими такими же, как он, беспризорниками. В 1944 году вышел приказ по борьбе с беспризорностью. И вольная жизнь большинства мальчишек заканчивалась после попадания в приют. Юных бродяг вылавливали и определяли по колхозам на довольствие и работу. Так Ванька попал в село Сенное Харьковской области. Привезли их на машине человек пятнадцать, выстроили перед сельсоветом и объяснили:

— Будете здесь жить, работать. Вас будут кормить и одевать. После восемнадцати лет сами будете решать, остаться здесь или уехать. А пока государство будет о вас заботиться. И чтоб не вздумали бежать. Всё равно поймаем, и тогда уже в колонию определим.

Ваньку и ещё троих пацанов поставили на довольствие к пожилой женщине. Все её звали Фирсовной. Сельсовет выдавал ей продукты, она готовила и кормила ребят, обстирывала их и присматривала. Они ей тоже помогали по хозяйству, дрова колоть, где прибить, где поднести что. И в колхоз на работу ходили. Так прожили зиму.

После отхода войск в лесах осталось много мин, патронов, даже авиационные бомбы попадались. Однажды Петро набрал полный карман пистончиков. Несколько штук из них через дырку в кармане попали в валенок. А вечером Фирсовна, как обычно, ставя валенки сушить на печку, вытрусила пистоны на солому, которую потом кинула в печку. В это время, самый полный из мальчишек, Микола, перед сном, уже с голым пузом, подошёл к печке, поглаживая живот:

— Что-то есть хочется. Фирсовна, картошка в котелке есть?

И тут в печке как бабахнуло! У Миколы живот в кровище! Думали  — всё, конец ему. Оказалось, осколок пистона пробил неглубокую рану, которая вскоре зажила. Но были и другие более серьёзные случаи. Один из мальчишек подобрал в лесу две маленькие минки, и взялся их стукать друг об друга. Они как пыхнули! Лицо парня на всю жизнь осталось рябое, как после оспы, с синими точками от пороха. Был ещё случай. Парни повзрослей набрали длинных пороховых шнуров, поджигали и кидали их. Перед девчатами покрасоваться хотели. Один зазевался, когда поджигал, и остался без двух пальцев.

Подошёл май месяц. Все ждали окончания войны. Ванька с пацанами набрали снарядов, наложили на просеке штук пятнадцать костров, в них уложили снаряды. «Как объявят победу, мы сделаем салют», — планировали они.

И вот 8 мая объявили, что война кончилась, что день победы будет отмечаться 9 мая. Наутро мальчишки побежали в лес, зажгли костры, и спрятались в яму подальше от просеки. Лежат, ждут, когда же начнут снаряды взрываться. И тут на просеку из леса вышло стадо коров. Пацаны от страха головы в землю уткнули, уши руками по затыкали не от взрывов, от мычания раненых коров. Много скота сгубили тогда. Как контуженные,  мальчишки разбежались по хатам. В село НКВД приехало, началось следствие. Милиционеры ходили по хатам, расспрашивали каждого, искали вредителей. Кто-то высказывал предположение, что это бандиты из леса вылазку делали. Ванька, перепуганный до смерти, не дождался, пока придут к ним. Под вечер с Мишкой- башкиром да Петром бежали из села.. Вот такой салют победы по глупости своей устроили.

Скитался Ванька по стране ещё долго. Куда только судьба его не заносила, и в Среднюю Азию, и в Сибирь. И только на Ангаре встретил он девушку, которая перевернула всю его жизнь, заставила остепениться и бросить бродячую жизнь.

БУДЕННОВСКИЙ КРЕСТ

Выборочные главы из книги

           

НИКТО НЕ МОГ ДАЖЕ ПОДУМАТЬ…

Шестьдесят пять лет прошло с тех пор, как закончилась последняя война.  Несколько поколений россиян, родившихся в мирное время, даже подумать не могли, что однажды война придет прямо к порогу их дома.  Кто готовил нас к нападению бандитов среди белого дня? Кто учил нас выживать без еды и воды? Кто подготавливал нашу психику к ужасам расправы над беззащитными женщинами и детьми? И кто из нас до 1995 года мог представить, как глубоко безразлична для нашей власти  наша судьба? Все это мы вынуждены были познавать уже, когда окунули нас с головой в водоворот событий, и мы, как щенки, которых бросили в воду, утопая, барахтались и выплывали, как могли.

Пятнадцать  лет прошло с тех страшных июньских дней. Сколько  страстей отбурлило за эти годы?! Что-то унесла река времени, что-то отболело и осело на дно души, но есть такие раны, которые не заживают. Боль лишь притупилась. И стоит слегка коснуться их,  боль оживает с новой силой.

Спустя пятнадцать лет многое видится по-другому, и многие из нас даже готовы простить тех, кто повинен в наших бедах. Есть такое в российской душе – махнуть рукой на недругов, мол, Бог им судья. Особенно если в недруги попало собственное правительство. Ну что ж, может, и пора  простить и отпустить боль, по крайней мере, стоит попробовать.

Но прежде так хочется, наконец, знать, кто же те недруги. Чеченцы? Милиция? Военные? Краевая власть?  Министры? Депутаты? Черномырдин? Ельцин? Американцы?.. Вопросов у буденновцев много,  и на них за пятнадцать лет так никто и не сумел дать ответ. Ничего не понявшие, исстрадавшиеся люди и спустя полтора десятка лет клянут всех подряд и  думают только об одном: как забыть июньский кошмар. Но мы, те, кто рядом, кто ежедневно видит страдания близких людей, имеем ли мы право — забывать? Нет!

Память должна жить! Память о тех, кто навсегда остался лежать на городских улицах, в окровавленных коридорах и лифтовых шахтах расстрелянной больницы, кто остался жить с незаживающей раной, в городе Святого Креста, распятом за чужие грехи.

Память  о Буденновске должна остаться, как осталась память о Бресте, первым принявшем удар фашистских захватчиков. Буденновск стал «Брестом» в новой войне, в войне против общепланетного Зла, в войне, у которой нет линии фронта, нет тыла. Передний край сражения повсюду: на каждой улице, в каждом доме,  в каждой душе. И покой нам только снится…

 

ГДЕ БЕДА БЕРЕТ СВОЕ НАЧАЛО?                 

 

Есть в природе закон, объясняющий, почему происходит то или иное событие, закон о причинах и следствии. А в Библии говорится: «…и воздам каждому из вас по делам вашим».

«За все платить придется в этом мире» – этот стих пришел однажды мне, человеку еще не познавшему веру, и стал для меня открытием. С тех пор множество раз убеждалась, что платим мы за всё и все. За корысть, зависть, злобу получаем душевную маяту. За доброту, милосердие, щедрость – душевный покой. А бывает, одни своими страданиями оплачивают жизнь, успех и счастье множества других.

За что же заплатил Буденновск?

Чтобы это понять, нам надо заглянуть назад и вниз по лестнице времени, пролистать историю войн, отыскать истоки терроризма, понять причины пренебрежительного отношения власти к собственному народу, к самой главной ценности  – Жизни, и к жизни  человека в частности. Но не думайте, что сейчас, в этой книге,  вы прочитаете готовые ответы, такие ответы, которые предстанут истиной для вас. Вашу истину вы должны найти сами. А я могу представить вашему вниманию только свои размышления. Вы можете принять к сведению, можете со мной согласиться, поверить мне, а можете начать свои поиски.

У каждого города, как и у человека, своя судьба. Счастливая или трагическая, незаметная или яркая. Нашему городу по велению рока испокон веков суждено, время от времени, переживать страшные потрясения, весть о которых разносится по всему миру. Обитатели нашего города, как в глубокой древности, так и ныне, испытывают на себе действие мощных злых сил. Зло не всегда исходит  извне. Оно  живет и  внутри, и совершает свои черные дела в те моменты, когда мы, ослабев, теряем бдительность.

Снова птица ночи прокричала.

Силы зла она сейчас разбудит,

И пойдут они гулять по людям,

Зарождая в душах тьмы начало.

Где от крика разум не проснется,

Там наивность растворяет двери,

Под «овечьей шкурой» тьма вольется

В наши души, полные доверья.

Ты твердишь: «Как много злобы в душах!

Где она берет свое начало?»

Помнишь? Птица ночи прокричала…

Так за что же заплатил Буденновск? На мой взгляд, за то, что вовремя не услышали мы тревожный крик «птицы ночи», за то, что мы, рядовые горожане, как обычно слишком доверились «батюшке царю», надеясь, что нас защитят наши «защитники отечества». Поплатились мы и за то, что  допустили в свои души посланников тьмы. Наша Судьба слита с Судьбой города, роковой Судьбой нашего города, которую можно проследить, если внимательно всмотреться в страницы истории, вслушаться в голоса времен. Все, что случалось и случается с нами — это наш Крест, и нести его нам и нашему Городу, лучше, если  с достоинством и смирением. И тогда, возможно, мы заслужим в награду МИР и ЛЮБОВЬ.

 

С  ЧЕГО  ВСЕ  НАЧАЛОСЬ

 

«А  В  БУДЕННОВСКЕ   СТРЕЛЯЮТ!»

 

Тот день, 14 июня 1995 года, был с самого утра жарким. Работая в огороде, я пыталась понять, отчего на душе неспокойно. К полудню палящее солнце загнало меня в дом, но уснуть, как обычно я делала в самую жару, не смогла. Беспокойно себя вел и годовалый сын. С трудом укачав ребенка, я взялась просматривать старые рукописи, пытаясь выбрать стихи для книги, готовящейся к изданию. Обычно, работа с бумагами меня успокаивала. Но не в тот раз. Так и не сумев сосредоточиться, я отложила рукописи и взялась готовить обед. Но и тут меня ждала неудача. Сначала я обрезала палец, когда чистила картошку, потом, задумавшись над сковородкой, сожгла лук, и, в конце концов,  еще и борщ оказался  пересоленным.

После трех часов дня я вновь вышла во двор. Раньше обычного с работы вернулся муж, и в то время, когда он, присев на лавочку во дворе, рассказывал, почему его отпустили с работы, резко открылась калитка, и во дворе показались мои родители. В первую очередь мне бросился в глаза их изможденный вид. Они буквально валились с ног.

—         Вы откуда такие измученные? – спросила я.

—         Мы к вам прямо с дачи пешком пришли. В городе война.

—         Какая война? Что это вы придумали?

—         Да ничего мы не придумали! – Мать от обиды повысила голос.- Мы стояли на остановке, ждали автобус, чтобы домой уехать. Он пришел переполненный. Люди все перепуганные, плачут. Сказали нам, чтоб мы в город не ездили. Там стреляют. Банда чеченцев напала на город. Ну, мы и пошли к вам пешком. Правда, попутная машина от Орловки нас немного подвезла.

Я завела уставших стариков в дом, напоила, предложила поесть, а сама ринулась на трассу. Ведь в городе остались сын и младший брат с семьей. Мне не терпелось узнать, что с ними. Но на перекрестке стояла милицейская машина, и находящиеся около нее милиционеры велели мне вернуться домой:

—         В город вас все равно не пустят, все въезды перекрыты.

Делать было нечего, я вернулась. Но на утро вновь помчалась в город. На этот раз сами милиционеры подвезли меня до улицы Кочубея. Идя по улице Ставропольской в сторону милиции, я то и дело встречала  дома с пробитыми  окнами, исцарапанными стенами. Далее по улице Пушкинской встретились несколько сгоревших машин. Дом детского творчества пугал чернотой оконных проемов и обгоревшей  крышей. Пробитые пулей ворота медвытрезвителя и засохшая лужица крови рядом кричали о случившейся на этом месте трагедии.

Сын, брат и племянницы не пострадали, а вот жена брата оказалась в заложниках. Долгие шесть суток, без пищи и воды провела она вместе с другими жертвами захвата в расстрелянной больнице. А мы все это время дежурили то около захваченной больницы, то у телевизора в ожидании новостей.

 

Я не была свидетелем нападения, и чтобы понять, как все происходило,  начала  с воспоминаний тех, кто видел своими глазами, кто стал непосредственным участником буденновской трагедии. У меня не было какой-то системы отбора. Собирала материал по крупицам на улицах города, останавливала случайных прохожих, стучалась во дворы знакомых и незнакомых земляков. Героями книги стали те люди, которых, как говорится, мне Бог послал. По их рассказам постепенно передо мной предстала общая картина. В этой главе я представляю вам то, что рассказали очевидцы.

 

КСТАТИ!  ПРИВЕДУ  СВИДЕТЕЛЬСТВО  О  ТОМ,

ОТКУДА  ВЗЯЛИСЬ  МАШИНЫ  С  БОЕВИКАМИ.

 

« Один из главных вопросов, связанных с ситуацией в Буденновске: каким образом могли оказаться дудаевские боевики на Ставрополье?

Боевики въехали на территорию приграничья скрытно, степными дорогами. Подчеркну, что сотрудники Нефтекумского и Степновского РОВД, Федеральной службы безопасности этих районов неоднократно высказывали озабоченность по поводу стасорокакилометровой символически прикрытой границы с Дагестаном. Этот участок контролируется работниками двух стационарных КПМов, которые легко обойти с любой стороны, что и случилось 14 июня. Рассказывает очевидец – чабан АО «Нефтекумское» А.:

— В 9 часов 30 минут КамАЗы, крытые тентами, вышли по проселочным дорогам из бурунов Дагестана к трассе Каспийск – Георгиевск. В кабинах сидели пассажиры в камуфляжной форме с косынками на головах. Сопровождали грузовики милицейские «Жигули». Выбравшись на асфальт, машины взяли курс на Нефтекумск…».

(Материал из газеты «Ставропольская правда» 16. 06 1995г.)

 

ПЕРВЫЕ ЖЕРТВЫ

Еще в 1999 году, собирая материал для книги «Встречи в дороге», я имела разговор с главой города Н.А. Ляшенко. Он тогда рассказывал, как произошло нападение. Чтобы оживить воспоминания,  я встретилась с Николаем Андреевичем еще раз, так как он был в самой гуще событий, и вот что он рассказал о том, с чего все началось.

« Началось все с того, что в 11 часов 40 минут мне сообщили:  мимо Покойненского поста ГАИ проследовали три военных крытых КамАЗа в сопровождении  милицейской машины без номеров.  Сделать досмотр военные  в машинах не позволили, сказали, что везут «груз- 200» на Ростов. Я высказал недоумение: «Какой «груз – 200»!? На улице жара под 50 градусов!» —  и приказал догнать и досмотреть. Потом снова звоню в дежурку, спрашиваю: «Досмотрели?». Говорят, что нет, не позволили. На Прасковейском посту их остановили, блокировали, как положено по инструкции при неподчинении, и направили в отдел.  «А где они?» – спрашиваю. «Да вот, — говорят, уже к отделу подъезжают». Я отдал распоряжение дежурному закрыть дежурную часть и держать наготове оружие. На обед я не поехал, чувство какое-то было беспокойное».

 

А дальше события развивались так. При повороте с улицы Кочубея, последний «КамАЗ» остановился. Якобы диз. топливо кончилось. Из него прозвучали первые выстрелы по машине ГАИ, блокирующей колонну с хвоста. Рассказывает дедушка Лены Куриловой:

« Я в это время с трактором во дворе возился. Слышу – стрельба. Выглядываю через забор, а там, в метрах пяти от угла машина ГАИ расстрелянная, и мужчина лежит в крови. Один «КамАЗ»  с крытым кузовом проехал мимо моего забора в сторону милиции, другой остался стоять на углу. Из него высыпали мужчины в камуфляжной форме с бородами, с автоматами в руках и пошли вдоль улицы по обеим сторонам, часть в сторону ул. Кочубея, в часть в сторону милиции. По ул. Ставропольской, между улицами Интернациональной и им. П-Примы им навстречу попалась военная машина «Урал». Они начали стрелять. Видимо, в тот момент они ранили мою внучку, Курилову Лену, которую мы перед обедом послали за хлебом. Когда боевики прошли, раненую Лену принес армянский мальчик. Потом мы узнали, что в больнице она умерла».

Я узнала фамилию и нашла, где живет тот армянский мальчик. Зовут его Вадим Будогян. Живет он по улице Ставропольской. Как раз около его дома была ранена Лена Курилова. Вадиму было тогда  шестнадцать лет, и вел он себя, как подобает сильному человеку. Несмотря на продолжающуюся стрельбу, вопреки мольбам родных — не выходить на улицу, Вадим не оставил раненую девочку в одиночестве истекать кровью, Мне было бы приятно пожать его руку, руку настоящего мужчины, каких не так много в нашей современной жизни, но не застала его дома. Он так старался, спешил помочь раненой девочке. Расспросив заложников и работников больницы, я выяснила, как умирала Лена.

Это случилось в больнице. Из приемного покоя Лену сразу отправили в хирургию. Операция началась без промедления. Девочка была без сознания. На операционный стол она попала уже в состоянии клинической смерти. Но хирург все же попытался спасти Лену, хотя ее ранение было не совместимо с жизнью, ее жизнь уже была не в его руках.

 

ПОД МАТЕРИНСКИМИ КРЫЛАМИ

 

О том, что происходило дальше, рассказывает Любовь Ивановна Хаматкоева, чей муж, Иванько Михаил Васильевич, одним из первых попал под пули басаевцев: « Мы, вывернув с улицы Кочубея на улицу Ставропольскую, пошли по дороге, прямо по проезжей части. Я держала за руку восьмилетнего сына Славика, а муж нес на руках маленькую дочку, ей не было еще и двух лет. Мой муж был левша, и обычно он носил ребенка на левой руке, а в тот раз он, как будто чувствовал беду, держал дочку справа. Пройдя шагов десять, мы увидели, что нам навстречу идут военные с оружием и стреляют. Первая мысль была о том, что идут какие-то учения. Но они вдруг направили оружие на нас. Просвистели пули, и одна попала мужу прямо в сердце. Он успел мне только сказать: «Ложись!» и упал, закрыв собой нашу маленькую дочку. Мы с сыном упали в канаву, изо всех сил прижимаясь к земле. Прическа у меня была высокая, пышная, и я чувствовала, как пули задевают волосы. Стоило бы мне чуть приподняться, и они попали бы мне в голову. Помню, что я все время уговаривала сына: «Лежи, сынок, не поднимайся». А он был не в себе, кричал: «Мама, что с папой?» и порывался вскочить. Мне пришлось его ударить, чтобы он пришел в себя. А люди, жившие рядом с тем местом, где мы лежали, звали нас из-за ворот к себе во двор, но подняться было невозможно, пули сплошным вихрем свистели над головой. Но водитель «КамАЗа», которого боевики тоже обстреляли, успел заскочить к ним. Фамилия этих людей Едигаровы.

Моя маленькая дочка кричала, придавленная телом мужа. Я стала тащить ее, а муж не подавал признаков жизни.

Когда бандиты завернули за угол, мы поднялись. Я перевернула мужа. Он был весь синий. Пуля вошла прямо в сердце и вышла под мышкой. Я была в таком шоке, бегала по улице, кричала, просила вызвать «скорую». На улице Кочубея со стороны Прасковеи ехала медицинская машина из села Архангельского. Я их остановила, кричала, плакала, говорила, что на нас напали, что убили мужа. Но они подумали, видно, что я пьяная или сумасшедшая. Они направлялись на праздник медиков с продуктами, не поверили мне и поехали своей дорогой. Я вернулась к моему расстрелянному мужу. Кто-то уже вызвал «скорую помощь», и его увезли. Я остановила такси и помчалась с детьми в больницу, уверенная, что муж уже там. Появившись в приемном покое, я первая принесла в больницу весть, что на город напали, что нас обстреляли. Мне не поверили, и тут они заходят…».

Все время заточения провела Любовь Ивановна в детском отделении. Находясь в шоковом состоянии от всего пережитого, металась, словно в бреду, билась о стенку головой. Медики старались помочь матери, давали какие-то лекарства. «Воспоминания о тех днях отрывочны, — признавалась женщина, — что-то о себе я узнала после из рассказов других людей». Однако моменты штурма, когда она с одиннадцатью детьми из отделения пряталась в кабинете старшей медсестры, всплывают в памяти четко. Укрыться от снарядов и пуль они пытались за какой-то фанерной перегородкой. Любовь Ивановна четко запомнила свое горячее желание закрыть собой всех детей. Она обнимала их руками, прижимала их головки, словно квочка цыплят, она хотела укрыть их своими крылами от всех бед. И, видно, Бог услышал, почувствовал ее мольбы. Дети остались живы. Наступило затишье.

А старший сын
все эти страшные июньские дни один скитался по городу. В квартиру он попасть не мог, ключи остались у мамы. Его звали к себе то соседи, то родственники.

А в больнице Любовь Ивановну ждало новое испытание. Басаев стал выпускать матерей с детьми до трех лет, а с Любовь Ивановной в заложниках находился кроме маленькой дочери, еще и восьмилетний сын. «Невозможно передать словами то состояние, когда тебя в спину дулом автомата толкает бандит, а за твоей спиной  кричит твой сын: «Мамочка, миленькая, не бросай меня!».

Любовь Ивановна закрыла лицо руками. И я, записывая эти строки, не могла удержаться…, в горле спазмы, в груди сдавило, в глазах стало мутно… я тоже мать троих детей…

Пока были в больнице, Любовь Ивановна не оставляла попытки найти мужа, надеялась, что он жив, просила у медиков халат и ходила по этажам, рассматривала раненых, расспрашивала о Михаиле Васильевиче у знакомых и незнакомых людей. Но, как она узнала позже, до больницы  ее мужа Иванько М.В. «скорая» не довезла. Машина попала под обстрел, бандиты вытащили уже мертвого мужчину и бросили среди улицы. И уже когда боевики ушли в больницу, труп Иванько отвезли в баню. Оттуда его похоронили. Любовь Ивановна с горечью вспоминала, что не смогла  проводить своего любимого в последний путь, так как в день захоронения была еще в заточении: «Обидно то, что похоронили его,  без рубашки, без туфель. Мародеры сняли с него и кольцо, и часы». Не заслужил такой участи, по мнению жены, примерный отец и муж Иванько Михаил Васильевич, мечтавший о большой семье, о счастье своих детей, о блестящих от радости глазах жены. При жизни он дарил всем улыбки, внимание, был участлив и щедр. Таким его будут помнить все, кто его знал и любил.

 

 

Лена   Курилова, экипаж ГАИ в составе: Герасименко Г.Н. и Чепуркина С.Ю., житель   города Иванько Михаил Васильевич стали первыми жертвами басаевских бандитов.

ДОМИК НАПРОТИВ

 

Прямо напротив здания ОВД стоит кирпичный двухэтажный домик на несколько хозяев. «Вот здесь, — подумала я, — обязательно должны быть очевидцы. Зашла во двор. В гараже со стареньким «УАЗиком» возился пожилой мужчина. Завожу разговор. Оказалось, Владимир Иванович Петров  на  момент нападения басаевцев был  болен и не мог встать с постели. Все, что происходило на улице, он узнал со слов сына. За несколько минут до нападения сын подошел к дому, а напротив, около милиции стоял знакомый милиционер. Он позвал сына поговорить, но тот отказался, сославшись на то, что торопится к больному отцу, а через несколько минут этот знакомый сына уже лежал на улице убитым. Убитых было много и не только милиционеров. Стреляли в мирных граждан, случайно оказавшихся около милиции. «А больше никто ничего вам не расскажет, — разочаровал меня Владимир Иванович, — кто умер уже, а кто уехал. Очевидцев не осталось». Расстроенная я вышла на улицу. И тут навстречу мне старушка, и заходит в тот двор, из которого я только вышла. Тороплюсь к ней наперерез:

– Бабушка, я корреспондент, собираю воспоминания о событиях 1995 года. Вы жили здесь тогда? Может быть, сможете мне что-то рассказать.

– Расскажу, обязательно расскажу. Я все знаю. Меня и тогда парень с коробкой такой пытал- пытал, а потом говорил, что я ему сильно помогла.

– Бабушка, парень, наверное, с камерой был, на кино вас снимал?

– Да, я ж и говорю, снимал.

– Ну и мне расскажите, что вы видели?

– Подъехали они на двух грузовых и на одной легковой машине и сразу толпой во двор к Захаровой Зое. Старушка эта такая чудная! Боевики к ней толпой во двор идут, а она сидит себе у калитки, да еще шумит на них: «Куда вы не спросясь идете? Это мой двор!» А они на нее внимания не обращают, ведут себя как у себя дома.

– А вы, Анна Петровна, все это видели? – спрашиваю  у своей словоохотливой собеседницы.

– Нет, сама я это не видела. Мне Зоя рассказывала. Мы около ее двора завсегда вечером собирались. Жалко, померла она.

– Так в какой двор боевики заходили?

– А пойдемте, я вам покажу. Я вас и с Риммой познакомлю, хозяйкой, она тоже много расскажет.

Старушка проводила меня до дома Захаровой Зои Хачатуровны по адресу: ул. Ставропольская, 59.

– Спасибо, бабушка, вы очень помогли.

– Вот и тот парень говорил, что я ему очень помогла. До свиданья, милая.

Я попрощалась с Костроминой Анной Петровной и зашла во двор Захаровых. На пороге дома меня встретила пожилая болезненного вида женщина.

«Чудная старуха», как оказалось, доводилась ей свекровью, а звали женщину Римма Ивановна.

– Меня дома не было. В тот день я как раз пошла в собес, оформлять документы на «Ветерана труда»,- начала рассказ Римма Ивановна. – А в обед зашла к знакомой Ане Едигаровой на улице Красной, это около собеса. Сидим, чай пьем, вдруг стрельба. Спустя какое-то время заскакивает к нам Валя Татова, кричит: « Прячьтесь, чеченцы идут!» Я заскочила в смежную комнату. Она была темной, на полу горой лежали какие-то вещи. Я закопалась в них и затихла. А Валя побежала в зал и спряталась между столом и тумбой. Чеченец, видно, меня не заметил, а сразу за ней кинулся, вытащил ее. Я слышала, как  она кричала. Было это сразу после 13 часов. Она попала в заложники. Когда все затихло, я выбралась и направилась  домой. А тут тоже   творилось такое!..  Чеченцы, оказывается, устроили у нас во дворе  чуть ли не штаб. С нашего двора стреляли по милиции. Как рассказывала свекровь, они как подъехали, сразу к нам во двор. Полный «КамАЗ» боевиков и все к нам. А дома старуха, да сноха с маленьким ребенком. Но, слава Богу, с ними ничего не случилось. Просто чудо какое-то, и в доме все цело осталось, и в заложники никто не попал.

 

НАПАДЕНИЕ  НА  МИЛИЦИЮ

 

В  ПЕРВЫЕ  МИНУТЫ

 

Группа боевиков, направлявшаяся к зданию милиции, следуя по улице Ставропольской, расстреливала прохожих на улице Ставропольской, Павла Примы и Кирова. На углу улиц Пушкинской и Ставропольской два «КамАЗа»  останавливаются, легковая без номеров и буденовская машина ГАИ проезжают прямо к зданию отдела. Боевики занимают позицию во дворе дома по ул. Ставропольской, 59, который стоит чуть наискосок от  здания милиции. Там, по словам хозяев, они даже умывались и переодевались. Спрятавшись за гараж во дворе, снайпер начал обстрел верхних этажей.  Машина ГАИ, ехавшая впереди «КамАЗов», остановилась прямо напротив входа. Из нее выскочил сотрудник Буденновской ГАИ и кинулся бежать в сторону двери, но был расстрелян боевиками из легковой машины без опознавательных знаков. В это же время другая группа боевиков, ударив шквальным огнем по дежурной части, ворвалась в здание ГРОВД.

 

Геннадий Федорович Цабин в тот день заступил  дежурным по ГРОВД. Перед обедом ему позвонили с Покойненского КПП и доложили, что мимо них проследовала колонна  из трех «КамАЗов» в сопровождении милицейской машины без номеров. Геннадий Федорович отдал распоряжение догнать и разобраться. Доложив об этом начальнику милиции Н.А Ляшенко, Цабин получил подтверждение своего приказа.  «КамАЗы» были остановлены на Прасковейском посту, но люди, находящиеся в машинах, отказались показать документы, и сказали, что разговаривать будут только с начальником милиции. Как положено по инструкции, «КамАЗы» были блокированы двумя машинами ГАИ впереди и сзади и сопровождены в отдел. По рации Цабину доложили, что колонна направляется в отдел. Геннадий Федорович доложил об этом начальнику милиции. Ляшенко Н.А. отдал распоряжение закрыть дежурную часть, подтянуть наряды и вооружиться

– Я видел, как  в 12 час. 10 мин. к зданию ОВД подъехала «канарейка», — рассказывает Г.Ф. Цабин, — это милицейскую «шестерку» мы так называем. Из нее вышел симпатичный молодой мужчина кавказской внешности в милицейской форме с автоматом. Неожиданно он передернул автомат и  произвел выстрел  по окнам дежурной части.  Почти одновременно с ним из машины вышли бородатые кавказцы в камуфляжной форме и тоже открыли огонь. На мгновение я оторопел. Но стреляли в меня не впервые, я служил на границе, поэтому страха не было. Я схватил автомат и начал стрелять через окно в боевиков, пробегавших к входной двери. В это время Мечетный И.Г., находящийся в фойе, попытался закрыть дверь на засов. У него это не получилось. Он был убит. В комнате ожидания напротив дежурки находилось три женщины – посетительницы. Я успел крикнуть им «Ложитесь!» Двое послушались меня и остались живы, а третья попала под пули. Дежурившая за столом Людмила Пащенко также упала, боевики или не заметили ее, или подумали, что она мертва.

Стрелял я минут 7- 10, но шквальный огонь по дежурной части и двойное ранение вынудили меня укрыться в оружейной комнате. Я получил  сквозное пулевое ранение в челюсть и  осколочное – в  плечо. Два осколка до сих пор сидят во мне.  Человек десять боевиков прорвались в здание. Потом я слышал крики девчат, их сгоняли с кабинетов вниз. В суматохе  я все же сумел заметить как организованно, и профессионально четко действовали боевики. Внезапность их нападения в первые минуты дезорганизовала нас. Но сразу после ухода басаевцев из отдела, к дежурной части собрались человек двадцать сотрудников во главе с Николаем Андреевичем Ляшенко,  было роздано оружие и организовано   преследование боевиков. (Сохранились видеокадры съемки колонны на расстоянии). В спортзале милиции был развернут госпиталь. Меня отправили на перевязку. Несмотря на ранения, в течение двух дней я продолжал выполнять свои служебные обязанности дежурного.

 

ПОЧЕМУ  МОЛЧАЛ  КАРДОИЛЬСКИЙ?

 

Петр Васильевич Кардоильский был напарником Цабина Геннадия Федоровича в тот злосчастный день. В момент нападения они оба находились в дежурной части, только в разных комнатах. Естественно, получив подробные воспоминания от Цабина, мне очень хотелось услышать рассказ Кардоильского. Но… Кардоильский по телефону отказался со мной встретиться. Возник вопрос: «Почему?» Мне оставалось только гадать. То ли он знает что-то такое, о чем не «рекомендовали» говорить(Кардоильский еще работает в милиции, а Цабин уже не работает), то ли рассказывать собственно нечего? Причины могли быть разными, и мне очень хотелось до них докопаться.

В разговоре с Н.А. Ляшенко, я как бы попутно спросила: «Что за человек ваш бывший подчиненный П.В. Кардоильский?». «Очень ответственный и мужественный человек», — ответил Николай Андреевич, — Это он первый доложил мне о нападении».

Тогда я решила повторить попытку вызвать Петра Васильевича на разговор при личной встрече. Из дежурки вышел ко мне высокий красивый какой-то внутренней красотой мужчина. Его глаза напоминали мне поэтические строки об извечной русской печали. Несколько минут мне пришлось уговаривать милиционера просто поговорить со мной. Я дала ему слово, что без его разрешения не буду упоминать его имя в книге, и только после этого он согласился ответить на мои вопросы. Забегу вперед и добавлю, что разрешение я все же получила.

Честно говоря, только увидев этого человека, в первые же секунды я поняла, что подозревать его в трусости или нечестности было бы преступно. А нежелание говорить о нападении чеченцев он объяснил просто: «Надоело оправдываться и доказывать, что ты не верблюд. Все только и видят в нас виноватых». Я попросила Петра Васильевича  рассказать, что видел он в момент нападения. Оказалось, что Кардоильский тоже, как и Цабин, не видел «КамАЗов». Он видел только легковую без номеров и Буденновскую машину ГАИ, видел, как расстреливали сотрудника ГАИ Попова, как одновременно начался массированный обстрел отдела. Петр Васильевич успел до того, как были расстреляны аппараты, доложить о нападении начальнику милиции и произвести несколько очередей из автомата по боевикам, пробегавшим мимо разбитых окон. В здании в первые минуты обстрела стояла сплошная завеса дыма, и что-то рассмотреть было невозможно. Укрывшись с Г.Ф. Цабиным в оружейной комнате, дежурные установили напротив дверей пулемет, приготовившись дать отпор в случае прорыва боевиков в дежурную часть. Хотя, конечно, милиционеры понимали: прорвись боевики к оружейке, врят ли они полезли бы под пулемет. Сломить сопротивление милиционеров они могли бы одним выстрелом гранатомета.

 

 

ОНИ  ВЫПОЛНИЛИ  СВОЙ  ДОЛГ

 

Старший лейтенант милиции Александр Георгиевич Переверзев был в тот день, 14 июня, дежурным следователем по Буденовскому ОВД. В 12 часов с четвертью он стоял у окна своего кабинета на четвертом этаже, курил, задумавшись о своих делах. Вдруг просвистели пули, и с телевизора упал расколотый горшок с цветами. Переверзев инстинктивно присел, но успел обратить внимание на людей в низу. Это были чеченцы (он одно время находился в командировке в Чечне, и распоясавшихся сепаратистов уже ни с кем не мог бы спутать) Приводим частично рассказ Переверзева, записанный

Членом союза журналистов России Марией Степановной Федотовой:

– Чеченцы выбегали из-за машины и стреляли по зданию милиции. Оружия у меня не было. А снизу слышалась сильная стрельба. Я выскочил из кабинета, забежал к заместителю начальника уголовного розыска Сергею Бокову. Здесь были наши следователи Инна Красненькая и Елена Прокопенко. Тоже безоружные. Пистолет был только у Сергея. Я выглянул во двор. Там тоже шла стрельба. В глубине двора стояла машина – автозак. Из-за нее Сергей Харченко вел бой. Слышались крики:

– Русские, сдавайтесь!

В коридорах в это время тоже раздавалась автоматная стрельба. Потом она начала стихать. Бой был коротким. Чеченцы , убив и ранив несколько человек, захватив заложников, покинули здание ОВД.

Мы с Сергеем Боковым вышли из кабинета – в коридоре никого. Спустились на третий этаж, в кабинет начальника ОВД Николая Андреевича Ляшенко. Там находились несколько человек… Все были крайне взволнованы, но не было паники или растерянности. Чувствовалась собранность, решимость – готовился план отражения нападения…

Внизу, на первом этаже возле тумбочки лежал убитый Иван Мечетный, а справа от окна – женщина, тоже убитая. В дежурной части начальником смены в тот день был майор милиции Геннадий Цабин. Возле него, раненого, окровавленного, бледного, но не покинувшего свою дежурную смену, стояли наши ребята. Они получали оружие, бронежилеты, каски. Здесь же мы встретили начальника криминальной милиции Сергея Соломенников с двумя сержантами ППС. Мы вместе выбежали из отдела. И тут новое потрясение: возле отдела лежали трупы. Сергей Глущенко, Юрий Попов, Владимир Рудьев, адвокат Маслий… по ходу нашего продвижения вперед на звуки стрельбы увидели несколько трупов неизвестных людей.

В пивной бар по улице Пушкинской набилось много народу. Люди уже хотели оттуда уходить, но мы их убедили снова зайти в помещение, так как сильно простреливалась улица не только возле милиции, но и дальше. И уже лежали трупы возле пивбара, сиротливо стояли расстрелянные машины. Многие люди не понимали в чем дело. Они спрашивали:

– Что случилось?

Мы объясняли обстановку, успокаивали, что идет помощь, что милиция контролирует город. В общем, говорили уже не помню какие слова, чтобы люди меньше волновались.

С Сергеем Соломенниковым мы раздеделились на две группы. Он с сержантом из роты ППС Андреем Александровичем Матузковым пошел по левой стороне улицы, а я с участковым инспектором старшим лейтенантом милиции Валерием Борисовичем Карапетовым – по правой. Жителй, которые нам встречались, мы уговаривали уходить домой.

Чуть подальше от ЗАГСа, на остановке, стоял автобус. Водитель его лежал на руле. Я подбежал к нему – мертвый…

Мы  вчетвером собрались снова вместе и залегли возле дороги. Тут же поняли, что в нас стреляют. Сергея Соломенникова ранило в руку. У меня был медицинский пакет, я быстро перевязал Сергею рану. Хорошо, что успел. Потому что в нашу сторону двигалась черная машина «ВАЗ-21099». За рулем ее был боевик – на рукаве у него был шеврон с надписью «Ичкерия».

А по городу в это время уже шли БТРы и БМП. Они направлялись в сторону больницы. Мы пошли к отделу. Там стояли медики. Я показал им, где мы видели раненых, вместе с ними пошел туда и помог грузить пострадавших в машину «Скорой помощи». И снова возвратился в отдел милиции.

Н.А. Ляшенко дал нам дальнейшие указания, кому, где быть и что делать. Его команды были точны, продуманны, взвешенны.

С хорошим чувством я вспоминаю женщин. О героизме наших сотрудниц, я думаю, надо рассказать отдельно. Они поддержали нас тогда, не дрогнули, ни одна не ушла домой в те страшные июньские дни, несмотря на то, что дома были дети, у некоторых родственники погибли или попали в заложники. Одну из них мы похоронили – капитана милиции Елену Алексеевну Симонову.

 

Балко Вячеслав Николаевич перед обедом находился в отделе на третьем этаже.  Было минут десять первого, когда он собрался  с Пантелеевой на обед, и в этот момент начался обстрел. Он выскочил в коридор, а там уже боевики. Вячеслав Николаевич попал в плен. Когда его вели вместе с заложниками по улице Пушкинской, перед ЗАГСом, в то время когда боевики отвлеклись на появившийся вертолет, он сумел нырнуть во двор жактовского дома, и окольными путями вернулся в отдел.

Я спросила Вячеслава Николаевича, как он оценивает поведение своих сослуживцев, на что он мне ответил:

«Дежурная часть сработала правильно. Басаевцы не попали ни в КПЗ, ни в оружейку. Действовали все так, как предписывали инструкции, потому многие погибли. В мировой практике подобного наглого и масштабного нападения до этого не было. Здание милиции было обычным гражданским административным помещением, и проникнуть в него вооруженной, специально обученной  банде не представляло труда.  Из нашего отдела уже в больнице осколком  во время штурма была убита Лена Симонова.  Очень жаль погибших и их родственников».

Действия боевиков были четко спланированы и скоординированы. Пока часть из них выбивали двери кабинетов в милиции, вплоть до четвертого этажа и сгоняли людей вниз, другая группа попыталась попасть во двор к гаражам, но там их встретил сержант ОМОНа Сергей Харченко. Несколько минут он практически один с автоматом преграждал путь боевикам, не давая им пробиться к автотранспорту и оружию. Когда басаевцы отошли, Сергей вместе с остальными оставшимися в живых и не попавшими в заложники сотрудниками направился к дежурной части, где пополнив боезапас, вместе с группой милиционеров продолжил преследование боевиков до больницы, где  был убит басаевским снайпером.

 

Шепелин Николай Валентинович в 12 часов поехал домой на обед, и был уже в районе вокзала, когда услышал стрельбу. Подъехал к третьему микрорайону,  там со стороны  старого кладбища люди бегут. Поднялся в квартиру, стал звонить. В отделе телефоны не отвечали. Позвонил начальнику своего подразделения  А.В.Нечаеву, тоже не отвечает.

«Я сажусь на машину, и по улицам Полющенко, Льва Толстого  мчусь до шефа домой на Южную, — вспоминает Николай Валентинович,- Встречные машины мне мигают: «Опасность», а я еду. Подъезжаю, а он стоит у ворот с ружьем. Спрашиваю:

– Что делать, Александр Викторович?

– В отдел пробираться.

На проспекте Буденного нам встречаются ребята из уголовного розыска, говорят нам, что улицы Пушкинская, Гирченко простреливаются. На углу Буденного и Гирченко попалась расстрелянная машина, а в ней убитые  ребята из ППС. На Улице Красной оставили машину и пробежками вдоль дворов направились к зданию ОВД. В отдел попали через двор двухэтажного дома напротив».

Глазьев Василий Васильевич работал в Буденновском ОВД водителем «воронка», то есть машины, которая перевозит заключенных. В тот день Глазьев отвозил заключенного на суд в Новоселицкий район. Возвращался оттуда в обед и по рации услышал, как сотрудники ППС запрашивали помощь, их обстреляли.

«На улицах Кирова и Советской стреляли. Я поехал по Революционной, и тут мне навстречу мужчины в камуфляжной форме с автоматами  начали в меня стрелять. Мне попали в руку, управлять машиной я не мог и врезался в палисадник. Боевики вытащили меня из кабины, обыскали, стоят, разговаривают надо мной, рассуждают: добить меня или не добить. Один говорит: «Он и так сдохнет». А у меня уже кровь изо рта пошла. Потом они ушли, а я лежу. Слышу за забором разговор: «Может, он ранен, не убит»».

В полусознательном состоянии Василия Васильевича затащил во двор парень шестнадцати лет. Он помог раненому милиционеру наложить жгут, чтобы остановить кровь. У мальчишки от волнения руки тряслись, но он старался выполнить все, что говорил Василий Васильевич. Потом появились взрослые. Милиционера переодели в гражданскую одежду и спрятали в подвале, так как милиционеров и военных расстреливали в первую очередь.

Я нашла парня, который спас Глазьева В.В.. Сейчас он отслужил армию и учится в Москве. Зовут его Александр Киселев. Его родители, которые помогали переодевать и прятать милиционера, по-прежнему живут на улице Революционной.

Василий Васильевич благодаря этим скромным простым людям сумел выжить, хотя было у него серьезное ранение руки и верхней части легкого.

Драган Андрей Пантелеевич в 1995 году работал начальником общественной безопасности. 14 июня с группой сослуживцев, свободных от дежурства, он отправился на озеро Волчьи Ворота, где находилась база отдыха Буденновского ОВД, чтобы подготовить ее  к летнему отдыху.

При завершении работ по благоустройству Драган А.П. по радиостанции получил сообщение от майора милиции Ульшина Виктора Андреевича о том, что на Буденовское ОВД совершено нападение.

«Я понял, что мне надо быстро вернуться в отдел. Водитель моего служебного автомобиля был штатским человеком, поэтому я его оставил на базе и,  сам сев за руль, помчался в город. Всю дорогу гнал машину со скоростью 160-180 км/ час, и около поселка Доброжеланный она «сдохла». Я вышел на дорогу и остановил первый попавшийся автомобиль. Водитель Балахонов Юрий Николаевич с сыном вез на базар цыплят. Парня я высадил и оставил у своей машины, а водителю велел, как можно быстрей ехать к милиции. Проехав по улицам Л-Толстого и Ставропольской, при повороте на улицу Гирченко на ходу выскочил из машины. Со стороны отдела прогремел выстрел. «Товарищи на страже».- Подумал я. Увидев на мне милицейскую форму, стрелять прекратили. Ползком, мимо трупов, пробежками я добрался до входа в отдел. На пороге лежал убитый адвокат. Меня узнали и открыли. Начальник милиции Н.А.Ляшенко дал мне поручение руководить дежурной частью, но я попросился с группой  товарищей на прочесывание города. По городу всю дорогу работал в паре с сержантом Бабаяном Левоном Георгиевичем.

Нам встречались сожженные автомобили, убитые горожане. Двоих раненых на брошенном автомобиле отвезли и сдали медикам. Пробежали по зданию администрации. На пятом этаже обнаружили спрятавшихся в туалете девчат из редакции. Из подвала тоже вышли люди. За зданием администрации обнаружили убитых, один мужчина на мотоцикле с охотничьим ружьем. Возле роты ППС лежал расстрелянный Яковлев. Много расстрелянных машин в районе мельзавода.

Добрались до больницы.   Там я был ранен».

Андрей Пантелеевич рассказывал сухо и торопливо, часто повторяя:  «Я ничего особенного не сделал, зачем обо мне писать». Однако замечу, за «неособенные» свои действия Андрей Пантелеевич был награжден Орденом Мужества.

Ранение оказалось очень серьезным. Доктора грозили ампутацией руки. Три года Драган провалялся по госпиталям. И все эти трудные, порой наполненные безысходностью дни, Андрея Пантелеевича не бросал Галенов Юрий Иванович, замполит Буденновского ОВД. Только за один год 7 раз Юрий Иванович летал в Москву, привозил гостинцы от сослуживцев, деньги на лечение и житье в Москве.   С огромной благодарностью вспоминает о заботе замполита Андрей Пантелеевич: «Он заботился не только обо мне. Все раненые милиционеры ощущали на себе его отеческую заботу, все вдовы и родные погибших знали его в лицо, а он знал их нужды».

И Драган А.П., и Галенов Ю.И. выполнили свой долг с честью, и спустя десятилетие им не перестают адресовать слова благодарности те, кому они помогали.

 

Евгений Анатольевич Перкун проработал в органах милиции 23 года. Вот как он вспоминает о нападении басаевской банды.

«Я примчался в райотдел,  где-то после обеда. На улицах Буденновска шел настоящий бой. Начальник ГРОВД полковник Николай Ляшенко поставил мне задачу и я приступил к ее выполнению. А вскоре я вновь оказался в его кабинете, где кроме Ляшенко находились начальник ставропольского ГУВД генерал-лейтенант Медведицков и командир СОБРа полковник Кривцов, который с ходу сказал мне: «Нужна подробная информация о банде Басаева…»

Конечно, я был удивлен: это задание скорее для спецслужб, а не для мента. Но мне подфартило: не буду выдавать секретов, но информацию я собрал прелюбопытную. И о том, что банда формировалась в горах, в крепости «Дарго», что на каждого ее члена было по 100 кг груза, что отряд шел в Минводы, чтобы вылететь в Москву. А в Москве их целью был Генеральный штаб… Когда Медведицков читал мой рапорт, он то и дело восклицал: «Кто ж мне поверит, ведь поднимут на смех». А Кривцов сказал мне: «Молодец, будешь поощрен».

Правда, о каком поощрении вообще можно было думать, когда погибло столько моих сослуживцев и жителей Буденновска, когда буденновских милиционеров втаптывал в бесславие тогдашний начальник МВД Анатолий Куликов. И к этому еще и меня пытались привлечь.

Когда шла московская проверка по следам события, меня вызвал к себе один из проверяющих, полковник (фамилию не запомнил). Он сказал: есть- де информация о том, что начальник милиции Ляшенко отсутствовал во время боя и не осуществлял руководства. Я ответил, что лично мне и моим подчиненным инструктаж проводил именно Ляшенко в то самое время, когда шел бой.

Полковник вскинулся на меня: «Вы, наверное, меня не поняли – речь идет о вашей карьере». Я ответил, что понял его очень даже хорошо, но, во-первых, бреясь каждое утро перед зеркалом, я не вижу там крысу, а во-вторых, у меня достаточно лет выслуги, чтобы уйти из МВД. Он усмехнулся: «Идите, работайте… пока».

Тот день в роте ППС был обычным. С утра прошли занятия. К обеду милиционеры разошлись, кроме дежурных. Когда в городе началась стрельба, никто не мог понять, откуда она и по какому поводу. Дежурный начал звонить в ОВД. Но телефоны молчали. Там уже свершилась трагедия. В центре города валили клубы дыма. Как узнали позже, горел Дом детского творчества.

Стрельба приближалась к зданию ППС. Одиночные выстрелы из пистолета оборвала автоматная очередь. Пули прошили железные ворота, которые были заперты на засов. Кто-то грузно навалился на них, и с улицы под ворота протекла струйка крови.

А мимо по улице Пушкинской гнали толпу заложников. Разъяренные боевики толкали отстававших прикладами автоматов, стреляли по смельчакам, пытавшимся убежать.

Когда гул толпы начал стихать, дежурные по медвытрезвителю осторожно выглянули на улицу. Прямо около ворот в лужице крови лежал сержант милиции Виктор Яковлев. Это он отстреливался до последнего патрона. Не добежав до своего подразделения буквально два шага, упал, сраженный автоматной очередью. А если бы и добежал? Ведь ворота родного подразделения были на засове и не могли стать укрытием от чеченской пули. Страх – жестокая вещь. Когда страшно- каждый за себя, так получилось в подразделении патрульно-постовой службы, где даже начальник не «капитан», а скорее «крыса».

Спокойный, невозмутимый, лучший спортсмен роты ППС Виктор Яковлев погиб как солдат. Даже бездыханный, остался примером отваги, мужества, верности служебному долгу.

Сержанта милиции Сергея Елмамбетов бандиты захватили живым. Он находился на посту, когда к нему подъехали на легковом автомобиле бородатые люди в камуфляже. Не дав опомниться, они затолкали оторопевшего молодого милиционера в машину. Позже, в больнице, бандиты предлагали ему и участковому инспектору милиции Магомеду Абдуллаеву перейти на их сторону:

—         Снимите форму – и будете жить.

—         Не вы нам ее надевали, не вам ее снимать, — ответили милиционеры.

Сергей Елмамбетов и Магомед Абдуллаев были зверски замучены «братьями мусульманами». У бандитов и террористов нет национальности, нет гражданства, нет веры. Они все имеют одинаковое лицо – нечеловеческое. И нам надо быть очень бдительными, чтобы не допустить их больше в наш Дом.

 

В те дни, давая интервью корреспондентам, заместитель начальника краевого УВД полковник Кривцов Н.М. так оценил действия буденновских милиционеров:

«Действия работников Буденновского отдела внутренних дел я нахожу очень правильными. На чем основывается моя убежденность? На конкретных результатах. Во-первых, в бою на улицах было уничтожено одиннадцать террористов. Во-вторых, не допущено захвата здания милиции. В-третьих, ребятам из милиции противостоял вооруженный до зубов лучший дудаевский отряд, так называемый абхазский батальон, которым командовал Шамиль Басаев и который с успехом мог сражаться с регулярными войсками. Идут разговоры, что работники Буденновской милиции будто бы могли организовать лучшую оборону в городе. Считаю, что теми средствами, что они имели, это сделать было невозможно. Говорили мне, что во время нападения бандитов, мол, их, сотрудников, в отделе было мало. А это и неплохо. Начавшийся обеденный перерыв помог предотвратить бессмысленную гибель еще большего числа работников ОВД.

По приезде в город меня приятно поразило, что в милиции все уже четко организовано, каждый занимается своим делом. Никакой паники, суеты или растерянности. Работники милиции дали достойный отпор бандитам и немедленно организовали охрану важных объектов. Они знали всю обстановку на улицах, на предприятиях, знали места расположения боевиков».

Нет сомнения, что большинство сотрудников ОВД выполнили свой долг.

 

ОНИ ПАЛИ ОТ ПУЛЬ БАНДИТОВ.

 

Абдуллаев Магомед Абдуллаевич, лейтенант милиции,

Апресов Левон Александрович, старший лейтенант милиции,

Герасименко Геннадий Николаевич, младший сержант милиции,

Глущенко Сергей Иванович, старший лейтенант милиции,

Давыденко Юрий Михайлович, лейтенант милиции,

Елмамбетов Сергей Бидайканович, сержант милиции,

Загородников Сергей Владимирович, старший лейтенант милиции,

Ковтун Анатолий Николаевич, лейтенант милиции,

Латышев Сергей Александрович, младший лейтенант милиции,

Мечетный Иван Григорьевич, майор милиции,

Платковский Владимир Ильич, прапорщик,

Попов Юрий Викторович, лейтенант милиции,

Рудьев Владимир Броникович, лейтенант милиции,

Симонова Елена Александровна, капитан милиции,

Харченко Сергей Иванович, сержант милиции,

Чепуркин Станислав Юрьевич, рядовой,

Чепраков Григорий Николаевич, лейтенант милиции,

Яковлев Виктор Николаевич, сержант милиции.

 

 

ЕЙ БЫЛО ДАНО ИСПЫТАНИЕ

 

У меня есть твердое убеждение, что Господь следит за моей работой над книгой, он помогает, дает душевные силы, когда уходит уверенность, подсказывает, в каком направлении двигаться, посылает мне нужных людей.

Вот и Галина Ивановна Воронкова – это божественный подарок в моей судьбе. Она появилась в «Лане» тогда, когда я молила послать мне свидетелей видения Святого Креста. До этого, по ее признанию, она долго не решалась переступить порог нашего «литературного ковчега», а в тот день пришла, принесла свои духовные стихи, напоила наши души любовью и случайно в разговоре упомянула о своем пребывании в захваченной больнице, и что этому предшествовало…

Последние дни Галину Ивановну беспокоило то, что она вспоминает о Боге только в трудные минуты. Она корила себя за свой грех, просила Бога дать ей испытание, которое бы укрепило ее Веру.

14 июня, будучи серьезно больной, она дождалась, наконец, места в больнице и с направлением на руках в 11 часов поступила в приемное отделение. Положили ее в терапию. С большим нежеланием, обычно посещая лечебные заведения, в тот день Галина Ивановна пришла в больницу с радостью. И только она устроилась в палате, как по больнице пронесся тревожный слух о нападении на город чеченцев.

«Медики предложили нам спуститься в подвал. Пока мы там находились, произошел захват больницы. Я видела чеченца, смертельно раненый, в агонии он бегал по лестнице, поливая ее своей кровью, потом он умер.  К нам в подвал пришел кто-то из медперсонала и велел всем вернуться в палаты. Когда поднимались по лестнице, приходилось идти по окровавленным ступеням, я старалась не наступать на кровь. На человеческую кровь нельзя наступать.

Прошла ночь. Она была сравнительно спокойной.

На следующий день за окнами началась стрельба. Я лежала на кровати и вдруг услышала внутренний голос, как приказ: «Встать!», и  только я встала, в мою подушку, во вмятину, где только что лежала моя голова, попала пуля. Потом еще раз во время штурма, внутренний голос мне говорит: «Встань и ложись между кроватями на пол». Я легла и тут же видела как пуля, залетевшая в окно, ободрав тумбочку, поцарапав стену, остановилась в моем матрасе. Я поняла, что Господь спасает меня. Дважды я должна была умереть, но осталась жить. Я поняла,  что это неспроста, это мое испытание, о котором я просила, мне надо пройти его с достоинством и смирением.

В палате нас было шесть человек. Я чувствовала в себе силы и могла помогать другим. Когда начался штурм, в палату забежал чеченец  и стал заставлять нас становиться к окнам. Очень грубо обратился ко мне: « Иди к окну, или я тебя убью». Откуда во мне взялась решимость, не знаю, но я резко ответила тому чеченцу: «Молодой ты еще, чтобы на меня кричать!». И этот чеченец притих. Мы стали к окнам. Девочка, стоящая рядом, упала раненая. Я забинтовала ей руку и велела находиться в простенке между окнами.

Запомнился мне парень, студент мединститута на практике. Олег его звали. Бог дал ему мудрость и мужество в те дни. В неразберихе, в полном разгроме он собрал остатки лекарств, бинта, ваты, сложил это все в наволочку и ходил по палатам, раздавая людям. Потом он отдал эту наволочку мне. Я не видела в нашей палате ни врачей, ни медсестер, только этого паренька. Когда не стало воды, он под пулями снайперов, ползком, толкая ведро впереди себя, спускался в подвал за водой. Он ходил в группе с врачом Правдиным на переговоры в штаб и в администрацию».

Я поняла, о ком говорит Галина Ивановна. Сейчас этот паренек известный всему городу доктор – невропатолог, психотерапевт, писатель Мельниченко Олег Николаевич. Я сказала об этом Галине Ивановне и назвала его номер телефона. Она тут же его набрала.

– Олежка, миленький, здравствуй! Как я рада слышать твой голос. Помнишь в первой палате кардиологии такую полную женщину? Ты мне еще наволочку с лекарствами дал, чтобы я людям раздавала. Олежка, пусть тебя Бог бережет!

Галина Ивановна говорила и плакала над телефонной трубкой…

Потом был пожар, много трупов. Когда начинался обстрел, все прятались под кровати, а Галина Ивановна читала молитвы и просила других молиться. Женщины просили научить молитве. Молились все, даже те, кто раньше не верил в Бога.

Чеченец, вначале шумевший на Галину Ивановну, потом стал ее опекать и заботиться. И сама Галина Ивановна старалась заботиться о самых слабых.

Так в палату принесли мужчину после операции, совершенно голого. Галина Ивановна нашла ему простыню прикрыться, кто-то надел на мужчину женские плавки, он стеснялся, но заботе женщин поддавался. У одной из женщин было два матраса, на одном она лежала, другой натянула на себя сверху. Галина Ивановна пыталась второй матрас взять для мужчины, но обезумевшая от страха заложница так вцепилась в матрас, что расцепить ее руки не удалось. Тут же в палате лежала парализованная старушка. Она сказала Воронковой: «Дочка, подо мной два матраса, возьми один для мужчины. Так общими усилиями устроили бедного беспомощного больного.

Потом в палате убили женщину. Она была по комплекции очень похожа на Галину Ивановну. Родные, смотря по телевизору кадры из больницы, думали, что убита она, и не ждали Галину Ивановну живой.

Самым страшным был последний штурм. Уже не было воды в водопроводе, принесенная Олегом  вода в ведре была на вес золота. Была перебита газовая труба. Начался пожар. От окон остались одни проемы. Рамы, коробки, все, что могло гореть, выбивали сами заложники. Но дым все равно разъедал глаза. Чеченец сказал, что в отделение попал снаряд с угарным газом и велел всем мочить тряпки и прикладывать к лицу. Галина Ивановна, видя, как задыхаются люди, моментально сообразила, стала рвать на себе рубашку, мочить и отдавать другим. Рвать больничную постель сначала не решалась. Но ткани не хватало всем. Тогда она начала рвать наволочки с подушек. О себе не думала, и только когда стала терять сознание, последний кусок мокрой ткани приложила себе к лицу.

«Ночью из подвала доносился крик мужчины, он очень сильно кричал. Наверное, кого-то пытали, думали мы. Коридоры были заминированы, и по ночам нельзя было выйти даже в туалет», — вспоминает женщина..

А после штурма свершилось чудо. Измученные страхом, болью, жаждой и голодом люди наслаждались тишиной. Никто не стрелял. И в этот момент кто-то сказал: «Посмотрите на небо!». Галина Ивановна глянула в оконный проем. Там в голубом просторе над Буденновской землей плыли перистые облака и на мгновение они сложились в крест. Галина Ивановна подумала тогда, что этот крест предвещает им всем гибель. И ей стало страшно.

«Но самое страшное для меня было то, что из больницы нас выводили по ступенькам, полностью залитым кровью. Я не хотела идти. Но наш солдат толкал меня в спину автоматом и кричал, что расстреляет меня, если я не пойду. И мне, и всем пришлось идти по крови и по битому стеклу босиком. Я молилась и просила прощенья у Бога. Думаю, он меня простил, так как тяжесть с души ушла. И еще одно чудо свершилось со мной. До Буденновской трагедии я была тяжело больна, почти не ходила. Но в трудные минуты, когда нужна была помощь другим людям, Господь давал мне силы и мужество. Из заложников я вернулась исцеленной, пережив страшное потрясение, мой организм с Божьей помощью нашел потаенные резервы. В дни испытаний Бог дал мне силы, перед которыми отступили мои болезни. И еще он позволяет мне писать стихи.

Богатство на земле я не хочу

И почестей, и славы мне не надо.

Я крест земной с покорностью влачу

В надежде на небесную отраду».

 

ЧЕРЕЗ ДЕТСКУЮ ДУШУ

Когда коварный враг хочет достичь своей цели, он ищет самое слабое  звено. Террористы эту истину уяснили хорошо, и, чтобы добиться успеха в своих черных делах, они  бьют по нашему самому больному месту – нашим детям. Так было в Кизляре, в Первомайском, в Беслане и еще во многих террористических вылазках, которым мы уже потеряли счет. Но первым в этом черном списке стоит Буденновск.

Через Буденновскую трагедию прошло 150 детей и подростков. Все они видели кровь, человеческие страдания. Кто-то из них были сами ранены,  как Батракова Елена. Кто-то видел смерть самых близких людей, как это было с Ильиной Анной.  А кого-то судьба провела, как по лезвию бритвы, между жизнью и смертью в первые дни появления на свет в Буденновском роддоме.

В начале обеденного перерыва в роддом позвонила акушерка и тревожным голосом прокричала медсестрам: «Девочки, закрывайте роддом. На город напали чеченцы, они убивают всех подряд». Раиса Николаевна Гончарова спустилась в приемный покой, чтобы узнать точно, что же произошло. Там уже было известно о нападении. В коридоре находились раненые. Заместитель главного врача Костюченко Петр Петрович отдал распоряжение готовить все операционные. По коридору ходили какие-то люди в камуфляжной форме, которых Раиса Николаевна поначалу приняла за наших солдат. Она стала спрашивать: «А где чеченцы сейчас?» В ответ медсестра приемного покоя только молча показала глазами на военных.

Это было еще до захвата всей больницы. Еще не было толпы заложников из города. Врачи и медсестры по отделениям советовали больным, тем, кто может передвигаться самостоятельно, бежать из больницы в сторону опытной станции виноградарства и виноделия. И многие воспользовались этой возможностью.

Вернувшись в отделение, Раиса Николаевна собрала рожениц и распорядилась: «Быстро берем своих детей и уходим через окно в сторону реки и опытной станции. В городе чеченцы убивают людей, — вспоминает Раиса Николаевна, — И тут началось то, что можно назвать нашей российской расхлябанностью, беспечностью, полной неготовностью оперативно действовать в экстренной ситуации. «И смех, и грех», — говорят по такому  случаю в народе.   Кто-то из женщин начал снимать постельное белье,  кто-то собирать одежду, а кто-то мыть бутылки из-под кефира. Я не выдержала и закричала: «Быстро берем детей и уходим». И опять мамочки стали задавать вопросы: «А как мы с детьми пойдем неизвестно куда? Где мы возьмем пеленки?». Тут в окно мы увидели, как гонят к больнице огромную толпу людей. И только тогда все поняли всю серьезность положения».

Женщины вместе с детьми были собраны в помещении, где не было окон. Заведующая строго наказала сидеть тихо. А в двери отделения уже ломились боевики. У входа они встретили преградившую им путь заведующую роддомом. «Сюда нельзя! – решительно заявила она, — здесь роддом». Но доводы врача мало интересовали бандитов. Они искали людей. Гончарова пыталась убедить, что больных в отделении нет, но тут из укрытия донесся детский плач. Боевики, оттолкнув женщину к стене, ринулись к палате, где на полу сидели замершие от страха женщины с новорожденными младенцами. Им было объявлено, что они заложники, что вести себя нужно послушно, и тогда не будет никаких неприятностей. Первым делом боевики потребовали разойтись по палатам.

В первый день рожениц и детей удалось покормить тем, что было в отделении. К вечеру заведующая потребовала питание мамочкам. «Если кормящая мать не будет есть, ей нечем будет кормить ребенка». Гончаровой  разрешили сходить на кухню. На второй день она стала требовать детское питание для детей, которые не кормятся грудью. Приготовленные на молочной кухне молочные смеси в бутылочках боевики все до одной проверили штыками, потому оставленное на следующий день питание прокисло. И кормить грудных детей опять было нечем.

«Почему нам и нашим невинным новорождённым всё это надо было испытать? Вместо грудного молока, которое пропало у рожениц, младенцев чаще всего приходилось поить водой с глюкозой. Вместо уютной чистой постельки мы укладывали их на полу под кроватями, а сами становились щитом, прикрывавшим детей. Вместо тишины стоял страшный, невероятный грохот», — задается вопросом Татьяна Островская, попавшая в заточение с новорожденным сыном.

А боевики давали свои ответы. «Ваши солдаты не жалели наших детей и наших женщин, на детские сады и на роддома сбрасывали глубинные бомбы. Почему мы должны жалеть вас?»

Новорожденные малютки вели себя на удивление осмысленно. Несмотря на то, что не хватало питания, что матери были на грани нервного срыва, дети вели себя спокойно. Медработники объясняли это тем, что груднички находились рядом с матерями, чаще всего на руках. Они инстинктивно чувствовали защиту. Был один удивительный случай. Одна из мамочек, находящаяся на грани психоза, вдруг оказалась без ребенка. Ее стали «пытать»:

– Где твой ребенок?

А она отвечает:

– Здесь со мной,- а сама ходит по коридору с пакетом туда — сюда, туда — сюда. Начали искать ребенка. Думали: мало что. Может подушкой прикрыла, может засунула куда, пряча от пуль. Нигде ребенка не было. Тогда Раиса Николаевна подошла к женщине и заглянула к ней пакет. Там спокойненько лежал «кулечек и лупал глазками».

А между тем, Раиса Николаевна Гончарова, чувствуя ответственность за вверенных ей людей, добивалась их освобождения. Она ходила к Арсланбеку, ходила к Басаеву. А те в свою очередь добивались, чтобы к ним прислали депутатов Госдумы. Басаев сказал: «Приведешь депутатов, отпущу женщин и детей». Раиса Николаевна потребовала, чтобы ее выпустили. И ее выпустили из больницы. Но пройдя несколько шагов навстречу к российским военным, она услышала окрик из укрытия:

– «Стой!»

Не видя с кем, она говорит, Гончарова крикнула:

– Позовите депутатов.

В ответ ни слова. Она опять крикнула:

– Пришлите сюда депутатов, тогда отпустят женщин и детей.

И снова не услышала ответа. Попыталась пройти вперед, но опять угрожающий окрик:

– Стой!

Раиса Николаевна грубо выругалась. Ей так и не удалось ни с кем-то поговорить, ни пройти в город. Но что-то делать надо было. Она вернулась и сказала, что депутаты сейчас придут. И женщин из роддома начали выпускать. Гончарова опять пошла с ними. Но, дойдя до первой линии окружения, женщинам опять пришлось остановиться и повиноваться грубому голосу военного из укрытия. А он командовал голодным, босым женщинам с грудными детьми на руках, с засохшими кровоподтеками на ногах, так как не было у них в больнице ни подкладных, ни воды, ни туалета:

– Стойте! Постройтесь в шеренгу! Не так! В затылок!

А Гончарова кричала ему:

– Сволочь! Что ты делаешь!?

И когда, наконец, женщин пропустили к своим, и они проходили мимо военных, так хотелось увидеть ту скотину, (человек не может так поступать) и плюнуть ему в морду, именно в морду, так как не может у скотины быть человеческое лицо.

Проводив женщин, Гончарова вернулась к роддому и стала стучать в двери. Боевики не хотели ее пускать, но она не отступала. Не могла она уйти в безопасное место, так как в больнице остались еще женщины прооперированные после родов, их не кому было вынести на носилках. Остались подчиненные, молоденькие сестрички, акушерки. Раиса Николаевна чувствовала за них ответственность. Наконец кто-то из командиров распорядился:

– Да пустите вы эту дуру.

И опять она пошла к Басаеву, просить, чтобы он разрешил вынести прооперированных женщин. А Басаев взбешенный кричал:

– Где твои депутаты! Что за сволочная нация, русские!

А Раиса Николаевна убедительно врала в ответ:

– Сказали, что сейчас придут!

И не известно, чем бы кончился этот поединок, если бы не возглас в коридоре:

– Депутаты идут!

И действительно, через площадь к больнице двигалась группа прилично одетых мужчин.  Раисе Николаевне посоветовали «исчезнуть и больше не попадаться на глаза Басаеву». Она и сама была рада забиться в какой-нибудь уголок, чтобы больше ничего и никого не видеть. Когда отпустили последних ее подопечных, когда вместе с ними, неся носилки, вышли сотрудники, у кого маленькие дети, Раиса Николаевна ощутила внутри себя покой и облегчение, будто огромный груз свалился с плеч. Все, что было потом, прошло как бы не касаясь ее. Главное было сделано. Все дети и мамочки были спасены.

Правда, потом уже стало известно, что один недоношенный ребенок, переживший Буденновскую трагедию,  умер в Ставрополе. Все, до единого новорожденного, а это около сорока детей, прошли через реанимацию Ставропольской краевой больницы.

Трагедия прошла через детские души, оставив там глубокую незаживающую рану. И спустя 15 лет, эта рана при малейшем прикосновении, дает о себе знать, подрывая здоровье, ломая психику, коверкая судьбу.

Та же Татьяна Островская даже не хочет вспоминать, как много дней после июньских событий в Ставрополе спасали ее сына, тяжело ей говорить о том, сколько болеет он и поныне, как сказалось все пережитое на его физическом и моральном состоянии.

В этой главе вы прочитаете истории, рассказанные самими детьми, их родными и близкими, о том, что пришлось испытать детским душам.

 

Давайте еще раз вспомним Лену Курилову, которая стала одной из первых невинных жертв озверевших боевиков. Ведь когда ее настигла пуля, она еще была жива. И когда шестнадцатилетний Вадим Будагян нес на руках ее, смертельно раненую, она была в сознании. Он видел какая боль, какой ужас наполняли   душу девочки в последние минуты жизни. Став свидетелем трагедии, Вадим навсегда остался со своей раной на душе. Он не захотел делиться своими воспоминаниями, он не пришел на вечер, посвященный выходу первой книги. Тяжела оказалась рана, и через пятнадцать лет  она продолжает болеть. Потому лучше не говорить и не вспоминать.

 

Савинову Алексею было семнадцать лет. Незадолго до нападения на город он устроился работать в паспортный стол Буденновского ОВД. В момент обстрела всех, кто был в паспортном столе, и сотрудников, и посетителей начальник   увел в подвал, и потому Алексей остался жив.

Но самое страшное для него началось после того, как боевики ушли из милиции. Семнадцатилетнему парню пришлось увидеть море крови, горы трупов. Наравне со взрослыми он собирал убитых, носил раненых, помогал всем, кому нужна была помощь, выполнял все поручения. Дни трагедии он провел как солдат, на посту. И только после родные заметили, что у Алексея постоянно дергается губа. Тремор стал заболеванием, с которым молодому человеку теперь приходится жить.

Савинова Оля, дочь Савиновой Галины, сюжет «Дом на Ленинской», увидела кровь в неполные десять лет. Когда начался обстрел милиции, Оля вместе с одноклассниками была за городом, куда учительница их повела в поход. За детьми пришел автобус с хлебокомбината, и лишь под вечер детей развезли по домам. Когда Оля зашла в квартиру и увидела на полу кровь, она закричала. В истерике девочка металась среди соседей, пытая их: «Где моя мама?! Что с мамой?!» Воспоминания об этом страшном моменте и через десять лет вызывают у взрослой  Оли дрожь во всем теле.

Восьмилетний  Славик  Иванько стал свидетелем кровавой трагедии в первые минуты нападения. С родителями он попал под обстрел на перекрестке улиц Кочубея и Ставропольской. У него на глазах был убит отец. Потом вместе с матерью, обезумевшей от горя, метался по улицам города в поисках машины, чтобы отправить отца в больницу. Мать не верила, что он мертв. Когда они вернулись к месту, где оставался отец, люди сказали, что отца увезла «скорая». Мама, поймав машину, помчалась вместе со Славиком и его маленькой сестрой  в больницу. Но отца они там не нашли, но и уйти из больницы не смогли. Там уже хозяйничали боевики.

Сначала было не очень страшно. Мальчишки даже с интересом рассматривали настоящее оружие, не представляя еще, что оно несет. Но Славик уже знал, и потому дрожа от страха, жался к матери. Страшно становилось тогда, когда над больницей начинали летать вертолеты. Чеченцы становились злыми, кричали и размахивали оружием. Но самое страшное для мальчика началось 18 июня, когда начали выпускать матерей с детьми до трех лет. Боевик велел маме взять сестру и выходить вместе с другими на улицу. Славик не мог понять, почему мама уходит, а он остается с чужими людьми в окружении страшных дядек с автоматами. Он стал кричать: «Мама, мамочка не оставляй меня!»  Но маму бородатый дядька толкал в спину автоматом, и угрожал. Стоящая рядом тетя из села Архангельского прижала к себе неистово кричавшего мальчика и все время, до самого освобождения не отпускала его от себя. Это была Шереметова Ирина, заменившая маму мальчику, обезумевшему от страха и отчаянья.

Что-то неладное с ним стало твориться еще до освобождения. Начал сильно болеть низ живота справа. Славик плакал и стонал. Потом он потерял сознание. Из больницы его вынесли почти неживого и немедленно отправили на операцию.  В добавление ко всем страданиям Славик пережил и острый аппендицит, который лопнул. Перед операцией врачи взяли с мамы расписку о согласии на операцию, так как это была почти безнадежная попытка спасти ребенка. Но мальчик выжил. Сейчас Вячеслав  взрослый парень, отслужил в армии, но вспоминать пережитое ему так же невыносимо, есть только огромное желание забыть, вычеркнуть из жизни страшные дни июня 1995 года.

 

 

 

 

ГРУППА «АЛЬФА» В БУДЕННОВСКЕ. ИЮНЬ 1995 ГОД

Интервью А.В.Гусева газете «Спецназ России»

 

В тот день на улицах небольшого городка в Ставропольском крае, о котором до рокового дня 14 июня было мало что известно, раздавались жуткие крики и автоматные очереди. То боевики Шамиля Басаева развернули настоящую охоту на людей, попадавшихся им под руку.

Память человеческая избирательна, она запоминает ключевые моменты: больница с двумя тысячами заложников; группа «Альфа», брошенная на штурм; премьер Черномырдин, ведущий переговоры с профессиональным террористом и убийцей: «Шамиль Басаев, говорите громче!»; торжествующие террористы. Что помним мы о тех трагических событиях? Что знаем?..

В тот период Группой «А» командовал генерал Александр Владимирович Гусев. Все эти годы он хранил молчание, несмотря на настойчивые попытки журналистов взять у него интервью. Газета «Спецназ России» первой получила такую возможность.

Александр Владимирович долго растирает в пальцах сигарету – видимо, многолетняя привычка, затем быстрым движением смахивает со стола в ладонь табачные крошки, закуривает. За время нашей беседы он проделывает эту операцию пять или шесть раз.

– Как начались события в Буденновске для группы «А»?

– «Альфа» в то время была в составе Главного управления охраны. Меня вызвал начальник

ГУО и, отдавая приказ на вылет в Буденновск, сообщил, что подразделение поступает в оперативное распоряжение заместителя внутренних дел М.К.Егорова.

– До сих пор нет ясности относительно появления Басаева в Буденновске. Это была случайность или же заранее подготовленная операция?

– Акция была направлена именно на Буденновск. Хотя как вы помните, Басаев бахвалился перед телекамерами, что он чуть ли не до Москвы собирался шуровать, да деньги потратил на взятки дорожной милиции. Но у меня другое мнение: Басаев шел именно в Буденновск, и никуда больше. Рассчитывал захватить вертолетную часть, поскольку она принимала непосредственное участие в боевых действиях против чеченских сепаратистов. А больница – это гарантированный объект для отхода, где в любое время суток можно взять в заложники больных и медицинский персонал, прикрыться ими, как живым щитом, и диктовать свои условия.

       – Судя по интенсивности огня, террористы заранее завезли в больницу боеприпасы.

– Да, террористы патронов и гранат не жалели. Интенсивность огня не ослабевала. После окончания операции мы прошлись до больницы, посмотрели, сколько выбоин и отметин от пуль террористов осталось на асфальте. Будто град прошел, настолько все было искромсано и истерзано.

– Чем занималась «Альфа» по прибытии в Буденновск?

– В штабе по проведению операции находились три министра: внутренних дел – Ерин, по делам национальностей – Егоров и директор ФСК С.В.Степашин. они сказали мне и командиру Группы «Вега» В.А.Круглову…(«Вега» — бывший «Вымпел», который после 1993 года перевели в МВД, и в нем осталось всего человек тридцать из того, легендарного, подразделения КГБ СССР, — примечание автора). Так вот, нам поставили задачу: изучить обстановку и дать предложения. К сожалению, мы так и не получили план больницы. Пользовались схемой собственного изготовления, а потом – данными аэрофотосъемки.

Первые двое суток находились в оцеплении больничного комплекса. Силы МВД проводили так называемую «зачистку» — проверили, нет ли в городе пособников террористов. Затем было принято решение о штурме. Обстановка накалилась к тому времени до температуры кипения. Город-то небольшой. Не было семьи, которую в той или иной степени не затронули эти события. Жители Буденновска видели, что проходят сутки, вторые, третьи – и ничего вроде бы не предпринимается. Возникали стихийные митинги. Ситуация грозила выйти из-под контроля властей.

– В чем заключались предложения руководителей «Альфы» и «Веги»?

– Мы представили расчет сил и средств, спрогнозировали возможные потери сотрудников спецназа и, главным образом, среди заложников. Вообще штурм больницы, в которой двести террористов удерживают около двух тысяч человек, трудно спрогнозировать. Тем более, у нас появились данные, и они впоследствии подтвердились, что террористы заминировали основное здание. Для этого они использовали взрывчатку и баллоны с кислородом, которого было навалом в больнице. Уже в конце операции, когда террористы готовились к выезду в Чечню, несколько офицеров «Альфы» в форме сотрудников МЧС прошли в больницу и проверили – осталась ли угроза взрыва, или террористы оставили нам на прощание «сюрпризы». В нескольких местах пришлось убрать взрывчатку.

– Насколько мне известно, «Альфа» предлагала иной вариант проведения операции?

– Основываясь на собственных расчетах и опыте, мы предлагали не проводить штурм. Но мы считали, что отпускать террористов ни под каким видом нельзя.

– Но штурм все-таки состоялся…

–Да. Начинать операцию предстояло в четыре утра. Надеялись на внезапность, но ее не получилось.

– Почему?

– У террористов были пособники вне стен больницы. Они-то и сообщили, что спецназ выходит на исходные рубежи. Кроме того, подвели врачи «скорой помощи», которые стали по прямой связи предупреждать своих коллег, чтобы те были готовы к приему большого числа раненых. Еще одно обстоятельство было не в нашу пользу. Террористы расставили по территории больницы «растяжки» и потребовалось время, чтобы их ликвидировать.

– Как получилось, что «Альфа» пошла на штурм без прикрытия?

– Руководство МВД не пошло нам навстречу, когда мы просили выделить несколько единиц бронетехники.

– Чем они мотивировали свою позицию?

– Малым количеством техники. А главное, я так понимаю, каждый пытался сберечь своих людей. Заверяли, что, мол, с началом боя, когда будут первые раненые, техника обязательно появится.

– И как, появилась?

– С очень большим опозданием.

– Какова была численность штурмующих?

– Если брать простую арифметику, то у нас с террористами были примерно равные силы. Еще со времен Великой Отечественной войны известно, что наступающие должны иметь как минимум троекратное превосходство в живой силе. Трудно назвать операцию в Буденновске антитеррористической. А так… Бронетехника вела огонь только по стенам, так как террористы прикрывались женщинами, которых они поставили в оконные проемы, а сами вели огонь из-под рук и ног своих жертв. Несмотря на такое положение дел, сотрудники «Альфы» нанесли ощутимый урон боевикам.

– До сих пор не ясно, кто принял решение о проведении операции?

– Был приказ президента, переданный через начальника ГУО генерала М.И.Барсукова. решение высшего руководства страны… Мы с командиром  «Веги» взяли всю силовую часть операции на себя, поскольку понимали: пусть лучше действует одно подразделение, в котором каждый сотрудник понимает своего товарища с полуслова, чем будет разнобой и, соответственно, иное количество потерь. Не хочу обидеть спецназ МВД, но профессиональная подготовка сотрудников «Альфы», она конечно, выше. Потому мы взяли непосредственно штурм на себя, а специальные подразделения МВД шли за нами во втором эшелоне, предупреждая возможные попытки террористов вырваться из окружения.

– Когда прозвучала команда «Отбой!», на каких позициях находилась «Альфа»? как в целом складывалась операция?

– В четыре утра на одном из направлений, где размещалась Группа «Вега», было приказано открыть огонь и попытаться отвлечь на себя внимание террористов. А с трех других направлений больницу атаковала «Альфа». Часть зданий мы освободили. На одном из направлений группа Краснодарского отдела сумела пробиться в помещение первого этажа, но из-за шквального огня остальные две группы были просто прижаты к земле. Им пришлось залечь на расстоянии 20-30 метров от основного корпуса. Бойцы попали в «огневой мешок». Объяснить на словах это невозможно. И тогда я приказал отойти назад. Ну, а затем начались «политические игры».

– Главным политиком на тот момент был Черномырдин. Как вы оцениваете его роль в разрешении этой чрезвычайной ситуации?

– Я считаю, что руководитель страны не имеет права вступать в переговоры с террористами. Такого, насколько мне известно, в мировой практике не было. Мы были против лобового штурма больницы, не считали целесообразным отпускать террористов домой в ореоле победителей. «Альфа» была в состоянии завершить эту операцию. Хотя нам не удалось захватить больницу, но террористы дрогнули и, помимо убежавших заложников, они выпустили несколько человек, в том числе из родильного отделения. Но как только появились депутаты, и бандиты почувствовали слабинку, — ни одного заложника они, естественно, уже не выпустили.

– А кто именно вел переговоры?

– Правозащитник Ковалев, по-моему, был. И Жириновский приезжал… Я уже не могу вспомнить всех, кто решил заработать себе политические очки.

– При каких обстоятельствах погибли три сотрудника «Альфы»?

– Во время штурма. Майор Соловов совершил подвиг. Будучи тяжело ранен в руку, он продолжал вести бой и тем самым дал возможность своим сотрудникам выйти из «огневого мешка». Сам он был убит снайпером. Отдать его тело террористы отказались. Вытащить его не было возможности. Были смельчаки, которые готовы были пойти на этот риск. На бронетехнике к тому месту было не подойти – сразу бы сожгли. Газопровод там еще проходил… Это мешало, не давало возможности свободно маневрировать. Поэтому я отклонил такие предложения, понимая, что будут еще большие потери. А перед милицейским руководством, которое вело переговоры с террористами, я поставил условие: пусть нам будет предоставлена возможность для эвакуации тела майора Соловова, иначе.. иначе ни один участник переговоров в больницу не будет допущен. Начальник Управления внутренних дел раздраженно сказал: «У меня милиционеры по окрестным полям валяются, а вы из-за одного сотрудника условия ставите…». Я ответил, что это дело его совести, а мы своих товарищей не оставляли на поле боя.

– А лейтенант Рябинкин и Бурдяев?

– Они были поражены огнем террористов. Всего около тридцати сотрудников Группы «А» получили ранения разной степени тяжести.

– Скажите честно, как на духу: не возникло ли у вас идеи устроить засаду на пути следования колонны, в которой находились террористы и захваченные ими заложники?

– Были такие предложения, но я отказался.

– Чем вы мотивировали отказ?

– Террористам были даны гарантии безопасности лично премьер-министром Черномырдиным. Публично, на весь мир. Нарушать эти обязательства мы не имели права. Мы на себя взяли всю ответственность в период штурма, готовы были уничтожить террористов и на маршруте. Но только дайте официальный приказ! Иначе получится самодеятельность, которая может дорого обойтись и заложникам, и подразделению.

– Как проявили себя во время штурма силы МВД?

– В принципе нормально, но были проблемы с дисциплиной во время боя. Сотрудники МВД находились в оцеплении. В какой-то момент они не выдержали и без приказа начали «лупить» по больнице. К ним присоединились военные вертолетчики… И получилось: с фронта по нашим сотрудникам ведут огонь террористы, с тыла – свои. Бред какой-то. У некоторых бойцов «Альфы» из Краснодарского отделения бронежилеты оказались вспороты на спине. Думаю, комментарии излишни.

– Несколько лет вы ничего не говорили по поводу операции в Буденновске. Что подтолкнуло вас сейчас нарушить этот «обет молчания»?

– Слова Черномырдина. Несколько раз экс-премьер давал интервью, в которых оправдывал свои действия: дескать, он не понимает, почему специальные подразделения не уничтожили террористов на пути их отхода в Чечню. Нужно было, оказывается, «хитро» оборудовать автобусы, предоставленные террористам. Не знаю, совесть он потерял или память. Во всяком случае, дав Басаеву гарантии безопасности, нам он никаких распоряжений не оставил. А насчет автобусов… Террористы проверили каждый, опасаясь подвоха.

– Как вы считаете, в той ситуации «Альфа сделала все возможное?

– Подразделение ту задачу, которая перед ними ставилась, выполнило. Но, к сожалению, нам не дали ее завершить. Если бы не были отпущены террористы, то событий в Кизляре и Первомайском могло не быть. Относительно благополучный исход налета на Буденновск подтолкнул Радуева на совершение подобной же акции.

– Сотрудники группы были как-то отмечены после операции в Буденновске?

– Тяжело было убедить руководство, но нам все-таки удалось это сделать. Хотя я считаю, что майор Соловов, например, заслуживал гораздо большей награды, чем орден Мужества. Он, несомненно, достоин звания Героя России. Да, общий исход операции повлиял на оценку наших действий. Люди осознанно шли на пули и выполняли поставленную задачу.

Досадно то, что многие политики, «эксперты» и просто досужие обыватели, когда заходит речь о событиях в Буденновске, считают вправе бросать упрек «Альфе»: вот, дескать, элитное подразделение – и не справилось с такой задачей. Как раз именно подразделение реально оценило обстановку и подготовило свои предложения. Нужно было – перехватили бы террористов по дороге, но дальнейшее развитие событий было определено политическим предательством и отсутствием воли у руководителей страны.

Павел Евдокимов

 

От автора

 

Тяжело о чем-то думать и писать после приведённых выше репортажей из 1995 года. То, что пережили буденовцы в те дни, ещё страшнее и тяжелее написанного. Невозможно подобрать слова, чтобы описать страх ребёнка оставшегося под дулом автомата; ужас матери, увидевшей ещё тёплое тело недавно вернувшегося из армии сына, добитого прикладом в последний момент; горе вдовы, у которой осталось на руках трое  детей – маленьких свидетелей убийства отца; обиду и боль на защитников, которые не защитили; презрение к тем, кто откупался и продавался, кто на горе тысяч людей добывал себе дивиденды.

Невозможно описать нашим богатейшим русским языком благодарность тем, кто в том нечеловеческом ужасе умудрялся оставаться человеком, помогать, защищать, закрывать собой других.

Но время идёт. Оно врачует самые тяжёлые раны. Многие заложники и их близкие, пережив Буденовскую трагедию, стали истинно верующими людьми.

«Таков был наш крест. Нам было дано испытание, мы прошли его и получили в награду великую радость – мы узнали Бога.  А виновники… Бог им судья», — говорят они без злобы, но со смирением. Случались в страшные июньские дни 95-го и настоящие чудеса. Сразу нескольким людям явилось видение Святого Креста! И даже были случаи, когда тяжело больные люди, выйдя из заложников, покаявшись и приняв Бога в своё сердце, получили исцеление.

А город, распятый террористами и их пособниками, во всём мире стал символом войны с террором.

 

Отзывы о книге из Интернета Здравствуйте,     Светлана Ивановна. Меня зовут Артем. Мне 19 лет. Некоторое время назад я     обнаружил в интернете Вашу книгу «Буденновсий крест». Во время     тех событий я проживал с родителями в селе Прасковея. Хоть мне и было всего     5 лет, я хорошо помню вид города в те дни. Мой отец работал пожарным. Его     дежурство как раз выпало на тот злополучный день. Слава Господу, с ним     ничего не случилось. В данное время я проживаю в Казахстане, город     Караганда. С матерью. Мой отец остался в Буденновске. Почти каждый год мне     удается ездить к нему на лето. Я довольно не плохо знаю город, его улицы.     Много раз бывал в самой больнице, в здании милиции. Я знаком с людьми,     побывавшими в плену. Я настолько привык к рассказам моих родных о тех     событиях, что просто не осознавал всего ужаса. Целый день после прочтения     книги мою голову наполняли мысли о Буденновске. Я много раз бывал на     улицах, описанных в книге, много раз проезжал мимо. Да этим летом мы же с     дедушкой сидели в машине, припаркованной около милиции! Как раз на этом     месте, я видел в фильме, стояла машина боевиков. А я об этом просто не     думал. Мама села почитать, но уже через 2 минуты встала. Не смогла сдержать слез. Спасибо Вам большое за Ваши труды. Я Вам истинно благодарен. Творческих Вам     успехов.  Артём Шестаков. Казахстан.     2009г.   Здравствуйте, Светлана! Просто замечательно, что Вы     взяли на себя такую ответственность, написать о том страшном, незабываемом     событии в Будённовске… Конечно же мы, находясь     далеко от вас, старались быть рядом, но мы только молились за наших ни в     чём невинных заложников, доблестную милицию и тех, кто принимал участие в     освобождении больницы, молились, сидя у экранов ТВ, со слезами на глазах, в     течении дня и ожидали благополучного конца этого чудовищного события. Храни Вас Господь, и пусть     он Вам даст сил на описание этого КОШМАРА, среди мирового времени, ясного и     безоблачного неба(так мы привыкли думать, что после 1945 года…), а ведь     люди не понимают, ведь идёт война, .. хотя она и не официальная. Все против     России( арабы, африканцы, прибалты, даже наши добрые славяне-соседи,.. и всё     это, конечно, организовано…  Пройдёт ещё несколько лет,     и Россия окрепнет, стряхнёт с себя всё, что мешает ей подняться, расцветёт     православие, и Ваши книги будут только страшным воспоминанием наших     прожитых лет…С уважением, Валерий и Вера     Шелл. Австралия, 2005г  Здравствуйте, Светлана, к сожалению, не     знаю вашего отчества. Прочёл с волнением вашу книгу. Хорошо, что она     появилась. В ней больше правды о событиях, чем во многом другом, что уже     написано всеми, кому не лень, да теми, кто хочет оправдаться за жертвы, или     собой похвастать. С уважением, Юлий Андреевич Рыбаков.     Санкт-Петербург. 2007г.                          Владимир Бойко Бойко Владимир Тимофеевич родился в 1953     году в г. Будённовске. В 1970 году окончил школу № 1. Занимался спортом: .     Работал на Буденовском лентоткацком объединении, на стройке     Усть-Джигутинского цементного завода. В 1974 году стал чемпионом     Ставропольского края по гиревому спорту. В 1980 году окончил Ставропольский     сельхозинститут и работал главным ветеринарным врачом в одном из совхозов     Нефтекумского района. С 1989 года работает на     Буденновской  районной ветеринарной     лечебнице ведущим ветврачом.   Стихи пишет с 4-го класса,     сначала украдкой от всех, а 1976 года стал печататься в газетах и журналах. В общественном творческом     объединении «Лана» с 2000 года. Так же Владимир Выпустил один диск     авторских песен,  четыре авторских     сборника стихов: «Ручьи шумят», «Сквозь краски     лет», «Говорю дождём», «Призмы времени»

О подвиге

Я подвига не знаю боле,

Чем  защищать родное поле.

И в смерти выжить, чтоб опять

Как в детстве, мать свою обнять.

С мечтой о счастье средь ветвей

Излил бы душу соловей,

А поле отдыхало просто –

Я был тогда ещё подросток,

Но пушки вдруг загрохотали

И на поля мои упали,

На лес, на речку, на цветы…

И повзрослели я и ты.

Был бой ужасный в 43-м

Когда фашисты на рассвете

Стирали красоту весны…

Я в страхе вижу эти сны.

И быть бы  нам тогда рабами

Или могильными холмами,

Но минометный наш расчёт

Прикрыл всей армии отход…

Теперь вот, видищь, нет лопатки,

А внук кричит: «Мой дед в порядке! –

И шрам под сердцем у ребра…

Идём со мной, играть пора!»

Отец мне это рассказал,

И я всё наспех записал…

Я подвига не  знаю боле,

Чем защищать родное поле

 

 

      

 

 

 

 

 

       Вадим Ефимов

Вадим Ефимов проживает в Благодарненском районе. Работает в социальной сфере. Про себя говорит: «Я бывший лётчик» Но зная Вадима с 1990 года, могу утверждать, что лётчиков бывших не бывает. Вадим продолжает «летать» в своём творчестве, песнях и стихах. Человека нельзя «опустить на землю», если душа крылата. Вадим неоднократно участвовал в  поэтических и бардовских вечерах и фестивалях, которые организовывались «Ланой». На правах старого друга он принят в круг авторов этого сборника, и думается, читатель по достоинству оценит его лирику

 

 

 

 

 День войны.

Всадник летит по горячей степи,
Волос растрёпан и кожа бледна,
Мокрый от пота и голос хрипит:
— Братцы, напали фашисты! Война!..

Ветер умолк, потемнела земля,
Облако чёрное над головой,
Молча колосья глядят на cелян,
Горе людское деля меж собой.

Как же так? Наши-то есть у границ?
Танки и пушки с винтовками где?
Да неужели пропустят убийц
К нашим домам? Кто поможет в беде?

Все, как один, под ружьё – не приказ.
Главнокомандующий в сердце один.
Сколько в земле не окажется нас,
Землю вражине мы не отдадим!..

Голод и холод, пожары и кровь,
Горе и радость, победу и ад
Всадник несёт по степи вновь и вновь,
Словно гонец был во всем виноват…*

 

 

Я не знаю.

Я не знаю, правда, или нет:
На войну нельзя купить билет,
И дорогу к горьким адресам
Каждый выбирает сам?

Я не знаю, правда, или нет:
Что когда-нибудь найдут ответ,
Для чего войны пожар и дым
Обрывает жизни молодым?

Я не знаю, правда, или нет:
Что победный празднуя рассвет,
Ликовала матушка-земля,
На своих-чужих мир не деля?

Я не знаю, правда, или нет:
Про войну нельзя допеть куплет.

 

 

 

 

 

Клавдия Иргизцева

Клавдия Степановна родилась в станице Пашковской Краснодарского края. В пятилетнем возрасте с мамой переехала в Махачкалу, где прожила пятьдесят лет. Клавдия Степановна окончила десятилетку и Ставропольское культпросветучилище, библиотечное отделение. Двадцать два года проработала в Махачкалинской библиотеке Дагестанский НИИС. Пришлось работать и в типографии, и в реабилитационном центре детей и подростков Анатолия Панасицкого. С 1992 года проживает в с.Архангельском, Будённовского района, находится на заслуженном отдыхе.

Долгое время жила Клавдия Степановна как все женщины: занималась семьёй и домом, ходила на работу… Но вот однажды, после стресса вдруг пробился в её душе родник творчества. Рука сама потянулась к перу. И полились на бумагу житейские истории, которые накопились в памяти за семьдесят лет.

Несмотря на малый авторский опыт,  она уже имеет свой стиль, свою манеру изложения, не похожую  на другие, иногда вызывающую споры у критиков. Однако непосвящённый в теорию литературы  читатель, воспринимает её творчество с интересом. Её произведения лёгкие для чтения, часто игривые, с долей юмора, так как в большей степени адресованы детям и подросткам.

Конечно же, начинающему автору не хватает мастерства, но К.С. Иргизцева,  не боится учиться. С каждым произведением её успехи всё заметнее. А сколько идей в её голове!? Едва окончив одну историю, она берётся за другую. Она словно боится не успеть записать, донести до читателя что-то самое важное, то, что открылось ей и  о чём не знают другие.

В творческом объединении «Лана» К.С. Иргизцева занимается с 2005 года. Она относится к тем авторам, которые составляют костяк объединения, его добрую энергию. А это самое главное в человеке! Добрая энергия!

Участие в сборнике «У вечного огня», посвящённого 65-ой годовщине Победы,  для К.С. Иргизцевой не случайно. Она дитя войны. Что-то помнит сама, что-то из рассказов близких и родных. У неё свой взгляд на события, с оттенком романтизма и элементами юмора. Ветераны и дети, кому адресован данный сборник, наверняка, получат добрые впечатления.

 

Нам не нужна война

Разрывы, атаки, окровавленные тела!

Жить продолжает в памяти людей  война.

Вот только был — и нет его,..

Много россиян в Великой полегло.

Но выжила и поднялась наша страна,

Стряхнув с себя войны холодный пепел,

Поднялись села, расцвели города

На радость нам, на радость нашим детям.

Неугомонные враги нам вновь грозят,

Единство страны  разрушить хотят.

Они боятся, что станем опять сильны

Не надо им воинствующей страны.

Пора понять, как дважды два,

Россия   мирная страна,

России не нужна война!

 

 

 

О земляках

 

Встретила я как-то в центре села мужчину на вид лет пятидесяти. Когда мы познакомились, оказалось что Бастрыкин Георгий Викторович  в свои восемьдесят лет он не сидит на лавочке. Бывший кузнец, своими золотыми руками изготавливает лопаты, тяпки, грабли, которые не хуже заводских.

Я поинтересовалась, а помнит ли он оккупацию села немцами? И кА вели себя местные жители. Он мне рассказал как десяти – двенадцати летние ребята прятали от немцев зерно, чтобы посеять весной, и оставить родных без хлеба. Он назвал фамилии некоторых из них: Георгий Бастрыкин, Анатолий Подплётов, Михаил Судаков, Михаил Колесников, Василий Чернышев и другие… Они уже деды, но такие поступки не забываются. Их дети и внуки должны брать с них пример.

Разговорилась с Глущенко Иваном Григорьевичем. Ему тоже восемьдесят, и тоже не сидит, возглавляет совет ветеранов. Его сын Глущенко Сергей Иванович служил в Буденовской милиции и погиб во время нападения Басаева на Будённовск.

В Архангельском осталось в живых мало ветеранов. (????) Ушла в историю война. Но мы должны помнить тех, кто отдавал жизнь за нас, кто подарил нам мир.

Как-то в местном музее я прочитала воспоминания о военном времени и о поведении земляков. Петр Иванович Петров, житель села Архангельского работал  вначале войны в военно-учетном столе, начинал войну с обороны Москвы. Волею судьбы после войны он вернулся в Подмосковье журналистом в газету «Призыв». В одном из номеров он опубликовал материал о землячке по имени Полина. Как она вовремя войны пришла проситься на фронт. Он старался отговорить её. Он рассказывал о  госпитале, где он лежал. Он видел там много девушек, искалеченных войной. Две подружки, они были неразделимы, как две половинки одного тела, воды принести шла однорукая, стирала безногая. Когда рукастая хотела покурить, она сворачивала цигарку и для подружки. Но Полина не хотела ничего слышать. Ему говорила: «Придёт время, а мы будем спокойно ждать. Пусть другие там…» Бледные губы её каменели, в углах замерли горькие складки. Начальник первой части сказал ей: «Пристроим». И девушка ушла на фронт. Вскоре до Петра Ивановича дошёл слух, что эшелон, в котором Полина была с ранеными, разбомбили. Ей оторвало ногу. Она скончалась. Петров пишет о том, что с того времени в сердце его поселилась щемящая боль: «Не уберег, не отговорил!» Но её поступок был понятен. Она была готова к самопожертвованию.  Шла война.

Ещё я прочла в музее о другом нашем земляке Пантелее Павловиче Барбатько. Рассказывает о нём очевидец событий тех дней  Вит Фурс.

Когда немцы пришли на Прикумье, они в первую очередь расстреливали коммунистов, комсомольцев, активистов. Попал под эту категорию людей и Барбатько  П.П. Его по доносу местных предателей, которые пошли служить полицаями, схватили немцы. Старый  человек не испугался фашистов. Его больного повели на элеватор, где допрашивали и били, требуя назвать фамилии активистов. Но он молчал. Вечером к нему домой пришли немец с полицаем, обшарили весь дом, но ничего не нашли. Когда жена Барбатько кинулась к полицаю: «Где мой муж?!», он засмеялся и запел: «Цыпленок жареный, цыплёнок пареный…» В этот раз, поиздевавшись,  старика отпустили. Но через несколько дней Пантелея Павловича, ещё не отошедшего от побоев, повели расстреливать за село вместе с односельчанином Зайцевым.  По дороге на Плаксейку, дойдя до камышей, немцы заставили их рыть яму. Перед смертью опять били. Пантелей Павлович красными, почти не видящими от побоев глазами глянул на родные, знакомые с детства степи, собрался с илами и крикнул: «Эх, жалко, что нет былой силы, а то бы я вас!…»  «Молчать!», — завизжал немец на ломаном русском. Прогремели выстрелы. Барбатько успел выкрикнуть: «Изверги!» и упал в яму.

Кто мог видеть расстрел и рассказать автору статьи, не известно. Можно только предположить, что это были либо полицаи на допросах, когда их арестовали, либо местные жители, прятавшиеся в камышах. Но факт остаётся фактом. Героическое поведение наших земляков останется в памяти односельчан и молодого поколения.

 

Гуд, девочка, гуд, смелая девочка.

В Махачкале после войны в одном из переулков строился дом. Работали там пленные немцы. Территория была окружена невысоким деревянным забором.

Около забора был свален песок, на котором играли дети из близлежащих к стройке домов.  Вдруг одна из девочек в цветной юбочке стряхнула с сандалий песок, подобрала камень на земле и направилась к стройке. Её светлые волосики, заплетённые в тонкие косички, торчали в стороны и подпрыгивали при ходьбе. Серо-зелёные глазки горели злобным огоньком. Она пыхтела и учащённо дышала. Мальчик в заплатанной курточке, сшитой из отцовской гимнастёрки заспешил за ней:

– Клава, подожди меня, — он увидел в руке её камень и спросил — Ты куда?

– Вовка, помоги мне.

Около забора стояла железная бочка. Вдвоём они перевернули её на бок, и Клава попросила Вовку придержать бочку. Он упёрся  в неё руками  и сказал:

– Лезь.

Клава поднялась, держа над головой камень, и за забором увидев работающих немцев, крикнула:

–Фашисты, отдайте моёго папу! Отдайте, кому сказала! – после чего кинула камень за забор.

Пленные немцы все до одного обернулись на детский крик. Вовка тоже захотел кинуть камень и забыл про то, что надо держать бочку. Клава потеряла равновесие и упала на землю, содрав локоть. Но она встала, держась за рану,  и продолжала кричать:

– Верните мне папу, фашисты!

Слёзы градом лились из её глаз. Малышка, толи от боли, толи от бессилия, топала ножками. Один из немцев направился к забору, но конвоир отогнал его, тогда он забрался на второй этаж строящегося дома и крикнул в окно:

– Девочка, гуд, у меня дочка гуд! Не плачь!

Услышав крик ребёнка, из медпункта, который находился рядом со стройкой, выскочила женщина в белом халате и направилась к плачущему ребёнку. Увидев кровь на локте у Клавы, медсестра тётя Лиля, погладила девочку и сказала:

– Не плач, ничего страшного не произошло. Пойдём со мной, я тебе перевяжу ручку. А вы, — обратилась она к остальным Детям, — сейчас же уходите от стройки! Сколько вам можно говорить, что здесь играть нельзя!

Дети послушно ушли с песка и стали играть около дома.

Клаву, которая продолжала всхлипывать, медсестра увела в медпункт. Чтобы отвлечь девочку Тётя Лиля стала расспрашивать, что произошло. Девочка, утирая нос кусочком марли, рассказала, как она кидала камень, как упала.

–Тётя Лиля, зачем они убили моего папу. Я не люблю их, они нехорошие.

– Да, да, — успокаивала девочку Тётя Лиля, — Клавочка, они конечно, не хорошие, но их уже наказали. Война закончилась. Мы победители, мы сильные, а сильные должны прощать. Они разрушали наши дома, а вот теперь строят, искупают свою вину.

За разговором медсестра обработала ранку. Перебинтовала ручку и похвалила Клаву:

– Да ты у нас смелая девочка, тебе больно, а ты не плачешь. А вот на стройку играть больше не ходите.

 

 

 

 

Выкуп за козу

 

Панкрат пошёл  утром пасти козу. Пасёт и приговаривает:

– Пасись, Манька, пасись, а я посплю немного.

Расстелил на траву телогрейку, вытащил из сумки небольшое покрывало и говорит козе:

– Манька, если что, разбуди.

Манька подняла голову, посмотрела на хозяина и снова уткнулась носом в траву.

Панкрату приснился сон, будто Манька его принесла трёх козлят. Вот обрадуется жена,- думает он. Вчера была пуста, а сегодня троих козлят принесла. Молодец Манька!

Проснулся от пинка.  Что такое где коза?

– Проснись, Панкрат, солдат твою козу увёл и записку тебе оставил. Пишет он , чтобы ты заплатил ему выкуп, а иначе Манька будет его, — пояснил откуда-то взявшийся на выгоне Аким.

Выкуп пустяковый, всего то три поллитровки. Но Панкрат закручинился.

–Проспал Маньку, старый дурак! Теперь выкуп платить. И солдат тоже хорош. Ишь, на мне доход решил сделать! Ну, погоди!

Солдатом в деревне звали старого Прохора, участника Великой отечественной войны. Он зимой и летом ходил в  шинели и всё жаловался, что мёрзнет.

Делать нечего, пришлось Панкрату пошарить в карманах. Насобирал мелочи как раз на три бутылки, а на закуску не хватило.

–Ну, ничего, — бурчал он, шагая с Акимом к Прохору, — небось огурчиков вынесет, не зажмёт.

Подошли старики к дому Прохора, а тот сидит на завалинке, как ни в чём небывало, да ещё удивляется:

–Что случилось, мужики?

– Едрит твою в корень! Он ещё спрашивает. Я козу свою пришёл выкупать.

– Какую козу? Маньку, что ли? Так вон она пасётся на заброшенном огороде. Я видел, ты отдыхал, а она от тебя ушла.

– А записку кто написал? Не ты?

– Какую записку? Ничего я не писал? Аким, а ты чего смеёшься?

Аким стоял в сторонке и покатывался со смеху.

– Так его ж очередь покупать на троих, а он зажал. Вот я его и разыграл.

Панкрат схватил палку,  собираясь бежать за Акимом, но Прохор его остановил:

– Да остынь ты, давай лучше выпьем, я за огурчиками схожу.

Старый солдат вынес закуску, подал друзьям стаканчики:

–Давайте выпьем за всё хорошее.

Аким хлопнул по плечу всё еще дувшегося Панкрата:

– Ну, чего ты? Ведь целёхонькая твоя коза.

– Тоже мне, друг называется,- бурчал Панкрат, заначку из-за тебя пришлось растратить. От жены припрятал.

–Да ты мне всё равно магарыч должен. Пока ты спал, я за козой твоей присматривал. Жалко было тебя будить.

Друзья помирились. И дотемна, по округе разносились песни военных лет, которые  любили они петь вместе, когда пропустят  по стаканчику для «согреву души».

 

 

 

Юрий Зубков

***

С боями рота отступала,

Мы шли устало в сумраке густом.

А у дороги лошадь умирала,

Хрипя  и скалясь желтозубым ртом.

А вороньё вокруг кружилось жадно,

Добычу предвкушая наперёд.

И ротный мне сказал: «Добить бы надо!

Что мучается? Всё равно умрёт…

Я подошёл к ней. Сердце сжалось болью.

Стволом коснулся влажного виска…

Я убивал людей на поле боя,

На лошадь – не осмелилась рука.

 

 

 

 

Римма Каранова

 

Память

Книгу памяти военкомат

Составляет, чтобы издать,

Чтобы люди, живущие ныне,

Люди старые и молодые-

Повторяли бы, как святыню,

Книги Памяти той имена.

Тех, которых взяла война.

Ну а тех, кто в неё не попал,

Безымянным кто в землю пал,

Память, можно ли их забыть?

Разве можем мы с этим жить?

 

 

Римма Каранова и Юрий Зубков были среди основателей литературного объединения «Лана». Тема войны не обошла их творчество.

Муж Риммы Алексеевны Павел Сергеевич Каранов был репрессирован в годы войны, пережил десять лет лагерей лишь за то, что однажды похвалил английские сапоги. Римма Алексеевна начала писать повесть о годах сталинских репрессий, но смерть прервала её планы. Рукопись осталась недописанной.

Юрий Зубков довольно большую часть творчества посвятил Великой Отечественной войне, несмотря на то, что войны не видел. Ему снились бои, перед глазами вставали живые картины военных будней. Возможно передались ему воспоминания о войне по наследству от деда. Это реальный феномен.

 

 

 

 

 

Иван Котов

 

Иван Котов был участником Великой Отечественной войны. Большая часть его творчества посвящена подвигам его товарищей. У нас в архиве не оказалось его биографии. Слишком быстро он  ушёл из жизни, спустя лишь полгода со дня создания литературного объединения. Он был участником  Первого Будённовского смотра поэзии в 1988году и получил главный приз «За патриотичность».  В этом сборнике мы представляем  Ивана Котова стихами «Я до войны счастливо жил с женою», которые в годы войны стали известны всей стране благодаря тому, что на стихи была написана песня. Может быть кто-то из ветеранов, читая книгу, вспомнит эту песню.

 

Я до войны счастливо жил с женою

 

Я до войны счастливо жил с женою

Мы вместе с ней работали прилежно.

Она всегда была мила со мною,

И я е ней относился очень нежно.

Но вот нежданно грянула война.

Разинули фашисты злые пасти.

Простым стрелком на фронт ушла жена,

А я попал в технические части.

Четыре долгих года на войне

С женою мы ни разу не встречались.

Хоть были друг от друга вдалеке,

Но верности друг друга мы ручались.

Но вот победою окончена война.

Разбита псов немецких свора.

И дома встретила меня жена,

Моя жена с погонами майора!

Теперь я не могу ни встать, ни сесть,

Я дисциплину строго соблюдаю,

 

Вставая утром, отдаю ей честь,

И говорю ей: «Здравия желаю!».

Теперь уже не пью совсем вино,

Боюсь не принести домой получку,

Я без жены боюсь сходить в кино,

Припишет самовольную от лучку.

Но что ж, сержанту, мне теперь тужить?!

Не уж то мне в болоте  утопиться?

И добросовестно решить служить

И до майора тоже дослужиться.

Но в глубине души  я мысль таю:

Останусь у жены я под началом,

Пока я до майора дослужусь,

Жена, пожалуй, станет генералом.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

На фото Владимир Зотов, исполнитель стихов Ивана Котова, ТО «Лана»

 

 

Лана Мирошниченко

 

Простой защитник Брестской Крепости

Мой дед, защитник Брестской Крепости,

Отечественной был закалён войной,

Прошел он плен, не канул без вести,

Парад Победы в Праге за спиной…

Он не любил рассказывать о подвигах,

О плене, о фашистах, о войне…

Но без него об этом мне поведали

Немецкие зарубки на спине,

Да шрамы те, что от собак остались,

Которыми травили пленных русских…

И потому прощения прошу заранее,

Что повесть будет горько-грустной…

Каждый весной, когда зацветает сирень, и вся Земля цветёт и благоухает,  при приближении даты 9 Мая, в моей памяти возникает образ моего деда, Агеева Ивана Алексеевича.  Лицо войны он увидел рано утром 22 июня 1941 года в числе самых первых тогда еще советских жителей. 15 октября 1940 года вместе с другими левокумчанами он был призван в ряды Красной Армии, попал в Берез-Картуз, служил в 4-й армии 42 дивизии 455 стрелкового полка, в 3-й пулеметной роте, 3-м батальоне. В марте 1941 года его часть перевели в Брестскую крепость, которая приняла на себя первый удар войны.

До начала войны – всего неделя…

Брестская крепость – символ мужества и героизма для многих людей нашей страны. О героической обороне Брестской крепости знают во многих странах мира. Героическая эпопея в Бресте в июне-июле 1941 года была одним из ярчайших эпизодов гигантской битвы, развернувшейся в те дни на западных рубежах нашей страны. Значение ее исключительно велико.

Почему же гитлеровские войска надолго застряли у стен крепости? Может быть, силы, защищавшие ее, были значительны? Отчасти на этот вопрос мне помог ответить мой дед. Только ответы его я не слышала лично, он умер в 1985 году, когда мне было одиннадцать лет.  Совестно в этом признаваться, — но тогда, в детстве, мне не интересно было слушать рассказы про ужасы войны, потому что казалось мне, в моём глупом розовом детстве, что огненная птица войны, хоть и задела в полёте крылом своим семью нашу, но всё же улетела навсегда. Верила я, что подобной трагедии никогда не испытает наша страна, и желала, чтобы все люди мира жили в мире. Да и дед мой не был любителем задушевных бесед о войне, о сражениях, любое напоминание о событиях Великой Отечественной войны, — даже увиденное по телевизору, — терзали его душу настолько, что слезы, помимо его воли, выступали на его глазах.

В доме у нас сохранились записи (воспоминания) моего деда о пережитом им за эти четыре года. Четыре года! А все воспоминания уместились на четырех тетрадных листах… Это совершенно не значит, что нечего было ему рассказать, просто дед мой был человеком необыкновенной скромности, и этих бы листов с записями его рукой не было бы, если бы Ходцева Татьяна Михайловна, поднимая архивы, не нашла его имя среди защитников Брестской крепости. Создавая летопись защиты Брестской крепости, летопись невероятного мужества и отваги, веры в свою страну и в победу, в марте месяце 1960 года она написала моему деду с просьбой выслать документы, подтверждающие его местонахождение в крепости в 1941 году, а также рассказ о тех событиях, участником которых он являлся. Так и появились записи моего деда. Когда их читаешь, мороз пробегает по коже. Хоть и нет там описаний тех ужасов ада, через круги которого он прошел, но настолько очевидно, что каждое предложение, каждое слово давалось ему с таким трудом и болью, словно было написано той самой кровью, которую он пролил, защищая Отечество. Двадцатилетний паренёк, четырёх классов образования, кто учил его мужеству и отваге, героизму и терпению, проявленному им при защите Брестской крепости? И что за крепость была такая, что люди не задумывались, отдавая за нее жизнь, стояли насмерть и не сдавались? …

В  развилке  реки  Мухавец  при  ее  впадении  в   Западный   Буг лежит остров. На нем в конце X века было основано поселение -Берестье.  Оно стало форпостом Руси на западных границах, «по­следним пунктом перед польской землей»,   —   записал   летописец в 1019 году в «Повести временных лет».

Расположенный на перекрестке важных торговых путей, Брест подвергался нашествию татар и псов-рыцарей, переходил то к Великому княжеству литовскому, то к Речи Посполитой. Лишь в конце XVIII века город был окончательно воссоединен с Русским государством. Его военно-стратегическое и торговое значение воз­росло. На месте города было решено построить первоклассную кре­пость.

В 1830 году генералы Малецкий, Опперман, полковник Фельд­ман представили план сооружения цитадели как базовой крепости второй линии. По проекту город переносился на 3 км восточнее, а на его месте начиналось военное строительство. Сюда сгонялись тысячи солдат и крестьян.

1 июня 1836 года в торжественной обстановке был заложен пер­вый камень будущей цитадели. В фундамент казармы замуровали бронзовую доску и памятную шкатулку с монетами. Они найдены при раскопках в 1953 году. Годом позже у Холмских ворот был обнаружен ключ весом более 3 килограммов — символ крепости. В строй действующих Цитадель вступила 26 апреля 1842 года, когда над ней под­нялся флаг.

Что же она собой представляла?

 

Западный Буг, рукава Мухавца и система обводных каналов образовали четыре острова. На трех были сооружены предмостные укрепления: Тереспольское (Западный остров), Волынское (Южный остров), Кобринское (Северный остров). Они были обнесены земля­ными валами 10-метровой высоты. Эти укрепления прикрывали центральный остров — Цитадель.
Ее опоясывала двухэтажная казарма в 1,8 км длиной со стенами почти 2-метровой толщины. В 500 казематах мог разместиться гар­низон почти в 12 тысяч человек. Общая площадь крепости составляла 4 кв. км. Длина оборонительной линии по главному валу —6,4  км.

Тем временем на вооружении армий появилась нарезная артил­лерия, возросла ее мощь и дальнобойность. Крепость нуждалась в дальнейшем совершенствовании.

В середине XIX века выдающийся русский инженер-фортифи­катор Э. И. Тотлебен разработал записку о переустройстве крепостей. На основе идей, высказанных в ней, начались работы и в Брестской крепости.

В 1864 году на Кобринском укреплении развернулось строитель­ство двух редюитов (теперь их называют фортами). Они расположены по обеим сторонам дороги, ведущей от Северных ворот к Цитадели (справа — Западный, слева — Восточный), и образованы подково­образными валами — внутренним и внешним, с казематами в них.

В 1872 году было завершено строительство гарнизонной церкви. В 1939 году ее переоборудовали под клуб 84-го стрелкового полка. Здание расположено в центре Цитадели, на возвышении. Тот, кто им владел, практически контролировал всю крепость. И поэтому в дни обороны оно стало местом особенно жестоких схваток и не раз переходило из рук в руки.

Напротив церкви, через дорогу, стояло здание инженерного управ­ления, построенное в 1679 году. В 1918 году здесь в течение двух месяцев шли переговоры о мире.

В северо-восточной части Цитадели возвышался Белый дворец. Он сооружен в 1620 году. Здесь дважды останавливался великий русский полководец А. В. Суворов. В 1813—1816 годах во дворце в штабе кавалерийских резервов служил А. С. Грибоедов.

3 марта 1918 года в Белом дворце известный советский дипломат Г. В. Чичерин по поручению В. И. Ленина подписал мирный дого­вор с Германией, вошедший в историю под названием Брестского мира.

В канун первой мировой  войны в крепости вновь проводятся работы по усовершенствованию сооружений. Обновляется первый пояс фортов и намечается создание второго на расстоянии 6—7 км от центра. Макет Крепости 1941 г.

 

фрами обозначены:

1 – Восточные валы. Расположение 98-го  Отдельного противотанкового артиллерийского дивизиона.

2 – Восточный форт. Расположение 393-го Отдельного зенитно-артиллерийского дивизиона, транспортной роты 333-го стрелкового полка.

3 – Северные ворота.

4 – Жилые дома командного состава.

5 – Капонир. Место последнего боя Гаврилова.

6 – Северо-западные ворота.

7 – Расположение 125-го стрелкового полка.

8 – Белый дворец. Расположение 75-го Отдельного разведывательного батальона.

9 – Расположение 33-го инженерного полка.

10 – Место гибели штаба обороны Цитадели.

11 – Брестские (Трехарочные ворота).

12, 13 – расположение 455-го,ю 44-го стрелковых полков.

14 – Инженерное управление.

15 – Клуб 84-го стрелкового полка (бывшая церковь).

16 – Холмские ворота. Расположение 84-го стрелкового полка.

17 – Казарма 333-го стрелкового полка.

18 – Здание 9-й заставы.

19 – Белостокские ворота.

20 – Тираспольские ворота. Расположение 31-го и 132-го отдельных батальонов.

21 – Расположение курсов шоферов Белорусского погранокруга.

22 – Расположение транспортной роты 17-го Краснознаменного погранотряда.

23 – Варшавский проезд.

24 – Госпиталь.

25 – Расположение полковой школы 84-го стрелкового полка.

26 – Южные ворота

С повышением мобильности армий значение крепостей, и Брестской в частности, падало. К началу Великой Отечественной войны она уже не являлась тем неприступным бастионом, каким была прежде, и использовалась лишь для расквартирования войск.

В крепости накануне войны размещались части двух стрелковых дивизий — 6-й и 42-й. Дед мой служил в 42-й Смоленской Краснознаменной, орденов Суворова и Кутузова 2-й степени стрелковой дивизии 455-го стрелкового полка Брестского гарнизона. Непосредственно в день вторжения на месте оставалось лишь 7—8 тысяч человек, причем ни одного полка не было в полном составе. Линейные подразделения в основном находи­лись вне крепости — на работах по сооружению укрепрайона, в лагерях, на стрельбище, на артполигон

По плану оборона крепости возлагалась на один стрелковый батальон и один артиллерийский дивизион. Поэтому, когда начался обстрел, командиры выводили свои подразделения в районы сосредоточения. Туда вышла примерно половина состава, находившегося в крепости в ночь на 22 июня. Таким образом, можно считать, что в обороне участвовало 3,5—4 тысячи человек. Из них в живых на момент открытия мемориала было известно около четырехсот.

На крепость наступала 45-я пехотная дивизия немецко-фашистской армии, насчитывавшая почти 17 тысяч солдат и офицером. Справа и слева от нее крепость обтекали 31-я и 34-я пехотные дивизии XII армейского корпуса. На момент первого удара корпус был придан 2-й танковой группе Гудериана, которая, в свою очередь, подчинялась 4-й армии.

45-ю пехотную дивизию поддерживали корпусная артиллерия, химический полк особого назначения, сверхмощные артиллеристские установки системы «тор» калибром 540 мм и 600 мм. Так что, если учесть приданные части, силы врага превосходили силы обороняющихся почти в 10 раз.

Встретив упорное сопротивление советских воинов, и понеся большие потери, гитлеровцы пытались оправдаться ссылками на «мощные подземные казематы, бронированные колпаки и закопанные в землю танки». На самом же деле таких укреплений в крепости не было.

Нет, не оборонительные сооружения противостояли противнику. Можно преодолеть любые, даже самые совершенные укрепления. Люди — вот заслон, ставший на пути фашизма. Они сражались в крепости в июне и июле 1941 года и изумили мир своим мужеством и бесстрашием. Одним из этих людей и был Агеев Иван Алексеевич, — мой дед.

Вспоминая о событиях июня 1941 года, дед никогда не начинал свой рассказ с войны, память всегда его возвращала в день, который мы называем «накануне»… В тот день – 21 июня 1941 года ( а это была, как мы знаем, суббота) – взрослых волновали обычные житейские дела, школьники радовались наступившим каникулам. Участники детской художественной самодеятельности съезжались в Брест на первый областной смотр. После напряженной боевой учебы бойцы и командиры гарнизона отдыхали, смотрели кинофильмы, слушали концерты. В редакции 4-й армии сдавался в печать воскресный номер.

За этот день, 21-го июня, немецкие самолеты трижды нарушали государственную границу в районе деревень Непли, Митьки, Брестской крепости. В один из налетов немецкий летчик обстрелял из пулемета советских бойцов на строительстве укрепрайона и ранил сержанта Василия Зайцева. На участке 12-й заставы загорелась рожь…

Начали сгущаться сумерки. На границе тишина. Смолк гул моторов, доносившийся из-за Буга. Над рекой стлался белый туман, и казалось, ничто не нарушает покоя. Но в этой тишине, в этом покое было что-то тревожное, настораживающее. Погранзаставы усилили наряды. Дозорные чутко вслушивались в затишье, всё дышало предчувствием надвигающейся военной грозы.

Начиная с 02.00 из всех комендатур, а иногда и прямо с застав, в штаб Брестского погранотряда начали поступать тревожные донесения о выходе танков и скопления фашистских войск непосредственно у линии государственной границы. В это же время на участке второй заставы у деревни Новоселки с сопредельной стороны перешел местный житель Иосиф Максимович Бадзинский и сообщил, что в 04.00 начнутся военные действия против Советского Союза.

1. Р. Гшёпф «Мой путь с 45-й пехотной дивизией» / Австрия, Линц, 1955 г.

Спустилась короткая ночь. Этой ночи суждено было стать рубежом между миром и войной.       Позже в своих «Воспоминаниях солдата» Гейнц Гудериан напишет: «Тщательное наблюдение за русскими убеждало меня в том, что они ничего не подозревают о наших намерениях. Во дворе Брестской крепости, который просматривался с наших наблюдательных пунктов, под звуки оркестра они проводили развод караулов».

 

Около двух часов ночи начали активно действовать вражеская агентура и диверсионные группы, заброшенные на нашу территорию. В городе и на железнодорожной станции погас свет и вышел из строя водопровод, прекратилась проводная связь со штабами округа, армии и укрепрайона. Примерно через час связь была восстановлена. Оказалось, что на линии в нескольких местах были вырезаны десятки метров провода…

Приближалось время, которое гитлеровцы во всех приказах обозначили часом «Х» — 3.15 (4.15 по московскому времени).

 

 

 

 

 

22.06.1941 г.  воскресенье

 

 Часы, найденные при раскопках Брестской крепости. На них зафиксировано время начала агрессии.

 

Утренняя заря 22 июня 1941 года растворилась в пламени пожарищ. Без объявлении войны и без предъявления каких-либо претензий Советскому Союзу фашистские полчища вторглись в пределы нашей Родины. Началась самая тяжелая в истории нашей Родины война – Великая Отечественная.

По воспоминаниям моего деда, они, ничего не подозревающие солдаты, отдыхали в гарнизоне. И вдруг – взрывы! В чем были (прямо в нижнем белье), выскочили во двор Цитадели. А там — дым пожарищ, стоны и крики раненых, плач женщин и детей. Словно застонала сама земля! Еще не рассвело, и белым пятном по двору металась молодая лошадь. От воронки к воронке перебегала она с испуганным ржанием, словно спрашивая людей: «Что же это?» А люди тогда еще не знали, что это – война!

Я всегда спрашивала себя: а было ли страшно людям? Господи! Да, конечно, было! Еще как было! Но страшно было не столько за себя, сколько за Родину, за свою родную землю, за семьи, которые находились в Цитадели, за семьи, которые ждали там – дома… Мой дед, уходя в армию, оставил дома беременную жену, в июне он должен был стать отцом… Было страшно! Было очень страшно осознавать, что это – война! Но вслух это слово произносить боялись, да и некогда было тогда, в первые минуты, думать о чем-то, нужно было организовать отпор врагу! Ни у кого ни на секунду не возникло мысли об отступлении…

А вот снова воспоминания Р. Гшёпфа: «Ровно в 3.15 начался ураган и пронесся над нашими головами с такой силой, какую мы ни разу не испытывали ни до этого, ни во всем последующем ходе войны…этот  гигантский концентрированный огневой вал буквально привел в содрогание землю. Русские были подняты нашим огнем прямо из постелей… Однако они удивительно быстро оправились, сформировались в боевые группы позади наших прорвавшихся вперед рот и начали организовывать отчаянную и упорную оборону… наши потери в людях, особенно в офицерском составе, вскоре приняли прискорбные размеры…»

Да, враг рассчитывал: будет смятение,  паника, капитуляция. Захват крепости планировалось завершить к полудню…

Нет! Не дрогнул гарнизон. Крепость приняла бой, он велся на всех её укреплениях. Для того чтобы понять, как смогла крепость продержаться практически до конца июля, я детально рассмотрела бои на всех её укреплениях. Трудно судить о героизме людей, когда нет рядом человека, кто бы поведал, как происходило всё это на самом деле. Но остались воспоминания деда, записанные его рукой, остались  книги о крепости, привезенные им из Бреста; читая которые, я словно погружаюсь в этот хаос, в эти пожарища, я словно слышу стоны раненных, крики бойцов, шум немецких самолетов, взрывы снарядов… И пламя тех пожарищ касается моего лица, по которому невольно текут слёзы…

Три укрепления крепости: Кобринское, Тераспольское и Волынское прикрывали Цитадель, ту самую, в которой находился мой дед 22 июня 1941 года.

Тераспольское укрепление – пограничное. Оно прикрывает Цитадель с запада. На его территории располагались курсы шоферов Белорусского пограничного округа, транспортная рота, саперный взвод, участники сборов кавалеристов и спортсменов, наряды 9-й погранзаставы. Всего 300 человек.

В первый же час штурмовой отряд гитлеровцев прорвался через  Тереспольское укрепление и проник в Цитадель. На внешних валах враг создал сплошную огневую позицию с использованием всех пехотных и артиллерийских сил дивизии. 500 артиллерийских стволов, 4 тысячи выстрелов в минуту изрыгают они на крепость площадью в 4 кв.км.

Однако защитники остановили дальнейшее продвижение противника на этом участке и несколько дней прочно удерживали занятые позиции. В районе Тераспольских ворот ни на минуту не утихал бой. Здесь дрались с врагом воины 9-й заставы, 333-го стрелкового полка, 31-го и 132 отдельных батальонов

Тереспольское укрепление

Из тех, кого война застала на Тираспольском укреплении, после войны в живых остались лишь 15 человек…

С юга Цитадель крепости прикрывает Волынское укрепление. На его территории располагались полковая школа 84-го стрелкового полка, большая часть личного состава которой находилась вне крепости, госпиталь и 95-й медико-санитарный батальон. Охрану границы несли усиленные наряды 9-й пограничной заставы.

На крыше хирургического отделения госпиталя фашистские летчики отчетливо различали большой красный крест. Какой же нужно было обладать жестокостью, чтобы вести прицельное бомбометание, с бреющего полета расстреливать людей в белых халатах!

Погибали безоружные и беспомощные бойцы, накануне перенесшие операцию. Бомбы, снаряды, мины крушили стены, канонада заглушала крики и стоны раненых, плач женщин и детей.  Бой идет уже в расположении госпиталя. Страшная участь постигла больных и раненых. Фашисты глумились над ними, добивали прикладами, кололи штыками…

 

Волынское укрепление.

Вражеский батальон стремится выполнить свою задачу: ворваться в Цитадель через Холмские ворота.

Гарнизон крепости переходит в контратаку. Не одна попытка врага проникнуть в Цитадель захлёбывается от меткого огня бойцов 84-го стрелкового полка. И тогда гитлеровцы прибегли к изуверскому способу. Женщин, детей и небольшую группу раненных и больных, которые могли передвигаться, они погнали впереди себя, пытаясь проникнуть в Цитадель под их прикрытием.

Страшная картина! Женщины прижимают к груди испуганных ребятишек, тяжело переступают раненные. Стволы немецких автоматов буквально упираются в спины идущих. Защитники Холмских ворот, увидев это, прекращают огонь. И вот толпа уже у самого моста… Сейчас они ступят на деревянный настил

— Стреляйте! Не жалейте нас! – что было силы закричали женщины и упали на землю, открыв тех, кто так трусливо и подло прятался за их спинами…

С Волынского укрепления в живых после войны известными было лишь 20 человек…

Кобринское укрепление

Кобринское укрепление прикрывает Цитадель с севера и востока. Оно самое большое по площади. В первый день войны здесь сложились три самостоятельно действовавших участка обороны: казармы 125-го стрелкового полка и жилые дома командного состава, Восточные валы и Восточный форт.

Район жилых домов командиров до 22 июня – совсем мирный уголок крепости, где текла добрая, спокойная жизнь. Теперь это были груды развалин, искореженные остовы зданий. Гибли дети в своих кроватях, гибли целые семьи, но каждый дом, каждая глыба руин встречала здесь врага огнём. Нередко жены брали в руки оружие и вставали рядом с мужьями-офицерами. Ночью защитники не смыкали глаз поочередно: следили, чтобы вражеские лазутчики не захватили врасплох. Упорные бои на Восточных валах продолжались до первых чисел июля.

 

Цитадель

К ночи противник вынужден оттянуть ударные группы из района крепости. Только в здании клуба (бывшей церкви) засели корректировщики. Р. Гшепф позже напишет: «Наши потери в людях, особенно в офицерах, вскоре приняли прискорбные размеры… Многочисленные «кукушки» и бойцы, замаскировавшиеся на Западном острове, не пропускали теперь наших пополнений. Уже в первый день войны на острове были окружены и разгромлены штабы 3-го батальона 135-го пехотного полка и 1-го дивизиона 99-го артиллерийского полка, убиты командиры частей…»

Таким был этот самый первый день войны… Войны, продолжавшейся еще 1400 дней и ночей, продолжавшейся долгих четыре года.  Первые жертвы, первые раненные, первые пленные… Сколько их еще будет в этой крепости, в других городах и селах, на просторах  нашей Родины, —  среди солдат и простых мирных жителей, среди старых и молодых…Смерть не выбирала, не делила людей, она просто косила своей косой без разбора… Та смерть, которую несли немецкие солдаты на своих подкованных сапогах, которые топтали нашу многострадальную русскую землю.

23.06.1941 г. понедельник

05.00 утра. Снова противник открывает ураганный огонь. Мять! Подавить! Уничтожить! Атака… Другая.. Счет им потерян. Но все отбиты. Отбиты неимоверным усердием простых мальчишек, защищавших Брестскую крепость, мальчишек, которым едва исполнилось двадцать лет. Им бы жить и жить, а они падали насмерть под немецкими пулями и снарядами, словно тонкие березки под топором…

Не понять фашистам русской души: зная, что силы не равны, русские не и думают сдаваться. Враг вызывает на помощь агитмашины: «Рус, сдавайся! Сопротивление безнадежно!» В ответ – дружный огонь. И думали бы наши молоденькие бойцы, что всё виденное ими сейчас – это всего лишь страшный сон, если бы не редели их ряды, если бы не убивали на глазах тех, кто до 22 июня был просто товарищем, теперь же стал роднее родного брата…

 

 

 

 

 

 

 

Надежда Моисеевская

 

«Нормандия – Неман» и связь времён

Рассказ о поисковой работе по страницам

истории ВОВ

 

В 1976году я работала в сельской  школе Горьковской области  учителем французского языка и вела кружок «Говорим по-французски». Дети с удовольствием разучивали стихи, песни, интермедии, с которыми выступали по праздникам. Со временем на базе кружка возник клуб «Орлёнок», который посещали, в основном, школьники пятых-шестых классов. Клубом выпускались стенгазеты, проводились конкурсы рисунков и плакатов; наряду с этим, «орлята» стали вести поисковую работу, целью которой было собрать материал об истории полка «Нормандия-Неман».

Летчики этого полка с 1942 по 1945г. служили в рядах Красной армии.

А обслуживали самолёты французских лётчиков с 1943 года русские техники, среди которых был и мой троюродный дядя Александр Петрович Глушко. Именно с эскадрильи «Нормандия» началась история авиаполка «Нормандия – Неман». Она принимала активное участие в знаменитом Орловско-Курском сражении. В 1943 году эскадрилья была реорганизована в полк, который непосредственно освобождал Белоруссию и Литву. В июне 1944 года при форсировании реки Неман полк удостоился почётного наименования «Неманский» (по-французски «Normandie-Niemen). Эскадрилья «Нормандия была названа в честь области на севере Франции, наиболее жестоко пострадавшей от фашистов.  И была чисто французским формированием – лётчики носили синюю форму французских ВВС, приказы и распоряжения отдавались на французском языке. Французы хотели во всём походить на советских лётчиков, чему во многом способствовала дружба полка с 18-м и 9-м гвардейскими истребительными авиаполками, входившими в 303-ю, впоследствии «Смоленскую» авиадивизию. Четверо лётчиков из Нормандии» стали Героями Советского Союза: Марсель Лефевр, Марсель Альбер, Голлан де ля Пуап, Жак Андре. Французские лётчики и советские техники, которые обслуживали их самолёты, крепко сдружились и ради друг друга были готовы отдать всё, даже жизнь. Так капитан Морис де Сейн, спасая своего русского друга Владимира Белозуба, сознательно пошёл на риск, стоивший ему жизни.  В краткие часы отдыха друзья всегда были вместе. Когда французские лётчики улетали во Францию, советское правительство подарило им самолёты ЯК-3, которые они очень полюбили. Младший лейтенант Жак Андре перед отъездом встал на колени перед своим Яком и обратился к нему, как к живому существу:

— Ты спас мне жизнь и дал возможность получить боевые награды. Спасибо тебе за всё!

Это была искренняя благодарность советскому конструктору А.С.Яковлеву, создавшему такой самолёт, и советским людям,  давшим возможность патриотам Франции воевать против общего врага – гитлеровского фашизма на таких прекрасных самолётах.

После моего сообщения о ратном пути авиаполка «орлята» решили написать письмо в Москву в совет ветеранов полка. Председатель совета ветеранов Сергей Давидович Агавельян прислал нам ответ. Завязалась дружеская переписка на долгие годы, вплоть до 1990г.. Благодаря помощи Агавельяна  мы получили некоторые материалы по истории эскадрильи: альбом на русском и французском языках, книгу В. Лукошина «Против общего врага», диафильмы, потом значки, посвящённые авиаполку «Нормандия-Неман». После  мы написали письма советским ветеранам полка. От них также пришли ответы и новые материалы, воспоминания, фотографии.

Началась переписка с клубом интернациональной дружбы ТУ№7  г.Куйбышева(ныне Самара).  Поиск захватил учащихся. Они увлечённо и ответственно выступали на занятиях клуба, посвящённых героическому пути эскадрильи «Нормандия». Вся школа интересовалась нашей работой. К радости учащихся оказалось, что учитель труда встречался с французскими лётчиками, он служил в батальоне аэродромного обслуживания в 1944 под Кенигсбергом. Дети взяли у него интервью, поместили в нашу газету. Затем пришли новые письма и документы. Мы находили интересующие нас материалы в газетах и журналах, систематизировали их.

С 1980г. я стала работать в Новосибирской области, где к 35-летию Великой Победы ребята подготовили и осуществили устный журнал «Мы вечного огня сегодняшнее пламя», где одна из страниц поведала о лётчиках полка «Нормандия-Неман». В следующем году был проведён праздник франко-советской дружбы. А к 40-летию формирования эскадрильи «Нормандия» «орлята» выступили в сельском Доме культуры с рассказом о ратном пути авиаполка, с инсценированными страницами книги французской журналистки Мартины Моно «Нормандия – Неман».

Работа продолжалась. Мы вели переписку с советскими ветеранами полка Агавельяном С.Д., Шураховым И.В.,Капраловым А.А., ВасильевымПрофателюком М.Г., с каждым годом мы узнавали что-то новое. Так 9 мая 1982 в газете Советская Сибирь» была опубликована статья Кояндера Е.В. «Снайпер эфира», о капитане связи 523-го истребительного авиаполка, входившего в 303-ю авиадивизию, Шерстнёве Я.Г.. Мы разыскали Якова Георгиевича по письму, которое прислал нам Е.В. Кояндер. Мы узнали, что Шерстнёв родился на сибирской земле, он являлся уроженцем города Болотное. Мы начали переписываться с ним, получили интересную газетную периодику.

В сентябре 1983 года на нашу просьбу рассказать о себе откликнулся почётный ветеран авиаполка «Н –Н» С.Ф. Якубов. Он прислал нам богатый материал: фотокопии военных газет, фотографии, книгу бывшего французского лётчика барона де Жоффра. В феврале 1984г. наш клуб «Орлёнок» был награждён Грамотой за активную работу по героико-патриотическому воспитанию учащихся. Грамоту подписал Захаров, бывший командир 303 авиадивизии и Агавельян. Весной того же года мы получили пакет из Москвы. С.Д. Агавельян прислал в наш клуб значки и удостоверения к ним, памятную медаль, диафильм. Позже по этим материалам ребята провели беседы в начальных классах и урок мужества, где рассказали историю полка; ребята из группы «Поиск» поведали о том, как велась работа в течении года. В заключении самые лучшие «орлята»: Иванова валя, Дзагоев Толя, Мазалова Таня, Борисова Оксана — были награждены значком «Н-Н».

Клубу интернациональной дружбы «Орлёнок» стал известен адрес ещё одного ветерана полка Николая Михайловича Туниева,. КИДовцы написали ему. Был получен также, ответ из воинской части, куда навечно зачислен Герой Советского Союза Марсель Лефер. Ребята завязали переписку со сверстниками, которые изучали историю полка «Н-Н», школьниками из Красноуральска, из Якутии, из Черновицкой области Украины и другими.

Во время пребывания в Советском Союзе Президента Франции Франсуа Миттерана (20-23 июня 1984г.) были вручены ордена Почётного легиона(высшая награда Франции ветеранам полка «Н-Н» генерал-лейтенанту авиации Машкину А.Г., полковникам Барсукову В.Н., Заморину И.А., Рыжову Ф.Р. и Филиппову Н.Е. От имени членов КИДа была послана телеграмма в Москву с поздравлениями и пожеланиями здоровья и долгих лет жизни. В новом, 1985 году ребята узнали новые адреса почётных ветеранов полка «Н-Н» Велькова Василия Васильевича и Шукаева Александра Алексеевича. В том же году мы получили Грамоту  «Пионерской Правды за активное участие КИДовцев в викторине газеты «Красная звезда», посвящённой битве на Орловско-Курском направлении, где воевали лётчики эскадрильи «Нормандия».

Ребята искали и находили в газетах статьи, заметки о ратном пути овеянного славой полка, собирали их. Ребята продолжили собирать материалы везде.  Читая «Комсомольскую Правду», мы обнаружили, что и у нас на Урале есть Париж, только село, названное так когда-то русскими переселенцами во славу русского оружия. Но самое интересное оказалось то, что там живёт ветеран полка «Н-Н», бывший механик французского лётчика, в последствии генерала Пьера Матраса, Иван Сергеевич Корсаков.

. Так мы узнали, что прибывший в СССР с визитом по приглашению советского правительства министр внешних сношений Франции Р.Дюма 11 марта возложил венок к мемориальной доске авиационного полка «Н-Н».

В марте  1985 г. в г.Калуше состоялся слёт КИДовцев, изучающих историю полка «Н-Н». Президент КИДа «Орлёнок» отослала туда поздравительную телеграмму с пожеланиями успешной работы.

В районной газете «За дело Ленина» мы увидели фотоснимок ветерана полка Николая Михайловича Зорихина, который, который в то время проживал в г.Красноярске.

К 40-летию Победы состоялось расширенное заседание клуба «Вот и встретились мы с ней!».  Ребята подготовили литературный монтаж и экспозицию «Авиаполк «Нормандия – Неман» в советском небе» В небе  России французские лётчики сражались за победу над фашистскими оккупантами, топтавшими землю многих стран, в том числе и Франции.

Школьники нескольких поколений  прошли школу патриотизма в клубе «Орлёнок». Они давно окончили школу,  но поисковая работа, проделанная ребятами, собранный ими материал о знаменитой французской эскадрилье, до сих пор хранится, и хранится в душах людей память о советско-французской дружбе  в годы Великой Отечественной Войны.

Так образовался богатый фонд клуба «Орлёнок», на материале которого продолжают воспитываться юные патриоты России. Сейчас все материалы хранятся в

с. Толстово-Васюковском, и доступны для всех желающих.

Работа в группе «Поиск» имела для меня большое значение. Она существенно расширила границы изучения географии Франции, истории этой страны, тесно соприкоснувшейся с историей России во второй мировой войне, способствовала воспитанию интернациональных чувств и развитию научного интереса к знаниям, что в общем-то, являлось моей целью как учителя и руководителя. Считаю, мои ученики также были заинтересованы в поисках материалов, которые свидетельствовали о понятиях, близких школьникам: о дружбе, взаимопомощи.

Годы Великой Отечественной войны высветили ярким светом отношения людей, переживших её, навсегда врезались в их память, передались их детям, внукам… Я была свидетелем встречи спустя тридцать лет после войны двух фронтовиков, моего отца, Михаила Сергеевича Кузина и его однополчанина, который ослеп после ранения. Но услышав папин голос, встрепенулся, стремительно сделал шаг вперёд и наверняка упал бы, не поддержи его отец… они стояли, крепко обнявшись, у обоих по лицу катились слёзы… Я видела: они вновь погрузились всем существом в далёкое военное прошлое. Такое не забывается. Папа не любил вспоминать о дорогах войны. А день Победы 9 мая он встретил в госпитале в Вене. Мой троюродный дядя Александр Петрович Глушко, напротив, вспоминая молодость, которая пришлась на военный период, с тёплым чувством рассказывал о своей работе техника в полку «Нормандия-Неман». И именно он подвигнул меня на то, что мне захотелось сохранить и передать эту память о вечных ценностях, пробудить желание и стремления к ним, напоминать о них детям, вместе с детьми не отступать от них. Я внутренне гордилась, когда мои учащиеся приносили ко мне газеты, вырезки из журналов, в которых они находили что-то об авиаполке «Нормандия-Неман» и говорили: «Надежда Михайловна, вот смотрите, я ещё нашёл…» И когда они вели экскурсию по  стенду о ратном пути полка, чувствовалось: они с удовольствием и ответственностью подошли к делу, они открыты для общения, им это интересно, они готовы идти дальше. Думаю, подвиги старшего поколения в Великой Отечественной войне не могли не запечатлеться в юных душах младшего поколения, особенно, если последние принимали активное участие в сохранении памяти об этих подвигах.

Приближается 65-ая годовщина со дня окончания Великой Отечественной войны. Но сколько бы ни прошло лет, память о героических подвигах защитников отечества останется в сердцах благодарных потомков.

 

 

 

 

Судьба женщины и война.

Ефросиньи Фоминичне Гавриловой посвящается

 

Хочу вам рассказать о женщине простой,

Которая жила у нас в селе

По-деревенски скромной и седой,

С печатью прожитого на челе.

Была вдовой. А был ей ненаглядный,

Красивый добрый и любимый муж.

Не пил, не бил. И жизнь была отрадной,

И вместе были рады, что взялись за гуж.

Но тут война  за милого схватилась

И унесла под чёрным, под крылом.

Отобрала. Отбила. Закружила

Над головой железным вороньём.

Всего три весточки от мужа получила:

«Я жив — здоров. Люблю тебя, детей.

И бью врагов. Во мне такая сила,

Что победим мы. И домой скорей».

Читая письма, плакала украдкой,

Подушка ей была подругой в ночь,

На сердце становилось сладко-сладко,

И грусть, печали уносились прочь…

А утром вновь ждала её работа:

В полях, на ферме, дома, во дворе,

Ждала работа до седьмого пота.

И доля женская, крестьянская вполне…

А тот, которого она любила,

Он не вернулся, радостный домой.

Пропал он без вести. Но не забыла…

Она его. И летом, и зимой

Ждала. Надеялась. Глядела

В окно и на дорогу: «Где же он?!»

На праздник платье новое надела:

«А вдруг появится?!» Но это был лишь сон…

…Прошли года. Осталась одинокой,

И встреча чудилась день ото дня…

И незабытая печаль была глубокой,

Любовь свою и память сохраняя.

 

 

Ветеранам войны

 

Ветераны вы… Фронтовики.

Сколько вынести вам довелось!

Тяжеленные эти деньки

И Победа — всё вместе слилось…

 

Растянулся военный ваш путь

От Москвы до рейхстага стены.

Друг другу шептал: « Не забудь,

Коль дойдёшь до конца ты, войны!..

 

Никаких вы не ждали наград,

Сохраняя отвагу и честь.

Презирая обстрелы, пуль град,

Вы боролись за правду, что есть.

 

И сегодня с надеждой – сестрой,

Загрустившею в ваших сердцах,

Вы идёте походкой простой,

Веря в Родину, и — до конца.

Портрет отца

 

Погасли все краски планеты

На всём протяженьи  пути.

Отец, фронтовик мой, ну где ты?!

Тебя мне уже не найти…

Прошёл ты дорогой земною

На той беспощадной войне.

И мы говорили с тобою

О ней, о друзьях, о тебе.

Да, трудно там было…тревожно.

Но шли вы на запад. Вперёд!

Вы делали и невозможное,

Вы верили: «Наша возьмёт!»

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

       Валентина Ненашева

 

Ненашева Валентина Максимовна родилась в 1930 году в Алтайском крае. До 1968 года жила в г.Барнауле. Работала на Меланжевом комбинате и заочно окончила экономическое отделение Московского текстильного института. С 1968 года жила в  Молдавии и работала на Шелковом, а затем на Тираспольском хлопчатобумажном комбинатах.

 

В 1991 году приехала в г.Буденновск к дочери. В 2004 году начала писать воспоминания о родителях и жизни в военные годы, в основном, для детей и внуков. Услышав, что в Буденновске есть творческое объединение «Лана», которое объявило литературный конкурс, и послала туда свои воспоминания и отрывок из пьесы «Школа в тылу» под названием «Концерт в госпитале» для постановки в школьной самодеятельности. «Концерт в госпитале» прошел по конкурсу и издан в литературном сборнике творческого объединения «Лана» — «Страна Берегиния» под редакцией Светланы Бирюковой.

 

Пьеса «Школа в тылу» отражает жизнь школьников 5 класса г.Барнаула с 1942 по 1943 учебном году. Ежедневно школьники в глубоком тылу переживали все проблемы военного времени: не приспособленное для обучения помещение школы, голод, тиф, диверсии, постоянную тревогу за события на фронте, отсутствие нужного внимания родителей, но, несмотря на все трудности военного времени, они были патриотами своей страны. Литературный сценарий «Школа в тылу» посвящается 65-летию победы  в Великой Отечественной войне.

 

Д Е Й С Т В У Ю Щ И Е  Л И Ц А

А н н а  И в а н о в н а- классный

руководитель.

М а м а  В а л и

Б а б у ш к а  С л а в ы

Б р и г а д и р

З а к р о й щ и ц а

М а с т е р

Ж е н щ и н ы

В р а ч

М и л и ц и о н е р

М е д с е с т р а

 

В о л о д я, ученик 4 класса, пионер

С л а в а, ученик 5 клаасс, пионер

В и т я, ученик, 5 класса, пионер

П е т я, ученик, 4 класса, пионер

В а н я, ученик, 4 класса, пионер

Ю р а,  ученик 4 класса, пионер

Н и н а,                    ? ?? ?

Валя,                       ? ?? ?

И р а,                      ? ?? ?

Т а н я,                    ? ?? ?

З о я,                       ? ?? ?

 

Звучит мелодия первого куплета песни «Священная война».

Началась Великая Отечественная война 1941-1945г.г. г.Барнаул.

Общежитие 420-й дом. Коридор. Мама Вали. Женщина.

 

Ж е н щ и н а: Здравствуй!

М а м а  В а л и: Здравствуй.

Ж е н щ и н а: Мы давно работаем вместе, но что ты живешь в этом общежитии, я не знала. Ну, показывай мне свои хоромы.

М а м а  В а л и: Смотри, наше общежитие, как гостиница, со швейцаром. Два четырехэтажных корпуса по 105 комнат. Между ними проход и красный уголок, для проведения лекций и детских кружков. Живут здесь передовики производства Меланжевого комбината, одинокие и малосемейные.

Ж е н щ и н а: Общежитие благоустроенное, все бы хорошо, да война ломает жизни людям. Из молодых семей уйдут воевать мужья. Сколько слез прольется. Тебя вот, в колхоз на уборку отправляют, тоже из-за войны. Мужиков-то из колхозов в армию взяли, поэтому без помощи рабочих города, урожай не убрать. Теперь нам часто придется помогать селу – иначе голод. Я на этот раз отказалась и послали тебя. Ты не обижайся. В следующий раз поеду я.

М а м а  В а л и. Сельская работа мне по душе, но я за дочку беспокоюсь, ей только десять лет. В августе мы уедем в колхоз, может и октябрь там пробудем. Трудно представить, как она сможет прожить без матери, так долго. Она дома будет страдать, а я – в колхозе. С сентября начнется учеба. Где их класс будет учиться – неизвестно. Двадцать пятую школу отдали под госпиталь. Боюсь, растеряется она в этой неразберихе. От школы бы не отстала. Война только началась, а горе кругом и ничего не поделаешь.

Ж е н щ и н а: Дальше будет еще труднее. А про Валю, накажи кому-нибудь, чтобы первый раз ее отвели в школу.

М а м а  В а л и: Конечно, надо чтобы за ней кто-то присматривал. Попрошу тетю Лизу.

Комната. Стол. Два стула. Кровать. Валина мама. Валя.

М а м а  В а л и:(торопливо собираясь). Хлебные карточки не потеряй. Денег только на хлеб. Ходи в школу, учи уроки, по коридору общежития не шастай.

В а л я: (всхлипывая). Ладно, пойду в школу. Не буду бегать в коридоре.

М а м а  В а л и: (поцеловав дочку). Ну, надо идти. Если кто обидит, тетя Лиза поможет. (Обняла Валю) Будь здорова, не балуйся!

Они прощаются. Валя возвращается в комнату одна. Бросается на кровать и плачет.

Потом долго ворочается, встает попить воды.

В а л я: Уснуть бы… (свернувшись калачиком, засыпает).

Пауза.

В а л я: (утром). Что за шум в коридоре?

Выходит из комнаты.

Общежитие. Коридор. Курьеры из военкомата раздают повестки мужчинам. Женщины плачут.

Дети жмутся по углам. Нина и Витя стоят у окна.

В а л я: (увидев Нину). Нина, что случилось?

Н и н а: Повестки на войну разносят… (навзрыд плачет) Папе уже дали. Срочно явиться в военкомат с вещами.

В и т я: Не плачь Нина. Война. Сегодня из общежития, наверное, половина мужиков уйдет. Всем явиться немедленно. Смотрите, Петька с отцом выходят из общежития и мать за ними.

Н и н а: Наш весельчак Петя плачет, отец вроде бодро шагает, а мать спотыкается, не видя ничего под ногами.

В а л я: А мою маму в колхоз на два месяца отправили. Я сегодня одна ночевала… Нина, ты приходи ко мне. Страшно одной… (и заплакала).

Н и н а: (обняв Валю). Конечно, буду приходить, и ты к нам приходи, когда тебе страшно.

В и т я: Ну, девочки, не плачьте. Вовка, иди сюда!

В о л о д я: Ребята, прислушайтесь! Сплошной вой… Матери и ребятишки ревут. Мужики как-то держатся.

В и т я: Матери и дети провожают на фронт своих отцов и надеются на встречу, а вернуться не все… Ужас…

В о л о д я: Ну, а у гадов-то, немцев, тоже ведь есть матери и дети. Как же они-то говорят своим семьям, что мол идем русских детей убивать?… Я не понимаю?… Совесть-то у них есть, или как?

В и т я: Гитлер там у них есть, людоед настоящий! Он своих солдат хвалит за убийство русских. Он хочет русских рабами сделать.

В о л о д я: Фиг им! Никогда русские не будут рабами! У нас крепкие люди! Смотри, Нинин отец – спортсмен, Петькин – весельчак, Юркин – танкист.

В а л я: Ребята, а коридор-то, опустел. Военкоматские уже ушли. А кому повестки дали, по комнатам собираются. Ой, сколько горя!

Н и н а: Как все изменилось… Взрослые думают, как жить дальше. Дети притихли. Никто не обращает внимания на погоду. У встречных на лице горе.

В и т я: Ребята, а в нашу 25-ую школу уже завозят кровати. Парты все вывезли. Делают операционную и кабинеты для врачей и медсестер. (мечтательно) Какая хорошая школа была у нас! Близко, через дорогу от общежития. Спортзал, актовый зал, спортплощадка на улице, зелень кругом. Где теперь мы будем учиться, не знаем.

В о л о д я: А старшим классам уже сказали, в каких школах они будут учиться в третью смену.

Н и н а: А вдруг раненного папу привезут в госпиталь в нашей школе?

В а л я: Ой, сколько еще работы надо сделать, чтобы из школы стал госпиталь. Говорят, что женщины соседних домов добровольно ходят туда помогать.

Н и н а: А мы, что можем сделать?

В а л я: Наш кружок рукоделия может что-то подшивать: полотенца, салфетки. Мы уже научились строчку делать на машинке.

Н и н а: И правда, в красный уголок общежития завезли швейные машинки и тюки белой ткани. Все шьют постельное белье. Как только есть готовое, — сразу несут в госпиталь. Мама сказала, что теперь тоже пойдет шить. Многие женщины, которые проводили своих мужей, уже помогают там.

В а л я: Нина, а давай, отнесем в госпиталь цветы? У нас красивая герань!

Н и н а: А у нас фикус. Мама сказала, что им требуется много всякой посуды. Люди несут туда постельное белье, одеяла, посуду и скатерти.

В о л о д я: Я тоже буду помогать, не шить, конечно, а буду что-то переносить, может подметать, что заставят, то и буду делать. Все равно мы не знаем, где мы будем учиться.

В и т я: Я тоже с тобой пойду, может, и Петька пойдет с нами, только за ним надо глядеть, чтобы он не прыгнул куда-нибудь.

Ребята разошлись.

Красный уголок общежития. В ряд стоят столы, на них швейные машинки. Большой стол.

Посередине зала тюки белой ткани. Закройщица, школьники.

З а к р о й щ и ц а: (отмерила ткань для простыней и наволочек). Швеи, берите крой! Готовые простыни и наволочки складывайте в отдельные стопки и связывайте в пачки.

За большим столом сидят девочки рукодельного кружка и вручную подшивают полотенца и салфетки.

З а к р о й щ и ц а: Кому еще надо ткань? Подходите! Девочки, из остатков для вас нарезала полотенец и салфеток. Возьмите себе на стол и подшивайте, как я вам и показывала.

Входит Ира.

З а к р о й щ и ц а: У вас новенькая? Покажите и ей.

Н и н а. Ира проходи, садись. Вот салфетка, подогни ее на живую нитку, и аккуратно подшивай, поняла?

И р а: Поняла. Я уже подшивала полотенце.

В а л я: Девочки, если кто-то из взрослых уходит на работу, нас сажают за машинку. Ира, ты на машинке умеешь шить строчку?

И р а: Да не знаю я, как получиться…

Н и н а: Ничего, если что не так, я выправлю.

В а л я: Да, конечно, поможем. На машинках мы быстро этот ворох подошьем (положила в стопочку полотенце и отдельно салфетку, подшитую Ниной).

И р а: А стопочки все равно растут!

Н и н а: Девочки, может папе попадется полотенце или салфетка, которые я подшивала или кто-то из вас. Все время думаю о папе: где он, что с ним, и хочется плакать. С фронта идут страшные сводки, наши отступают с большими потерями. Мы с мамой боимся говорить о фронте, научились понимать друг друга по взглядам. Раньше папа над нами подтрунивал, мы смеялись. А сейчас у нас тихо.

Входит Володя, следом Витя и Петя.

В о л о д я: (громко кричит). Девчонки, как вы тут? Ну и треск у вас в зале! Шьете, а работы вашей не видно. Нас прислали за готовой продукцией. А продукции у вас кот наплакал.

В и т я: Молодцы девочки! Вы же вручную работаете. Нам работы хватит. Вон по середине зала связанные пачки простыней и наволочек.

П е т я (радостно улыбнулся). Привет вам! Устали, небось?

Н и н а, В а л я, И р а (разом). Здравствуйте, мальчики! Петя, ты наволочки бери, а Вовка с Витей простыни возьмут.

П е т я: (кланяясь). Спасибо, девочки! Но теперь я обязательно простыни возьму, что я, маленький что ли?

Н и н а: Петь, а отец вам еще ничего не написал?

П е т я: Ничего.

З а к р о й щ и ц а: (ласково посмотрев на мальчиков). Молодцы, ребята! Вовремя пришли! Вон сколько пачек накопилось. А в госпитале, наверное, кровати заправлять нечем.

 

Мальчики ушли и шум машинок в зале усилился.

Госпиталь. Палата. Три кровати, у каждой тумбочка. Женщина. Врач. Мальчики.

Ж е н щ и н а: Надо заправлять кровати: простынь на матрас, простынь с одеялом, наволочка на подушку, полотенце на спинку кровати, салфетка на тумбочку. А белья больше нет.

Входят мальчики. Принесли пачки с бельем.

В р а ч: Спасибо, ребята. Еще раз придется сходить. Звонили, что эшелон с ранеными в наш госпиталь уже формируется. Скоро будем принимать новоселов.

В и т я: Мы уже пошли. Там есть готовое белье. Мы все принесем.

Ребята уходят.

Та же палата. Прием раненых. Врач. Сестра. Раненые.

На носилках вносят раненого, забинтована голова. Он тихо стонет.

В  р а ч: Положите его у стены.

Несут раненного, у которого спина и шея в гипсе.

В р а ч: А этого положите к окну. Устройте его в полусидячем положении.

Входит раненый, рука в гипсе и сам располагается на средней кровати.

В р а ч: (к раненому в руку). Будете приглядывать за ними.

Пауза.

В р а ч: Удобно ли устроили вас? Ко мне вопросы есть? Сестра сверит назначение каждому и лечение продолжим. Здоровья вам на новом месте.

Врач уходит.

С е с т р а: (подошла к раненому у окна). Как вы себя чувствуете? Вам сейчас установят капельницу. Рядом с вами хороший сосед. У него только рука в гипсе. Здоровой рукой он может подать вам что-то или позвать врача. (поправляет подушку у раненого с перевязанной головой) и у вас хороший сосед, один на двоих. Сейчас вам принесут таблетки, живите дружно, выздоравливайте!

Сестра уходит.

Класс. Обогреватель печки отделяет две парты. Анна Ивановна. Ученики. Мастер фабрики.

А н н а  И в а н о в н а: На 1941-1942 учебный год обучение нашего 4-го класса бывшей 25-ой школы города Барнаула разместили в этом помещении барачного типа с печным отоплением на территории овчинно-шубной фабрики. Как видите, коридора почти нет. Парты расположены тесно, между рядами можно пройти только боком. Обогреватель печки от пола до потолка, отделяет две парты к стене. Ученики, которые будут сидеть там, чтобы увидеть, что написано на доске, вынуждены выглядывать из-за печки. Учителю, стоящему у доски, ребят за печкой не видно. И с этим надо мириться.

Пауза.

А н н а  И в а н о в н а: Кто же у нас сядет за печку?

В о л о д я: Мы с Юрой сядем. Ну и что? Будем на доску выглядывать из-за печки, шея не отвалится.

А н н а  И в а н о в н а: А еще кто?

П е т я: Вань, сядешь со мной?

В а н я: Ладно.

А н н а  И в а н о в н а: (покачав головой). Весело у нас будет…

П е т я :(скорчив невинную физиономию). Мы будем тихо сидеть.

Все засмеялись.

В о л о д я: Петька, если ты будешь кривляться, по шее получишь.

В а н я: Петька будет сидеть у стены, и его кривляния никто не увидит.

А н н а  И в а н о в н а: Больше желающих нет? Ясно. Посмотрим, что из этого выйдет. Садитесь, ребята.

В классе стало тихо.

А н н а  И в а н о в н а: Ребята, мы много занятий пропустили, и пока не догоним программу, будем заниматься с двойной нагрузкой. Будьте внимательны и без шалостей. Я прошу вас. Сегодня я расскажу вам…

В абсолютной тишине послышался шепот и звук звонкой затрещины. Все оглянулись за печку. Петя, кривляясь, стоял у стены на сидении парты, Ваня закрыл его спиной и затрещина для Пети, досталась Ване.

П е т я: (громко). Больно! Спасите! (изображая на лице страдания).

Все смеются.

В о л о д я: Я спасу тебя! (отшвырнул Ваню, рванулся к Пете). Сейчас дам тебе так, чтоб орал не зря!

А н н а  И в а н о в н а: (строго). Сядьте по местам! Петр, подойди к столу с тетрадью, садись на мое место и пиши. Я все равно хожу. Продолжаем урок.

Анна Ивановна постоянно наблюдала за Петей. Вдруг послышался смешок. Она подошла к столу,

отодвинула его от парт подальше и посадила Петю спиной к классу. Вскоре зазвенел звонок.

 

В о л о д я: Анна Ивановна, а что, Петька так и будет за учительским столом сидеть? За дверь его посадить надо, чтобы его никто не видел, а он пусть в щелочку на доску заглядывает.

А н н а  И в а н о в н а: Отдыхайте дети.

Р е б я т а: (дружно). До свидания!

А н н а  И в а н о в н а: Здравствуйте, ребята! (строго). Вчера Петр и Владимир затеяли драку на уроке, поэтому им лучше сидеть подальше друг от друга. Петр, садись на первую парту передо мной. Владимир, сядешь на последнюю парту с девочкой. За печку сядут Таня и Зоя. Понятно?

Т а н я  и  З о я: (одновременно). Мы не пойдем за печку, Анна Ивановна!

А н н а  И в а н о в н а: Девочки, вы же не станете корчить рожи и драться?

Т а н я  и  З о я (одновременно). Не станем!

А н н а  И в а н о в н а: Быстро садитесь и начнем урок! На прошлом занятии мы с вами познакомились…

З оя: (очень тихо). Тань, а когда учителя не видно, как будто это радио говорит.

Т а н я: (шепчет). Замолчи!

В а н я: (дернув Зою за косичку). Тихо!

З о я: (к Ване). Не лезь! (к Тане) Тань, он за косу дернул!

Т а н я: (поднесла к носу Вани кулак). Во! Видел?!

В а н я: (гавкнул). Гав! Гав-гав! (очень похоже).

А н н а  И в а н о в н а: (приостановив рассказ). Чья собака?

В о л о д я: Ванька – это собака!

А н н а  И в а н о в н а: Иван, прекрати! С этого дня на устные уроки из-за печки будете пересаживаться третьими, с кем хотите. Нам дали еще два стула и на письменные работы из-за печки, двое будут садиться за стол учителя. Ребята, печка нам не должна мешать, она нас обогревает.

В класс вошла мастер фабрики.

М а с т е р: Здравствуйте!

Все встали.

М а с т е р: (печально посмотрела на детей). Какие вы еще маленькие…

К л а с с: (дружно). Большие!

М а с т е р: Лучше бы вы были постарше. Война – страшная штука. Наша фабрика шьет полушубки для армии, значит мы – военное предприятие. Приказ для нас закон. Все мужчины ушли на фронт. На фабрике не хватает рабочих рук. Пришел приказ немедленно шить рукавицы из обрезков овчин от полушубков. Зима, снаряды на морозе покрылись инеем, артиллеристам без шубных рукавиц невозможно воевать. Руки к снарядам примерзают, поэтому пришел еще один приказ: «Срочно выслать шубные рукавицы». (тяжело вздохнув). Язык не поворачивается, но временно, пока мы не организуем производство рукавиц, нам нужна ваша помощь. Это не сложно, через край сшивать овчинные лоскуты (для кроя рукавиц). Бригадир вам выдаст большие иголки, льняные нитки и наперстки. Пожалуйста, поможем артиллеристам.

К л а с с: (дружно). Поможем!

А н н а  И в а н о в н а: Кто не умеет шить? Все мальчики.

В о л о д я: Будем полушубки переносить куда покажут.

В а н я: В складе подметем.

А н н а  И в а н о в н а: Бригадир нам скажет, что еще нам надо сделать в складе.

Мастер ушла, а в классе все разбирались, что делать тем, кто шить не умеет.

Склад. Длинный стол, у стола скамейки. На столе разложены заготовленные для шитья

овчинные лоскуты. Бригадир. Школьники.

Б р и г а д и р: Ребята, на столе лежат иголки, нитки, наперстки и лоскуты. Каждый берет себе и садится за стол. Я покажу вам, как надо шить. Нитку вдергивайте длинную, вдвое и узелок на конце. Поняли? Ровненько сложите края овчинных лоскутов и через край шейте. Это просто.

И р а: Ой! Я палец наколола!

Т а н я: Совсем не трудно.

З о я: Я все пальцы исколола (трясет рукой).

В а л я: Наперсток падает.

Н и н а,  З о я,  И р а: (разом). Наперстки не держаться!

Б р и г а д и р: Да, наперстки велики вам. Тогда надо приспосабливаться шить без наперстков. Иголка трудно идет в овчину. Но если иголку ушком поставить на стол и овчину натягивать на иголку, то получиться то же, только медленнее.

Т а н я: (показав свои сшитые лоскуты). Ну как, нормально? Теперь Зое помогу!

З о я: У меня ничего не получается.

Т а н я: Зоя, давай-ка, сюда твои лоскуты! Видишь, как просто?! Теперь сама.

Б р и г а д и р: (не отрываясь от своей работы). Кто шил, проверьте, не расходятся ли швы, если есть где-то дырочка, зашейте, и сдавайте свою работу.  Я сейчас же раскрою ваши заготовки, сошьем, покроем их прочной тканью и готовые, теплые рукавицы завтра же отправим на фронт. Мы напишем письмо, что нам помогали школьники.

Пауза.

Б р и г а д и р: Мальчики, спасибо вам, навели порядок в складе.

Входит мастер.

М а с т е р: Ребята, не прошло и месяца, как мы получили письмо с фронта, где солдаты благодарят всех, кто шил теплые рукавицы. А школьникам большой привет от артиллеристов.

У ч е н и к и: (хором). Ура-а-а-а! Мы тоже помогли фронту!

Ю р а: Подумаешь, рукавицы… Причем тут «ура»?

И р а: Помолчали бы лучше. Помогли шить рукавицы и ладно, но никакое это ни геройство. Анна Ивановна, объясните, можно ли этим хвалиться?

А н н а  И в а н о в н а: В тепле человек быстрее двигается и руки тоже. Очень важно, чтобы бойцы были хорошо одеты. В теплых рукавицах солдат быстрее зарядит пушку. Пушка раньше выстрелит и защитит бойцов. Поэтому для нас небольшое дело, а для солдат – большая помощь.

Школьный класс. На стене висят портрет Пушкина А.С.. Учебные пособия

правил русского языка. Плакат «Родина мать», которая, показывая пальцем на тебя, спрашивает: «Ты чем помог фронту?». На доске написано: «С Новым учебным 1942-1943г.г.».

А н н а  И в а н о в н а: Проходите, ребята!

С л а в а: (пропуская девочек). Прошу вас…

В о л о д я: Сам проходи, это тебе не театр!

А н н а  И в а н о в н а: Располагайтесь, пока по желанию, потом разберемся.

Ученики сели за парты.

А н н а  И в а н о в н а: На 1942-1943 учебный год наше обучение пятых классов бывшей 25-ой школы города Барнаула разместили в зрительном зале на втором этаже клуба сапоговаляльной фабрики. Отгородили досками в зрительном зале три класса, на сцене – два. В зале коридор уже нормы в три раза, а на сцене нет коридора. Во время перемены из класса лучше не выходить. Стены перегородок между классами – дощатые. Все прослушивается. Конечно, это беда. Но изменить ничего нельзя. В этом году в город Барнаул приехало много эвакуированных: семьи рабочих строящихся военных предприятий, семьи, приехавшие к родственникам из районов войны и дети, приехавшие в тыл с тетями и бабушками. Количество учеников пятых классов из-за эвакуированных, увеличилось почти в два раза. Примем их достойно!

С л а в а: (садится у стены). Вот это да-а-а-а! Щели такие большие, кое-где ладонь проходит!

Т а н я  и  З о я: (одновременно). Анна Ивановна, а в том классе смеются!

А н н а  И в а н о в н а: Внимание ребята, дощатые стены и щели в них это плохо, но плотников отозвали на военную стройку, и щели не успели заделать. Придется пока с этим мириться. Слышно все, что говорят в соседнем классе. Мы – учителя, будем стараться, чтобы если в соседнем классе устный урок, то у нас будет письменный. Вам надо настроить свое внимание на занятие в своем классе и не прислушиваться к звукам соседнего класса. Это мешает учебе. Но другого помещения нет. Война. В нашей уютной школе – госпиталь, и мы понимаем, что раненым защитникам Родины – лучшее помещение. Поэтому, будем учиться в тех условиях, какие есть. Сейчас трудно всем. Рабочие на предприятиях работают по 12 часов день, вместо восьми. Хлеб по карточкам. На фронте наши отцы и братья в мороз и пургу защищают нашу землю от очень сильного врага.

С л а в а: В Ленинграде, как начинают бомбить, урок или нет – все идут в бомбоубежище. Иногда устные предметы дослушиваем в убежище.

А н н а  И в а н о в н а: В этом году у нас есть новенькие, которые приехали в Барнаул из прифронтовых мест. Постепенно мы познакомимся со всеми. А сегодня послушаем Славу Комиссарова. Расскажи нам, кто твои родители, с кем ты живешь в Барнауле, как ты учился в Ленинграде.

С л а в а:  Я из Ленинграда, мои родители – хирурги, и оба на фронте. В Барнауле я живу с бабушкой. Моя бабушка была учительницей русского языка. В Ленинграде я учился хорошо. Все.

А н н а  И в а н о в н а: Коротко и ясно. Садись! Начнем урок…

С л а в а: (очень тихо). За стеной решают задачи. Пора действовать. (печатными буквами начеркал: «Задачу напиши»). Эй! (просунул в щель). Быстро! (листок вернули с задачей).

А н н а  И в а н о в н а: Слава, успокойся!

С л а в а: Молчу. (под текстом задачи написал: «Реши и верни мне, если не можешь, передай другому. Комиссар.»).

В о л о д я: (прочитал задачу, почесал затылок, порешал). Не получается… (передал Пете).

П е т я: (сосредоточился на задаче и не слышал, что его вызывает Анна Ивановна). Что?

Н и н а: (толкнула Петю в спину). Отвечай.

А н н а  И в а н о в н а: Петр, повтори мой вопрос!

П е т я: (встал, вопросительно посмотрел на ребят, пожал плечами). Не знаю.

А н н а  И в а н о в н а: Садись, два! На уроке надо учиться, а не спать!

Н и н а: (передала записку Вале). Реши.

В а л я: Давай. (решила и вернула листок Нине). Все. На перемене разберем.

В полной тишине записка обошла весь класс. Задачу решили и на перемене разобрали.

На уроке математики весь класс хорошо решал задачи.

В о л о д я: С задачами мы здорово расправились. Но, как-то нечестно.

В и т я: Завтра у нас на первом уроке диктант. Что делать будем, Комиссар?

С л а в а: Все трудные слова напишем им правильно. Это ответный привет.

Н и н а: Зато Петька у Анны Ивановны получил двойку. Так усердно решал задачу, что не мог повторить, о чем речь на уроке в нашем классе.

П е т я: Вань, гавкни ей!

Н и н а: Ванечка, мяукни.

В а н я: Мя-я-я-у-у-у! Гав-в-в!

А н н а  И в а н о в н а: Каждый день в школе тем, кто пришел на перемене будут давать булочку в 50 граммов.

Принесли булочки. Анна Ивановна уходит.

И р а: (восторженно). Какая румяная булочка!

В о л о д я: Чего булкой вертишь? Не хочешь? Отдай мне! (протянул руку).

И р а: Отойди! (всю булку засунула в рот).

В о л о д я: (ухмыляясь). Как хомяк надулась! (нажал пальцами на щеки Иры).

П е т я: (поддал по выпавшей булке). Держите!

В а н я: (махнув рукой). Не поймать!

Н и н а: (оттолкнув Ваню, протянула руки). Не мешай, дотянуться бы. Все, булка упала на пол.

Ю р а: (бежит). Ой, я нечаянно наступил на нее.

И р а: (плачет). Отдайте булочку!

С л а в а: Петька, зачем подбросил булочку? Ты что, хлеб досыта ешь? Балда! (и дал ему в ухо).

П е т я: Я же кричал, держите! Но, булка-то, слюнявая и залапанная, кому она нужна?

В о л о д я: Мне! Зачем хлеб растоптали? Слюни ему помешали… Я бы съел ее.

 

Входит Анна Ивановна.

А н н а  И в а н о в н а: Начнем урок. Ира, ты почему плачешь?

И р а. Булочку отобрали.

А н н а  И в а н о в н а: Кто?

Все разом начали объяснять.

Н и н а: Это Вовка начал.

В о л о д я: Причем тут я? Ирка не хочет есть булочку.

П е т я: Я же поддал, потому что булка падала.

В а н я: А Славка сразу в ухо дал.

Т а н я  и  З о я: (одновременно). Это Юрка растоптал.

А н н а  И в а н о в н а: Ничего не поняла: кто поддал, кто растоптал, кто в ухо дал? Хлеб надо беречь. Война. Его в стране не хватает. В районах, занятых врагом хлеб не сеют. Поэтому его дают по карточкам. Нет возможности купить хлеба сколько хочешь. Многие голодают. Даже в нашем классе, почти у каждого в кармане есть кусочек жмыха. При возможности вы грызете его, значит голодно. В Барнауле дают школьникам без карточки эти маленькие булочки. Будем уважать друг друга и дадим возможность спокойно съесть каждому свою булочку. Ира не плачь, завтра тебе дадут две булочки.

В о л о д я (подскочил). И мне тогда две булочки!

А н н а  И в а н о в н а: Тебе-то, за что?

Н и н а: Ты же первый стал отбирать булку?! Вовка, как тебе не стыдно?

В о л о д я: (закричал). Ей тоже не за что! Ирке же сегодня дали булочку, а она ее разглядывала, даже в рот взяла и не съела (возмущенно). Изо рта выронила!

В и т я: Так ты же ей на щеки нажал, булка и полетела!

В о л о д я: Все равно мне не понятно, почему она ее не съела? Когда мне дают булку, она сразу у меня в животе исчезает. Я даже не знаю, какая она была: румяная или нет.

В и т я, Н и н а: (вместе). Нечего было на чужой хлеб рот разевать!

В о л о д я: Я бы съел эту булку! Подумаешь, залапали. Это хлеб!

Таня, Зоя (разом). Анна Ивановна, а Володя всегда так и смотрит, у кого бы отнять булку.

В о л о д я:(с сожалением). А я бы ее съел.

А н н а  И в а н о в н а: Тише, ребята, внимание, успокойтесь! Да что же это такое?!

Зазвенел звонок.

А н н а  И в а н о в н а: Ребята, в Барнауле тиф. Городская больница забита больными. Инфекцию тифа разносят вши. Во всех школах города по понедельникам установлен санитарный день. Нам надо назначить санитарку и помощника ей.

С л а в а: Кто же захочет вшей проверять?

А н н а  И в а н о в н а: Смотреть должен учитель, а помогать ему – дисциплинированные ученики – мальчик и девочка. Предлагаю Нину и Витю.

Н и н а: Почему меня?

В о л о д я. Потому что чистая.

А н н а  И в а н о в н а: Конечно, санитаркой должна быть аккуратная и чистая девочка, чтобы грязнули ее уважали и выполняли ее замечания.

В а н я. Проверять будут только по понедельникам?

А н н а  И в а н о в н а: По понедельникам проверка по борьбе с тифом. Нина помогает мне с девочками, Витя – с мальчиками.

В а н я: А в другие дни ничего не проверяют?

А н н а  И в а н о в н а: И в другие дни, ученик должен быть чистым. Покажи-ка свои руки, Ваня, разожми кулаки. Руки грязные! Иди мой, а то и тетрадь будет грязной!

В а н я: Да упал я по дороге в школу и забыл вымыть руки.

В и т я: Вот теперь я тебе напоминать буду (и показал на повязку с красным крестом).

А н н а  И в а н о в н а: Каждый день санитарка проверяет чистоту рук, шеи и ушей.

Ю р а: А обувь будут проверять или в грязных ботинках можно шагать в класс?

В и т я: Обувь тоже должна быть чистой, разве не понятно?

А н н а  И в а н о в н а: (вздохнув). Приказы надо выполнять. Сегодня понедельник. Все садитесь по своим местам. Ко мне будете подходить по одному. Расстегните воротники, пояса и уберите заколки из волос.

В о л о д я: А у кого найдут вошь, так что ему делать?

А н н а  И в а н о в н а: У кого найдут вошь, тому дадут талон на посещение санпропускника. Пока он будет мыться, его одежду поместят в камеру с высокой температурой, где вши и их яйца (гниды) погибают. На уроки в школе его допустят только с талоном о прохождении санпропускника. Всем понятно?

На следующий день Нина пришла в школу не только с повязкой на руке, но и в белой косыночке с красным крестом.

В о л о д я: Ой, прямо санитарка из госпиталя!

Н и н а: Руки показывай! (поглядела на шею и уши) Проходи!

С л а в а: (дернул Нину за косынку). Гляди, если успеешь! (широко шагнул мимо ее, подняв руки вверх).

В и т я: Комиссар, будь вежливым!

С л а в а: Да, кому это надо, если Ванька каждый день падает, когда в школу идет, а что руки надо мыть, он никогда и не вспомнит.

Т а н я,  З о я: (одновременно). Он уже вымыл руки!

В а н я :(грустно посмотрев на Славу). Не лезь ко мне!

С л а в а. Что вы все, как мухи сонные? (он дал подножку Ване, столкнул лбами Таню с Зоей, щелкнул Петю в лоб и сел за свою парту).

В классе поднялся шум.

В о л о д я: Чего разбушевался? Я и тебе могу двинуть!

С л а ва: Чего расселась, курица? (толкнул Иру так, что она упала).

Н и н а,  В а л я,  Т а н я, З о я :(разом). Ты чего, с ума сошел?

С л а в а: (схватил у Иры линейку и ударил ею Зою). Разорались! Сегодня будет вам сюрприз.

Т а н я: Если еще Зою тронешь, вот этого понюхаешь! (повертела увесистым кулаком).

Входит Анна Ивановна.

А н н а  И в а н о в н а: Здравствуйте, ребята! Сегодня утром на северном направлении был уничтожен десант разведки врага. Немцы понесли большие потери.

Все закричали: «Ура-а-а-а-а!»

А н н а  И в а н о в н а: (приклеив к стене плакат, где нарисована Родина Мать указывает на слова: «Будь бдителен! Болтун – находка для шпиона!»). Тихо! За последнюю неделю на меланжевом комбинате, где усиленная охрана, было совершено два поджога хлопка и один поджог склада готовой продукции, т.е. ткани для обмундирования солдат. В Барнауле действует группа диверсантов, которая вредит предприятиям, работающим на армию. Не разговаривайте с неизвестными людьми! Никогда не рассказывайте, как пройти к военному объекту, будьте бдительны. Плакат поможет вам помнить об этом.

Анна Ивановна ушла. Входит Юра.

Ю р а: Сейчас будет урок истории.

С л а в а: (поднял руку). У меня историческая информация! Наш разведчик в полушубке, заарканил немца в юбке, не хотите ли мадам, чтоб вам треснуть по зубам? Все.

В о л о д я: Вот это дело! По зубам!

В и т я: Лучше свинцовой кашки им в спину!

Н и н а. А они частенько стали спину показывать.

П е т я: (улыбаясь, спел). Что такое? Вас из дас? Немцы драпают от нас! (кривляясь, показал, как немцы отступают и оказался за дверью класса. В класс его не пустили).

П е т я:(смиренно). Разрешите…

С л а в а: Петь, спой еще что-нибудь.

П е т я: (скривив обиженную мину). Не дают…

Класс сотрясался от смеха. В щель из соседнего класса стреляли из трубочек.

Им стали отвечать. Входит Анна Ивановна.

А н н а  И в а н о в н а: Тихо! Опять сорвали урок! Петр и Комиссаров завра к директору с родителями. Сейчас у вас будет урок пения, будете разучивать песню «Священная война».

В а л я: Эту песню почти все в классе знают. Ее поют часто по радио и солдаты в строю.

Н и н а: Давайте, по-настоящему, ее выучим.

Вскоре песня зазвучала слаженно. В соседнем классе многие подпевали.

Вставай, страна огромная!

Вставай на смертный бой

С фашистской силой темною,

С проклятою ордой!

 

(припев

Двор школы. Школьники.

Т а н я: Зоя, стой со мной! Мальчишки что-то задумали и девочек не пускают к выходу из школы. Славка построил их в два ряда. Смотри, Ира вышла!

С л а в а: Бей девчонок!

И р а: Ой, ой, ой! Что это?! Перестаньте, больно же!

Т а н я. Вот дураки! Бьют девчонок портфелями, а из чернильниц, привязанных к портфелям, чернила так и брызгают на спины девочек. Подождем?

Пауза.

Т а н :. Мальчишек не остановить. Иди за мной, а я буду бежать зигзагами, и нам меньше достанется.

З о я: Точно, побежали!

В а н я: Девчонки, соображайте, быстрее бегите за Танькой!

С л а в а: Ванька девчонок пожалел. Тоже мне, джентльмен выискался!

Все девочки пробежали.

С л а в а: Отбой!

Н и н а: Ну и сюрприз у тебя, Слава.

С л а в а: Молчи! Твое дело в уши глядеть! Ванька, подожди, вразумить тебя надо!

Ваню избили.

Класс. Анна Ивановна. Школьники. Родители.

А н н а  И в а н о в н а: Я выслушала все жалобы родителей. Слава мешает учиться всем в классе, а Петя помогает ему, как клоун и у нас всегда весело. Не до учебы. И не важно, что война. Воспитываем бездельников и хулиганов. Нужно отметить, что Слава и Петя учатся слабо, а могут быть первыми. Все родители просят убрать из класса Славу и Петю. Ребята, кто согласен сидеть за одной партой со Славой?

В классе молчание.

А н н а  И в а н о в н а. Видишь Слава, никто… Кто желает сидеть за одной партой с Петей? Ваня – добрая душа. Он всегда помогает Пете, если надо мяукнет или гавкнет. Я иногда теряюсь, может в классе есть кошка? Что нам делать со Славой и Петром?

Б а б у ш к а  С л а в ы: Мне стыдно за внука. Я почти систематически хожу в школу и что-то обещаю. Анна Ивановна его неоднократно пересаживала с другими ребятами, а воз и ныне там, как у Крылова. Я писала сыну, чтобы кто-то из родителей приехал, хотя бы на денек, поговорить со Славой, но их не отпускают. Не могут отпустить. Родители Славы – хирурги в частях под Ленинградом. У них ежедневно по несколько операций. Слава, пойми это!

С л а в а: Вот и пусть бы приехал кто-нибудь из них!

А н н а  И в а н о в н а. Слава, от Барнаула до Ленинграда поездом почти пять суток. Туда и обратно – десять, и хотя бы два дня дома. Двенадцать суток ежедневно несколько солдат не получат нужной помощи, возможно со смертельным исходом. Неужели тебе не понятно? Все твои проделки: кучи-малы на переменах, групповые уходы с уроков, опоздания, драки… Все это неприятно будет услышать твоему отцу, уставшему под пулями спасать бойцов. Не знаю, как можно повлиять на Комиссарова?

Б а б у ш к а  С л а в ы: Ребята, может, кто-нибудь сядет с ним за парту?

А н н а  И в а н о в н а: Вот только если Валя, она еще с ним не сидела.

В а л я: Ладно. (про себя: «Жаловаться не буду…»).

А н н а  И в а н о в н а: Петю предупреждаем, вести себя нормально!

В о л о д я: Пусть Петька сам скажет, что перестанет кривляться!

П е т я: Я не кривляюсь. Мимика у меня такая!

А н н а  И в а н о в н а: Ты что, одолжение нам делаешь?

П е т я: Перестану… (очень тихо) Может…

А н н а  И в а н о в н а: Собрание окончено. Слава, завтра сядешь с Валей.

С л а в а (к Вале). С сегодняшнего дня сидим вместе. Где наша чернильница? (дернул Валю за косу).

В а л я: (перекинув косу за спину). Вот она! (поставила ее на середину парты).

С л а в а: Мне удобнее здесь! (переставил на край парты).

В а л я: Обойдусь. (стала макать в чернильницу на задней парте).

Началась математика. Контрольная работа.

С л а в а: Реши вначале мне! (положил листок с условием задачи своего варианта).

В а л я: Подожди! (решив его задачу, отдала ему листок).

С л а в а: (поставил чернильницу на середину парты). Так лучше?

Урок русского языка.

А н н а  И в а н о в н а: Сегодня у нас диктант (читает текст).

С л а в а: (проверив диктант Вали). Здесь «О», а здесь «Е»!

В а л я :(исправив). Наверное…

И р а: Слава, проверь и мне!

С л а в а: Обойдешься.

В о л о д я: Перед «И» надо запятую?

А н н а  И в а н о в н а: Сдавайте листочки!

В о л о д я: А вчера Славка, показав на Вальку, сказал: «Эту не бить!».

И р а: Почему? Что она за цаца такая?

В а н я. Он ее за косы дергает, а она не жалуется.

Т а н я. Он ее за косы дергает, чтобы она к нему обернулась. Легонько так дернет, она и поворачивается.

А н н а  И в а н о в н а: Слава, читай газету! На этой неделе есть хорошая новость…

С л а в а: (читает). «После тяжелых боев с переменным успехом наши войска укрепились на выгодном участке обороны Ленинграда, что дает возможность улучшить снабжение города питанием, снарядами и медикаментами». (дочитав сводку от Советского Информбюро) Наше дело правое, все равно мы победим! Ура-а-а!

К л а с с: (дружно). Ура-а-а-а!

В и т я: Если бы с правого фланга наши пушки ахнули по укреплениям врага, то продвинулись бы дальше вперед. Правда, Слава?

С л а в а: Враги прикрывали свои укрепления и наши пушки сразу бы обнаружили и уничтожили.

В о л о д я: Командирам на месте лучше видно, надо и солдат своих беречь. Они меньше продвинулись, но сохранили людей.

Ю р а: Да кто во время боя считает, сколько солдат погибло. В бою все быстро, кто раньше стреляет, тот и побеждает.

С л а в а: Иногда в интересах победы или если снарядов мало, надо сдерживать огонь, а потом внезапно дать всеми орудиями.

Ю р а. Пока огонь сдерживают, враг всех и перебьет. У них автоматы, а у наших – ружья.

С л а в а,  В и т я,  В о л о д я (вместе). Юрка, ты что заладил? Солдат наших перебьют, у врагов много автоматов и русские командиры бойцов не берегут. Ты что, за немцев что ли? После уроков проучим тебя!

А н н а  И в а н о в н а: Зачем вы вчера избили Юру? Он не виноват. Надо реально знать силы врага: сколько у них танков, пушек, автоматов и о чем думает вражеский солдат. Разведка изучает в чем сила врага, а маршалы решают, как уничтожить эту силу. Вся страна работает на армию, поэтому на фронт идут эшелоны с танками, пушками, автоматами и солдатами, настроенными до победы защищать свой дом. А вражеские солдаты думают, как бы им сбежать с фронта в свой дом. Поэтому, иногда наши малыми силами побеждают вдвое, втрое превосходящие силы врага. Наше дело правое, мы победим!

В и т я: Понятно… Враг очень сильный.

С л а в а: Трудно нашей армии. Но все равно мы победим!

В о л о д я: Конечно, у немцев сейчас больше танков, пушек и автоматов, но Юрка это говорит так, как будто нам их не победить. За это ему и наподдавали.

А н н а  И в а н о в н а: Я нашла веселую пьесу про Петрушку, начало задорное. (читает): «Здравствуйте, дорогие зрители, мы Петрушкины родители, старичок и старушка, а это наш сынок – Петрушка… Маленький и шустрый Петрушка вызывающе заявляет: «Здравствуйте, дорогие зрители, а подраться со мной не хотите ли?…». Главный герой в классе есть. Догадываетесь кто?

В о л о д я: Ну, раз клоун, то Петька!

А н н а  И в а н о в н а: Надо серьезно поработать над пьесой, чтобы порадовать раненых.

И р а: А какие там еще роли есть?

А н н а  И в а н о в н а: О пьесе позже поговорим. Сейчас надо организовать концерт по палатам. Мне позвонили из госпиталя, что прибыло пополнение тяжело раненных и приглашают нас. Поэтому прошу остаться после уроков Витю, Нину, Валю, Юру, Петю и тех, кто пожелает, чтобы проверить старые номера и подготовить что-то новое. Витя, ты будешь объявлять номера. Опроси ребят и составь список номеров.

Анна Ивановна уходит.

В и т я: Юра, цыганочку сбацаешь? Записал…

Н и н а: Я начала учить стихи «Жди меня».

В и т я: Чтоб выучила! Записал… Валя, за тобой песня «Кисет». Баяна не будет. Записал…

В а л я: Согласна.

П е т я: Я про кота расскажу! А где надо, Ваня мяукнет.

А н н а  И в а н о в н а: Нина, Валя, свяжите коту маленькую жилеточку и поводок. Петя привяжет его к ремню и, если кот вырвется из рук, то его можно сразу поймать.

П е т я: В прошлый раз над котом больше всех смеялись. Некоторые раненные просили дать им погладить кота. Я подходил к ним.

А н н а  И в а н о в н а: Главный врач предупреждал нас: «Кота не приносить!». Тот раз кот сбежал и его долго ловили. Нельзя животных приносить в госпиталь. А раненные были очень довольны номером с котом. Мы возьмем этот номер, но кота от врачей надо прятать.

После уроков остались еще Ваня и Володя.

В и т я: Слава, оставайся с нами!

С л а в а: (на ходу). Таланта нет…

А н н а  И в а н о в н а: Володя, хора не будет, ты что будешь делать?

В о л о д я: Стихи расскажу.

А н н а  И в а н о в н а: Какие стихи?

В о л о д я. Темная ночь, только пули свистят по степи…

В и т я: Это же песня?

В о л о д я: Ну и что? А я с выражением расскажу! (тихо) Слова-то, какие, душа замирает…

А н н а  И в а н о в н а: Витя, запиши его.

Пауза.

А н н а  И в а н о в н а: Все, ребята, хорошо готовьтесь, вас будут слушать люди, которые давно не слышали мирного детского разговора, песни.

В о л о д я: Как коты мявкают…

А н н а  И в а н о в н а: Прошла неделя. На фронтах идут ожесточенные бои. Наши войска освободили некоторые населенные пункты. Сейчас Витя прочитает нам сводку от Советского Информбюро.

В о л о д я: Таня, Зоя, замолчите! Слушаем…

В и т я: (дочитав газету). На сегодня все. Тяжело на фронте. Не каждый день победы…

В о л о д я: Трудно нашим… Немцам помогают все страны, которые они заняли.

С л а в а: Немцы слабее наших, даже с перевесом количества солдат и орудий. Мы на своей земле.

Ю р а: У немцев прорва танков и самолетов. Они тучей прут на нас.

В и т я: Юрка, ты опять немцам подпеваешь?

Ю р а: Никому я не подпеваю, а говорю правду.

А н н а  И в а н о в н а: Оставьте Юру в покое. Он реально, по-взрослому, воспринимает страшные факты войны. Нашему народу нужны невероятные усилия и время, чтобы остановить орды озверевших врагов, прорву танков и самолетов, а после войны с великим терпением построить разрушенные города и восстановить народное хозяйство, чтобы накормить всех досыта. Одной веры в победу мало. Необходим самоотверженный труд, труд и труд миллионов людей нашей страны.

В классе стало тихо.

С л а в а: Мы тоже это понимаем.

В о л о д я: Юрку бить мы больше не будем, но и он пусть думает, что говорит, нельзя же все время о плохом.

А н н а  И в а н о в н а: ребята, для вас главное – хорошо учиться.

Пауза.

А н н а  И в а н о в н а: Концерт в госпитале прошел нормально. Больше всех аплодировали Пете с котом.

В а л я: Нина, я как вспомню Петьку с котом, так смеюсь.

Н и н а: Я тоже.

Т а н я,  З о я: (одновременно). Девочки, расскажите!

Н и н а: Когда по ходу рассказа надо было мяукать, кот молчал – Ваня за него мяукал. Раненные думали, что это кот такой ученый. Вдруг заходит главный врач. Мы же от него кота прятали… Петя засунул кота под рубаху и застегнул все пуговицы. Кот стал громко орать и вырываться. Одна пуговица расстегнулась, и он выскочил прямо под ноги главному врачу. Все замерли. Петька дернул поводок и сразу поймал его. Это было мгновенно и неожиданно. Но через минуту все в палате смеялись и главный врач тоже. Петя осмелел и хотел поводить кота на веревочке, но тот рванулся. Тогда Петр схватил его под передние лапы и небрежно швырнул за пазуху. Кот пронзительно мявкнул. Мы уходили, а в палате все еще смеялись. На этот раз, главный врач не ругал нас, поводок выручил.

А н н а  И в а н о в н а: Кот нам помог и пока оставим его в покое. Пьеса про Петрушку смешная и без кота, будем хорошо готовиться. Все выбрали себе роли?

С л а в а. Расхвастались, котом, Петрушкой, а если кого-то чуть-чуть заденешь, жалуются сразу. Тоска какая-то…

А н н а  И в а н о в н а: Прошло более половины учебного года, а дисциплина в пятых классах напряженная. Трубочки много раз отбирали, но они тут же появляются вновь. Образумьтесь, ребята!

Комната. Стол. Две кровати. Три стула. Бабушка.

Входит Слава.

Б а б у ш к а:  Слава, как прошел день? Меня не вызывают?

Слава (поцеловал бабушку в щеку). А что тебе понравилось выступать там?

Б а б у ш к а: Что ты, что ты! Я рада никогда туда не ходить! Надеюсь, ты образумился? (целует внука).

С л а в а: Бабуль, ты не пиши хирургам о моих проделках в школе. На войне страшно, их можно только радовать.

Б а б у ш к а: Чем радовать-то?

С л а в а: За диктант пятерку получил.

Б а б у ш к а: А по математике за тебя Валя решает. Стыд-то какой! Лучше бы уж тройка, но своя! Хвалишься, что «четыре», а решает соседка по парте! Я тебя просто не узнаю…

С л а в а: Да, не перетрудилась твоя Валя. Ну, две задачки решила вместо одной, зато я сразу разбираюсь в этой задачке. Бабуль, я же не переписываю, как тупица, а анализирую решение!

Б а б у ш к а: Говоришь ты складно, научила на свою голову. Дипломат, да и только. Родители-то, должны знать правду. Лоботряс ты, настоящий! Нахватался верхушек от разных героев.

С л а в а: Героев? Бабушка, ты мне льстишь!

Б а б у ш к а: (засмеялась). Ну, смотря каких героев.

С л а в а: Ну, каких героев? Например?

Б а б у ш к а: Ну, например, Незнайка у Носова. Очень деловой и энергичный, но окружающим от этого только неприятности. Квакин у Гайдара – драки по поводу и без повода. Еще есть герой, Обломов у Гончарова. Ты же обленился: ничего не учишь, бессмысленные драки, прогулы уроков. Позор, есть по каждому предмету знающий подсказчик.

С л а в а (закричал). Остановись, бабушка! Хватит!

Б а б у ш к а. Слава, опомнись, зачем ты подражаешь отрицательным героям?! Будь просто хорошим человеком, как твои родители. Они хорошо учились в школе, отлично окончили институт и сейчас спасают людям жизнь. Они – наша гордость.

С л а в а. Но, тогда не было войны.

Б а б у ш к а. Да, сейчас война, но добрые люди помогают друг другу. Кому и чем ты помог? Нас-то из под бомбежек в Барнаул привезли и поселили, и в школу ты ходишь… Подумай… (постучала кулаком себе по голове).

С л а в а. Мне что, на фронт бежать, что ли?

Б а б у ш к а. Ты веди себя в школе нормально, чтоб меня туда не вызывали. Я уж не знаю, что им говорить. Твоих обещаний хватает на три дня. (и, всхлипнув, крикнула) Слава! Помоги мне, я совсем пала духом! (заплакала, беспомощно свернулась калачиком на кровати).

С л а в а (растерянно присел на кровать к бабушке и тихо поглаживая ее) Прости меня, бабушка, я постараюсь не волновать тебя… Прости меня.

Б а б у ш к а (увидев растерянность внука, встала). Ладно уж…

С л а в а (нагло улыбнулся). Ничего страшного нет в том, что тебя в школу вызывают. Ты их не слушай, а я им ничего обещать не буду. Пусть сами с собой разговаривают. Они же говорят, что меня могила исправит. А я умирать не собираюсь! Рано еще! Так ведь?

Б а б у ш к а (ударила его по щеке). Издеваешься надо мной?

С л а в а (отскочив, хрипло закричал). Ты что, с ума сошла? Совсем сбрендила? (со слезами в голосе) Я отцу напишу…

Б а б у ш к а (строго). Я уже написала отцу, чтобы он выслал мне свой ремень и разрешение пороть тебя за блажь, чтобы ты нормально учиться начал. Понял? Ремнем-то оно, будет, чувствительнее слов.

С л а в а (возмущенно). Если ты хоть раз ударишь меня ремнем, я сбегу!

Пауза.

Б а б у ш к а. От тебя зависит, понадобиться ли ремень. Запомнил?

С л а в а. Оставь меня в покое!

Б а б у ш к а. Иди ужинать.

С л а в а. Не хочу!

Б а б у ш к а. Садись тогда за уроки.

С л а в а. Зачем? Завтра я не пойду в школу.

Б а б у ш к а. Что же ты делать будешь, горе мое?

С л а в а. Пока не знаю. Я хочу спать.

Пауза.

С л а в а. Доброе утро, бабушка! Ну, я пошел.

Вокзал. Перрон. Кондуктор. Милиционер. Слава.

С л а в а (про себя, удивленно). Вот это да! Вокзал. Зачем я сюда пришел? На перроне поезд «Барнаул-Москва». Уехать бы в Москву, а там и Ленинград близко. Нашел бы своих хирургов… Как я по ним соскучился! Они, наверное, тоже. Это была бы большая радость. И про ссоры с бабушкой не вспомнили бы.

Подбегает к кондуктору.

С л а в а. Разрешите! Здесь мои родители Ивановы.

К о н д у к т о р (пассажиру). Найдите в вагоне Ивановых, к ним сын пришел, пусть с билетами подойдут.

С л а в а. Я сам их разыщу!

К о н д у к т о р (Славе). Жди здесь! Еще пять минут стоять будем.

С л а в а. Пустите меня!

К о н д у к т о р (пассажиру). Ивановы есть. И где они? Сын у них на фронте? Вот как?

Пауза.

К о н д у к т о р (Славе). Ах ты, негодяй! Пошел отсюда! (громко) Осторожно! Отправляемся!

С л а в а. Пустите, мне туда надо!

М и л и ц и о н е р (взял Славу под руку). Куда тебе надо?

С л а в а. В Москву уехали мои родители Ивановы.

М и л и ц и о н е р. Дай-ка мне, портфель.

С л а в а. Зачем?

М и л и ц и о н е р. Посмотрим, что там у тебя. (открыл портфель, достал тетрадь) «Комиссаров Вячеслав». Это что, чужой портфель?

С л а в а. Отдайте, это мой портфель!

М и л и ц и о н е р. Так ты Иванов или Комиссаров?

С л а в а. Комиссаров я, а Ивановы уехали.

М и л и ц и о н е р. Быстро, настоящую фамилию, школу, класс, адрес. Пойдем в милицию, разберемся.

С л а в а. Отпустите меня! Я правда Комиссаров, но хотел уехать в Москву. Под Ленинградом мои родители, я хочу к ним. Это правда!

М и л и ц и о н е р. А что под Ленинградом бои ты знаешь?

С л а в а. Да, но они хирурги, они в госпитале.

М и л и ц и о н е р. И ты уверен, что тебя там не хватает? В Барнауле с кем живешь?

С л а в а. С бабушкой.

М и л и ц и о н е р. Бабушка знает, что ты вместо школы на вокзале ошиваешься?

С л а в а. Нет, конечно! Она ругается, учусь я плохо.

М и л и ц и о н е р. Понятно. Балованный ты. Не хочу в школу, хочу в Москву. Что хочу, то ворочу.

С л а в а. Не понял.

М и л и ц и о н е р. Понятно, раз в школу не ходишь, потому плохо учишься. (с досадой) Сколько времени у меня отнял, шалопай!… Значит так, Комиссаров, я тебя предупреждаю, еще раз ко мне попадешься, возьмем на учет в милицию. Я во всех облавах участвую. Знаешь, что такое облава?

С л а в а. Нет.

М и л и ц и о н е р. Объясняю. В военное время в тылу тайная война. Вражеские диверсионные группы, переодетые в штатское ведут подрывную работу. Взрывают военные фабрики, склады, с военным грузами, убивают лучших специалистов, и тех ротозеев, кто им мешает. Они очень опасны, вооружены и обучены мгновенно действовать в любой обстановке. Чтобы их выловить, в городе проводятся облавы – проверка документов на базаре, на вокзале, особенно перед приходом эшелонов с военным грузами. Наша разведка здорово работает, чтобы защитить военные грузы. Мы им помогаем. Ты сегодня попал в такую облаву. Понял?

С л а в а. Так я ничего взрывать не собираюсь.

М и л и ц и о н е р. Зато нам мешаешь их выловить. Они-то маскируются и скрываются. Может из-за тебя я кого-то пропустил. Выходит, что ты помог врагу. Понял? Так хочется тебе всыпать в одно место!

С л а в а. Что?

М и л и ц и о н е р (слегка толкнув его в спину). Не попадайся больше!

С л а в а (не сразу понял, что бежит). Ну и день… Как я устал.

Комната. Бабушка. Слава.

Б а б у ш к а. Где ты был? Приходили ребята, спрашивали, когда ты придешь в школу. Я ответила, что завтра.

С л а в а (еле слышно). Да (поел). Спасибо (лег на кровать). Я устал (тут же уснул).

Б а б у ш к а (про себя). Где он был? Что случилось? Лица на нем нет… Что мне делать? Я совсем растерялась…

С л а в а (проснувшись утром). Я пошел в школу (про себя). Пока я был на вокзале, ребята ходили в госпиталь с пьесой про Петрушку. Интересно, как все прошло?

Класс. Анна Ивановна. Школьники. На доске написано: «Сегодня идем в госпиталь».

Анна Ивановна за учительским столом ждет ребят.

 

Н и н а (входит легкой походкой). Еще никто не пришел? Здравствуйте, Анна Ивановна!

П е т р (приоткрыл дверь, широко улыбнулся, губы собрал в узелок, скривился и легко прыгнул в класс) Здравствуйте, Вам!

И в а н (спокойно вошел после Петра, виновато улыбнулся). Здравствуйте, Анна Ивановна, Петька не может без фокусов.

И р а. Здравствуйте! Мы с Валей думали, что будем первыми.

В а л я. Здравствуйте! Ира, подвинься (садится рядом с Ирой).

Т а н я (стоя в дверях). Зоя, проходи вперед!

Володя толкает их в дверь.

З о я (прошла перед Таней и одновременно с Таней.) Здравствуйте! (Села рядом с Таней).

В о л о д я (толкая в дверь девочек, громогласно.) Ну, чего застряли? Не проехать, не пройти! Здрас-с-сьте! А-а, фифы уже здесь? (дергает Валю за косу, Нину за бант, каждая ударила его). Ой, ой, ой, как больно!… Анна Ивановна, а девочки дерутся! Я культурно выражаюсь? (садится за парту, у которой стоял).

Все смеются.

А н н а  И в а н о в н а. Володя, не обижай девочек!

В о л о д я. Их обидишь?… Кулачищами сразу… Хулиганки!

Все смеются.

Витя входит следом за Володей.

В и т я. Вовка, ты чего разбушевался? (садится рядом с Ниной).

Ю р а (сделал выпад из «Цыганочки», ладонями прошелся по груди, коленям,  пяткам, щелкнул каблуками и, как струна, вытянулся). Здравствуйте!

А н н а  И в а н о в н а (любит своих артистов и зовет их по именам). Девочки: Валя, Нина, Зоя, Таня, Ира. Здесь! Мальчики: Юра, Петруша, Ваня, Витя… Здесь!

Володя спрятался под парту.

А н н а  И в а н о в н а (ищет глазами Володю и тревожно спрашивает). А где Володя?

Володя из под парты тянет руку.

А н н а  И в а н о в н а (сердито). Что за шутки? Значит все в сборе. Ребята, все ли помнят свои места на сцене?

В о л о д я (возмущенно кричит). Что мы маленькие, что ли?

Т а н я  и  З о я (одновременно говорят). Мы все помним, Анна Ивановна.

А н н а  И в а н о в н а (взглянув на Петю). Петруша, ты коробку проверял? Она хорошо открывается, чтобы ты в нее быстро юркнул?…

П е т я (убедительно). Не волнуйтесь, Анна Ивановна. Я репетировал и нырну в нее, как щучка!

А н н а  И в а н о в н а. Тогда вперед!

И шумной толпой ребята вышли из класса.

Госпиталь. Актовый зал. Занавес открывается. На сцене коробка с надписью «Мороженое»,

и нарисованными колесами. Рядом прохаживается Ира – продавец мороженого.

И р а. Покупайте мороженое! Покупайте мороженое! (смотрит по сторонам – никого нет). Покупайте мороженое!

 

С другой стороны сцены выбегает растерянный Петрушка. Ему надо спрятаться.

Он быстро огладывается по сторонам (ищет, где спрятаться).

П е т р у ш к а. Негде спрятаться…

В зрительном зале смех и тихий говор. Раненые просмотрели

похождения бесшабашного проказника Петрушки.

С о л д а т  с  1-г о  р я д а (смеясь, кричит). За продавщицу прячься!

С о л д а т  с  3-г о  р я д а. Лучше за тележку с мороженым!

И р а (отходит от коробки, встает спиной к ней и смотрит в зал, устало повторяя). Покупайте мороженое…

За спиной продавца мороженого Петрушка быстро пробегает и прячется в коробке.

Пауза.

Покупатель мороженого Иван забыл слова и не знает, когда его выход. Он растерянно стоит в стороне и время

от времени берется рукам и за голову. На сцену никто не выходит. За кулисами заметили паузу.

П е р в ы й  г о л о с. Чей выход?

В т о р о й  г о л о с. Ты идешь?… Нет?…

Т р е т и й  г о л о с. Кто же должен выходить?

Продавец мороженого машет руками, что покупателю мороженого пора выходить. Но ее не понимают.

Ира (в полголоса). Иван, иди сюда… (и громко.) Покупайте мороженое!

Но никто на сцену не выходит.

М о л о д о й  с о л д а т  с  1-г о  р я д а (подойдя к коробке громко шепчет). Эй, пацан, вылезай!

П е т р у ш к а (из коробки). Мне еще рано…

М о л о д о й  с о л д а т  с  1-г о  р я д а. Вылезай, говорю! На сцену никто не выходит!

П е т р у ш к а. Должен выйти покупатель мороженого.

М о л о д о й  с о л д а т  с  1-г о  р я д а. Понял (отходит от коробки и громко говорит вглубь сцены.) Покупатель мороженого выходи!

Но на сцену никто не вышел. Пауза затянулась. За кулисами паника.

Анна Ивановна. Школьники.

А н н а  И в а н о в н а (торопливо). Ребята, чей выход?

Ученики пожимают плечами, переглядываются.

Т а н я  и  З о я (одновременно). Мы не знаем Анна Ивановна…

А н н а  И в а н о в н а (тревожно). Как же так, не знаете? Посмотрите в текст!

Петрушка в тележке, значит идет покупатель мороженого. Кто это у нас?… Иван!

Иван сразу отходит в сторону, закрывает лицо руками и плачет.

И в а н. Не пойду!

А н н а  И в а н о в н а. Ну, чего ты плачешь? Вытирай слезы и вперед!

И в а н. Я не пойду! (еще громче ревет).

А н н а  И в а н о в н а. Ребята, кто выйдет вместо него?… Витя, там мало слов, выручай!

В и т я. Нет, нет, нет, ни за что! (кричит Витя, махая руками).

А н н а  И в а н о в н а. Володя, может ты?

Володя (возмущенно). Еще чего! Сам пусть идет! (презрительно.) Нюни распустил… Плакса!

А н н а  И в а н о в н а. Девочки выручайте… Таня, Зоя?

Т а н я  и  З о я (одновременно). Нет, нет, нет! Не пойдем мы, Анна Ивановна.

А н н а  И в а н о в н а. Да что же это такое?! Бунт какой-то!!! Еще раз спрашиваю, кто пойдет на сцену?

Наступила тишина. Пауза.

А н н а  И в а н о в н а (сдавленным голосом громко командует). Занавес!

Занавес закрыли.

А н н а  И в а н о в н а (перед закрытым занавесом). Представление окончено. Извините нас, пожалуйста…

В р а ч. Анна Ивановна, проведите артистов в зрительный зал. Солдатам полезно поговорить с детьми.

А н н а  И в а н о в н а. Ребята, все идем в зрительный зал. Про обиды забыли. Ведите себя прилично.

Зрительный зал. Анна Ивановна. Солдаты. Ученики.

Зрители, сочувствуя артистам, улыбаясь, аплодируют, что увидели детей такими, какие они есть.

А н н а  И в а н о в н а. Быстро разойдитесь по свободным местам!

Петя, Витя и Иван идут на последние ряды. Их приветливо встречают.

С о л д а т  с  п о с л е д н е г о  р я д а. Ну, артисты, будем знакомиться! Меня зовут Николай (протягивает руку для знакомства).

С о л д а т,  с и д я щ и й  р я д о м  с  Н и к о л а е м (тянет руку для пожатия). Меня зовут Михаил.

В и т я (пожимая руку Николаю). Виктор! (пожимая руку Михаилу.) Виктор!

П е т я (пожимает руку Николаю, затем Михаилу). Петр!

В а н я. А я Иван! (пожимает руки солдатам).

Н и к о л а й. Так что же это у вас случилось? Почему Петрушка из коробки не выскочил?

Ребята притихли.

М и х а и л. Ногу свело?

Оба улыбаясь, смотрят на Петю.

П е т я. Ноги в порядке! (мгновенно встал в проходе и так подпрыгнул, что все ахнули).

В а н я (отвернулся, закрыл лицо руками). Петь, ты садись.

Николай и Михаил увидели, как у Вани задрожали руки. Переглянулись и заговорили о другом.

М и х а и л. Какие песни вы поете?

В и т я. Мы знаем много песен о войне. Но в классе чаще поем «Священную войну».

 

Мальчики тихо начали петь.

В и т я,  П е т я,  В а н я. Вставай, страна огромная!…

Николай и Михаил встали, повернулись в разные стороны, взмахом руки каждый из

них пригласил всех в зале поддержать песню школьников. Суровые мужские

голоса стали вливаться в песню. Подключился баян.

Н и к о л а й  и  М и х а и л (вместе с залом).

Вставай на смертный бой

С фашистской силой тёмною,

С проклятою ордой!

 

Припев (как громом потряс зал).

 

Пусть ярость благородная

Вскипает, как волна!

Идёт война народная,

Священная война!

 

Как два различных полюса,

Во всём враждебны мы.

За Свет и Мир мы боремся,

Они — за царство Тьмы.

Припев:

Песня смолкла.

Н и н а (встав, порывисто, с выражением начала читать).

Жди меня и я вернусь, только очень жди,

Жди, когда наводят грусть желтые дожди,

Жди, когда снега метут, жди, когда жара,

Жди, когда других не ждут, позабыв вчера,

Жди, когда из дальних мест писем не придет,

Жди, когда уж надоест всем, кто вместе ждет.

Не понять не ждавшим им, как среди огня

Ожиданием твоим ты спасла меня.

Р а н е н ы й  с  к о с т ы л я м и (говорит школьнице Вале). Спой песню про кисет, которую ты пела прошлый раз в палате.

В а л я. Баянист не знает этой песни.

Р а н е н ы й  с  к о с т ы л я м и. Ты только пой, а баянист подберет мелодию!

В а л я (поет с душой).

Рано раненько, до зорьки, в ледоход.

Провожала я любимого в поход.

На кисете, на багровом, на беду

Алым шелком шила-вышила звезду.

 

Шила-вышила удалой голове.

Серп и молот алым шелком по конье

И уехал он, кручинушка моя,

Биться с немцами в далекие края.

 

Отгремела громом летняя страда,

Пастухи пригнали на зиму стада,

Только мне от дорогого моего

Ни ответа, ни привета – ничего.

 

Поздним вечером, в студеном январе

Проскрипела подворотня на дворе

Мне приносят от погибшего пакет –

Шитый шелком, кровью крашеный кисет.

 

Я кручину никому не покажу.

Твой кисет, шелками вышит, сохраню.

По весне про кудри русые твои

Будут петь мне, одинокой, соловьи.

Все внимательно слушают простую песню об одном солдате. И каждый невольно вспоминает,

как его провожали на фронт и как ждет его дома любимая женщина. Зрители долго аплодируют.

Н и к о л а й. У нас дома тоже подворотня скрипит, мы всегда слышали, когда почту приносили.

В о л о д я (мечтательно, как бы разговаривая сам с собой, громко читает).

Темная ночь, только пули свистят по степи,

Только ветер гудит в проводах, тускло звезды мерцают.

В темную ночь, ты любимая знаю, не спишь,

И у детской кроватки тайком, ты слезу утираешь.

Как я люблю глубину твоих ласковых глаз,

Как я хочу к ним прижаться сейчас губами.

Темная ночь разделяет любимая нас

И тревожная черная степь пролегла между нами.

Баянист тихо аккомпанирует.

Стихотворение затихает.

С о л д а т  в  3-е м  р я д у (слегка касаясь одной рукой плеча соседей, другой – махнув в зал, глубоко вздыхает).

Эх, дороги, пыль да туман,

Холода, тревоги, да степной бурьян.

Знать не можешь доли своей,

Может, крылья сложишь посреди степей.

Вьётся пыль под сапогами, степями, полями,

А кругом бушует пламя, да пули свистят.

Его поддерживают соседи, баянист помогает.

Р а н е н ы й  р я д о м  с  б а я н и с т о м (кладет руку на баян). Играй, «В землянке»! (и сильным, красивым голосом поет).

Бьётся в тесной печурке огонь,

На поленьях смола, как слеза.

И поёт мне в землянке гармонь

Про улыбку твою и глаза.

Про тебя мне шептали кусты

В белоснежных полях под Москвой,

Я хочу, чтоб услышала ты,

Как тоскует мой голос живой.

 

Ты сейчас далеко-далеко,

Между нами снега и снега.

До тебя мне дойти нелегко,

А до смерти — четыре шага.

Пой, гармоника, вьюге назло,

Заплутавшее счастье зови.

Мне в холодной землянке тепло

От твоей негасимой любви.

Многие в зале «мычат» мотив песни, и очень тихо ведет мелодию баян.

Получается соло с двойным аккомпанементом.

Казалось, что песням не будет конца. Но на сцену выходит Юра – лучший плясун класса.

Ю р а (встав в позу готовности, громко хлопнув в ладоши, пошел отплясывать цыганочку). Эх, раз, еще раз…

Зал оживился. Стали подпевать и хлопать. Подключился баянист. Наш виртуоз выделывал коленца ногами,

а руки летали по груди, коленям, пяткам. Казалось, что на сцене закружился вихрь. Зрители в восторге забыли обо всем и с радостью смотрели на сцену. Матрос с первого ряда, не выдержав напора плясовой музыки, встал, поддерживая забинтованную руку за локоть, и давай отбивать чечетку.

М а т р о с (в азарте, громко выкрикивал). Эх, яблочко!…

И зал незаметно с «Цыганочки» перешел на «Яблочко». Баянист подладился под зал.

Ю р а (пошел в присядку и плясал уже матросский танец, выкрикивая). Эх, яблочко!…

В зале царило всеобщее веселье. Раненые пели, смеялись, выкрикивали:

«Молодец, вот это плясун…», «Ну и ну! Артист просто!…».

Окончив танец, Юра кувыркнулся через голову и калачиком укатился за занавес.

Раздался шквал аплодисментов. В зале был такой шум, смех и выкрики,

что не сразу заметили врача, который призывал всех к порядку.

В р а ч. Спасибо вам, ребята. Устроили нам настоящий праздник. Приходите еще! А сейчас у нас ужин.

Раненые нехотя стали уходить из зала.

Анна Ивановна и школьники на улице. Перебивая друг друга, ребята рассказывали, что они узнали

от солдат, и что у них спрашивали раненые. Все удивлялись, как хорошо поют бойцы.

Юру все хвалили за пляску и он сиял от радости.

А н н а  И в а н о в н а. Ребята, вы молодцы! Хорошо вели себя. А какой концерт получился… Отличный! И солдаты тоже были рады спеть. Как хорошо все закончилось!

В о л о д я. Анна Ивановна, а Юрка-то, что выделывал! Мы и не знали, что он так умеет! Кувыркнулся даже… Зачем?… Я обалдел.

Ю р а. Я и сам не знал, что так получится. Не мог остановиться. Вот и кувыркнулся.

В и т я. Николай рассказывал, как они в разведку ходили и птичьими голосами переговаривались.

Т а н я  и  З о я (одновременно). Мы рассказывали им про школу. Анна Ивановна, а как хорошо поют солдаты! У них же нет урока пения?… А мы и на уроке хуже поем..

И в а н. Ребята, а Петька-то, в зале даже скаканул! Из образа выйти не может.

П е т я. А девчонки, актрисы прямо! Хорошо исполнили и песни и стихи. Небось, на литературе так стихи не рассказывали.

В о л о д я. Все счастливы. Не хочется расходиться по домам. А что пьесу провалили, никто и не вспомнил.

Класс. Анна Ивановна. Школьники.

С л а в а. Здравствуй, Вовка!

В о л о д я. Где ты пропадал вчера? Мы ходили в госпиталь. Пьесу про Петрушку провалили и вместе с солдатами дали отличный концерт. Потом расскажем…

С л а в а. Я вчера много чего узнал про настоящую стрельбу.

В о л о д я. Рассказывай!

С л а в а. Я узнал, что в Барнауле есть много опасных шпиков, их ловит разведка, а милиция помогает им облавами.

Н и н а. Что такое облава? И кто такие шпики?

С л а в а. О-о-о! Почти весь класс слушает. Облава – это проверка документов. Обнаруживают фальшивые документы, что-то подозрительное в сумке, карманах, взрывчатку, оружие, пистолет, нож. А шпики – это шпионы.

В и т я. Они ж не дураки в карманах пистолет носить.

В а н я. А где?

В о л о д я. Они же маскируются и где хочешь спрячут: в рукаве, за поясом или в сапоге.

С л а в а. Главное, они опасны, убьют и не узнаешь за что.

В о л о д я. Как это?

С л а в а. Например, ты идешь мимо склада и не знаешь, что это военный объект. У входа он, конечно, охраняется, но с другой стороны дорога. Шпион выжидает, когда все пройдут. Ты же не спешишь, увидел ледяную дорожку и катаешься туда-сюда. Шпик гонит тебя от склада. Никого кругом нет – самое время взрывчатку заложить, а ты на голос бежишь. Тогда он убивает тебя, закладывает под склад взрывчатку и скрывается.

В а н я. Разве так можно?

В и т я. Не шляйся около складов.

В а н я. Он же человек?

С л а в а. Шпик – военный. Ему главное, задание выполнить, а сколько человек он при этом убьет, неважно, его за это не осудят.

В классе стало тихо.

В о л о д я. Что притихли-то? Вот он я, живой! Значит так, из школы – домой и жить будешь. Раз война и в тылу война.

А н н а  И в а н о в н а. Здравствуйте, ребята! Что-то у вас сегодня тихо.

В о л о д я. Мы думали, вы про бдительность и диверсантов по программе нам говорили, а, оказывается, их полно в городе.

А н н а  И в а н о в н а. Я вам лишнего не говорю. Время тревожное, будьте осторожны. Начнем урок…

Н и н а. Ой! Кто-то опять из трубочки стреляет!

Ю р а. В соседнем классе в учительницу стреляли и она убежала из класса.

В а н я. А шума не было.

В о л о д я (схватившись за щеку). Ой! (возмущенно) В меня уже стреляют! (рванулся к Славе) Ну, Комиссар, держись! (и дал ему кулаком в висок).

С л а в а. Это не я!

В и т я. Вы с ума сошли!

П е т я,  В а н я (оттаскивая Володю). Ты разберись вначале, а потом бей. Это из соседнего класса.

А н н а  И в а н о в н а. Прекратите драку! Комиссаров, педсовет будет обсуждать исключение тебя из школы. Ребята, образумьтесь, конец учебного года, экзамены скоро. Забудьте о драках.

Комната. Бабушка. Слава.

Б а б у ш к а. Как ты дожил до такого, что твой помощник в авантюрах дал тебе в глаз?

С л а в а. Просто он ошибся. Это не я стрелял в него. В него попал снаряд из соседнего класса. В Нинку тоже.

Б а б у ш к а. Ты-то, в кого стрелял?

С л а в а. А я стрелял в учительницу через щель в соседний класс. Так здорово. Первый выстрел в доску, перед ней на уровне груди. Она вскрикнула и прижалась спиной к доске. Второй выстрел в доску на уровне пояса с другой стороны. Она в ужасе убежала.

Б а б у ш к а. Негодяй, злодей, горе мое! Что я напишу твоим родителям?

С л а в а. Ничего писать не надо. Я же не злодей. Я в доску целился, выжидал, чтобы в нее не попасть. Просто получилось оживление в двух классах. Было так нудно, монотонно, как в мертвом царстве. И вдруг все пришло в движение. Из соседнего класса ответ прилетел. Нинке в плечо попали – больше писку. А вот Вовке попало в щеку – очень больно. Он оглянулся, а я с трубочкой сижу. Он был уверен, что это я и, взбесившись, сильно дал мне в висок. Поэтому глаз затек.

Б а б у ш к а. А если бы глаз выбил?

С л а в а. Глаз на месте (восторженно). Зато, какой фейерверк получился! Оживление! Жизнь!

Б а б у ш к а. Главное, что в глаз получил ты и педсовет чуть не исключил тебя из школы. Был бы тебе фейерверк, если бы на второй год оставили.

С л а в а (гневно). Не буду второгодником! Никогда! Я догоню по всем предметам, пусть не на пятерки, но перейду обязательно!

Б а б у ш к а. Догнать ты можешь при нормальном поведении. Не исключили тебя не из уважения к твоим подвигам, а потому что учебный год закончился.

С л а в а. Не волнуйся, я все сдам!

Б а б у ш к а (в письме). Сынок, берегите себя, у нас все в порядке. Слава перешел в шестой класс.

С л а в а (про себя). Как хорошо отдыхать от экзаменов, знать, что перешел в шестой класс, можно выспаться и почитать. Как давно я не читал, по-настоящему, приключенческие книги или научную фантастику. Бабушка счастливая ходит вокруг меня, когда я дома читаю. У меня хорошая бабушка. Кажется, я взрослею. Но очень хочется на каникулы съездить к моим милым хирургам. Ясно, что мне никто не разрешит. Надо что-то самому придумать. Завтра же пойду на вокзал.

Б а б у ш к а. Ты уже проснулся?

С л а в а. Пойду, погуляю.

Б а б у ш к а. Не долго.

С л а в а. Хорошо (идет на вокзал).

Вокзал. Слава. Погрузочная платформа. Грузчики. Мастер. Поджигатель хлопка.

С л а в а (про себя). Вокзал. На перрон идти нельзя, еще знакомый милиционер встретится. Пойду к пустым товарным вагонам. Там нет охраны, а вагоны, все равно куда-то отправляют. Сяду в пустой вагон.

Г о л о с. Пустой вагон и два с хлопком к погрузочной платформе комбината. Вначале разгрузите хлопок.

Г р у з ч и к (машинисту). Подтяни вагон с хлопком к месту разгрузки… Стоп! (грузчикам) Открывай вагон! Двое внутрь, трое на платформе! Начали! Осторожно!… Порядок,  стокилограммовая кипа уложена, где надо. Продолжаем разгрузку…

С л а в а. Как они автоматически работают?… Все крепкие, сильные. Металлические крюки, как продолжение рук цепляют кипу и перекатывают ее в отведенное место.

Г р у з ч и к. Перерыв! Пойдем под ветер за кипы!

Грузчики уходят.

С л а в а (про себя). А это что за тень?

Откуда-то появился человек в плаще с капюшоном из брезента точно такого же, каким закрыты кипы хлопка.

Он, как невидимка, прижмется к кладке кип и его не видно.

С л а в а (про себя). Анна Ивановна говорила нам о поджогах хлопка. Что он будет делать?

«Невидимка» залез под брезент на хлопке, посидел там и, огладываясь, вылез.

А из-под брезента по земле заструился дымок.

С л а в а (закричал). Поджог!!! (не замечая, что вышел из вагона).

Н е в и д и м к а (злобно). Ах ты щенок! Откуда ты взялся?! Пристрелю, как собаку! (направил на Славу пистолет).

С л а в а (громко). Гад! Ты же поджёг!!! Де-е-ержи-и-ите его!!! (увидев пистолет, мгновенно рванулся в сторону и упал на землю).

Прозвучал выстрел.

С л а в а (в горячке). Промазал!

Н е в и д и м к а (неожиданно прыгнул и очутился над Славой). Задушу руками! (напал на мальчика, стараясь схватить его за горло). Задушу, щенок!

С л а в а (отбиваясь руками и ногами сильно укусил его за руку, громко). Получил, гад?!

В р а г (отскочил, тряся рукой). А-а-а-а-а!

 

На шум из-за кип за спиной поджигателя вышли грузчики. Быстро обезоружили

врага и освободили Славу. На звук выстрела прибежал мастер.

М а с т е р. Эй, пацан, ты живой? (прижал его к себе). Слава Богу… Как же ты оказался здесь? Почему ты не дома?

С л а в а (опустив глаза). Я хотел к родителям. Они – хирурги в госпитале под Ленинградом. Я не знал, что вагон придет на платформу.

М а с т е р. Пустые вагоны всегда отправляют на погрузку. Вот ты и попал на погрузочную платформу. Хорошо, что жив остался. (грузчикам) Злодея в участок, пожар потушить, с парнишкой разберусь. (к Славе) Повезло тебе, что грузчики были рядом. Он бы убил тебя. У нас часто поджигают хлопок и почти всегда стреляют. Сейчас война, вредителей полно, мы каждый день с ними встречаемся. Ты видел, наша бригада – одно целое. Мы с полуслова, взгляда пони маем друг друга. Каждый четко работает на своем месте. Поэтому у нас порядок. Понял? Как в школе-то учишься?

С л а в а (уныло). Плохо. Никто не хочет за мной за одной партой сидеть.

М а с т е р. Значит не ладишь с друзьями. Ну, а дома, с кем живешь?

С л а в а. С бабушкой.

М а с т е р. Бабушка тобой довольна?

С л а в а. С бабушкой мы все время ссоримся. Учусь я плохо… Ее часто в школу вызывают. Меня чуть из школы не исключили. Она переживает из-за этого.

М а с т е р. Ясно. Бездельник ты, ищущий приключений! (строго). Война, сейчас стыдно что-то делать плохо. Раз ты школьник учись, отлично. Понятно? Ты же смышленый парень, кончится война, опять же нужны будут толковые люди для восстановления страны из разрухи. (внимательно посмотрел на Славу). Надо быть полезным человеком! Бросай лень, глупые путешествия и налаживай отношения с людьми. Бездельники мешают всем. Они никому не нужны. Ясно тебе?

С л а в а (вздрогнул, подумав). Это я бездельник, ищущий приключений, мешаю всем: в классе, на облаве, и даже бабушке мешаю жить спокойно. Стыд… Еле-еле перешел в шестой класс.

М а с т е р (прижал его к себе). Знобит тебя?… Понятно… Ну, куда же ты один собрался, на попутных поездах под Ленинград? Фронт же там! Пойдем чаю с нами попьешь и еще… Запомни! Живи в ладу с людьми и люби свое дело! Сейчас это – учеба! Понял?! К родителям поедешь после войны.

 

Грузчики дали мальчику стакан кипятка. Кто-то положил туда кусочек сахара.

Слава, обжигаясь, пил кипяток. Его била нервная дрожь.

М а с т е р (грузчикам). Провожу-ка, я парня к его бабушке. Он еле держится на ногах. Согласны? Пойдем, герой!

Комната. Бабушка. Слава. Мастер.

Б а б у ш к а (к мастеру). Что с ним? Он заболел? Слава, что случилось?

М а с т е р. Отдохнет, сам расскажет. До свидания!

Мастер уходит.

С л а в а (утром, рассказал бабушке о случившемся на погрузочной платформе). Вот так все и было… Мы хирургам писать об этом не будем. Бабуль, мне стыдно вспомнить, как я радовался, когда от моей трубочки учительница убежала с урока. Как глупо били девчонок ни за что. Дурак, учился по подсказкам! Я же могу хорошо учиться. Конечно, надо уважать учителей и девочек. Ты говорила мне об этом, прости меня, бабушка. А я, как заколдованный, не слушался. Выстрел поджигателя выбил из меня дурь.

Б а б у ш к а. Не заколдованный ты, а распустился без надзора родителей (обняла внука). Родной мой, я счастлива, что ты жив, что ты прозрел, думала, не выживу в этот год. А родителям напиши просто, как отдыхаешь на каникулах. Да, к тебе приходили Володя с Петей.

С л а в а (в письме). Папа, мама, я очень соскучился и бабушка тоже. Папа, в Барнауле я почувствовал безграничную свободу, никто мне не указ, что хотел, то делал, бабушку не слушал. Еле-еле перешел в шестой класс.

Однажды в опасном месте один добрый сибиряк сразу понял, что я не послушный. Он просто строго сказал: «Живи в ладу с людьми и люби свое дело!». Его слова врезались в мою память. Я увидел себя со стороны и какая-то пелена упала с моих глаз. Я повзрослел. Интересно, не в Ленинграде под бомбежками, а в Барнаульской школе, в тылу. Сибиряк сказал мудро: «Дружи с людьми и люби, что делаешь. Ты согласен?».

Класс. Анна Ивановна. Школьники.

А н н а  И в а н о в н а. Ребята, учебный год закончился, и я пригласила вас на беседу о результатах учебы и пожеланиях на каникулы. Я очень рада, что трудный учебный год закончился и все перешли в шестой класс. В будущем учебном году намечается раздельное обучение мальчиков и девочек, т.е. будут отдельные школы для мальчиков и для девочек. Лучше это или нет, покажет время.

В и т я. Так нашего класса не будет?

Н и н а. А как же концерты в госпитале?

С л а в а. Анна Ивановна, а вы, в какую школу пойдете: к девочкам или мальчикам?

А н н а  И в а н о в н а. Еще не ясно, но в помещении, где мы учились этот год никто учиться не будет. Многие эвакуированные уедут, и всех учеников будут записывать в школу строго по месту жительства. Наверное, вы попадете в разные школы.

Шум в классе.

Т а н я,  З о я (одновременно). У нас был хороший класс, а трубочки и драки сейчас кажутся смешными.

В и т я. Ребята, Слава уезжает в Ленинград, за год много чего было, но расставаться не хочется. С ним всегда было интересно, он культурный и начитанный.

А н н а  И в а н о в н а. Ребята, а Слава наш – герой! От дирекции меланжевого комбината Комиссарова Вячеслава наградили грамотой за смелость, проявленную при поимке поджигателя хлопка. Увидев дуло пистолета, направленное на него, Слава, зная правила поведения при стрельбе не растерялся, упал на землю и спасся от пули. Когда диверсант набросился на него, Слава, отчаянно отбиваясь, сильно укусил врага за руку, не дал схватить себя. Вовремя подоспели грузчики, связали диверсанта и потушили пожар. Подойди ко мне, Слава (вручив грамоту, она пожала ему руку). Молодец, поздравляю тебя!

С л а в а (смущенно). Спасибо…

К л а с с (дружно). Молодец! Ура-а-а!

В о л о д я. Славка всегда был смелым.

Н и н а. Иногда со знаком минус.

В и т я. Про минусы забудем.

С л а в а. Ребята, спасибо вам, что не держите зла за мои глупые поступки. Жаль расставаться.

Н и н а. Анна Ивановна, ребята, я принесла патефон, есть хорошая пластинка «Рио-Рита и вальс» (поставив пластинку, кружась, она запела). После тревог, спит городок, я услышал мелодию вальса и сюда заглянул на часок… Ребята, отодвигайте парты, потанцуем!

А н н а  И в а н о в н а. Потанцуйте немного, наверное, вы никогда вот так не соберетесь (села за стол и мечтательно смотрела на радостных детей).

В и т я (догнал Нину, подхватив ее в вальсе). Лучше вдвоем!

С л а в а (поклонившись Вале). Покружимся? (неумело повел ее в танце).

А н н а  И в а н о в н а. Ребята, танцуйте все! Кто умеет, учите тех, кто не умеет. С кем рядом стоите, с тем и танцуйте.

Ребята, наступая друг другу на ноги, смеялись, шумно учили друг друга, постепенно стали прислушиваться к музыке. «Рио-Риту» танцевали уже лучше.

Н и н а (запела). Рио-Рита, Рио-Рита, вертится фокстрот, на площадке танцевальной сорок третий год!

А н н а  И в а н о в н а (похлопав в ладоши). Молодцы, весело получилось!

А н н а  И в а н о в н а. Удачи вам, ребята, в будущем году! Постарайтесь хорошо отдохнуть и прочитать за время каникул произведения, которые в программе шестого класса. До свидания!

Ребята шумно вышли из класса. Впереди их ожидало много нового в жизни.

С л а в а. Валя, подожди.

В а л я. Хорошо.

С л а в а (взяв Валю за косы). Прости меня…

В а л я. За что?

С л а в а (улыбаясь). За косы (бережно отпустил их).

В а л я (перекинув косы за спину). Они целы.

С л а в а (взяв Валю за плечи). Спасибо тебе.

В а л я. За что?

С л а в а. За все, за задачи. Мы скоро уезжаем в Ленинград. Будь счастлива.

В а л я (взволнованно). До свидания.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

  Юрий Николаев

 

Родился Ю.Л. Николаев 18 ноября 1926 года, в Дагестане. В годы войны работал на станции нефтепровода. Сорок пять трудовых лет отдал проектному институту «Гипрогрознефть». Перенёс все тяготы сталинского времени.,

В Великую Отечественную, будучи юношей,  четыре года отдал  работе в тылу, ради Победы.

Военная тема для Юрия Леонидовича особенно болезненна. Дважды война прошлась по его судьбе.

Во время боевых действий в Чечне 1994 года  своими глазами видел, как бомбили Грозный, как погибали под снарядами  своей армии ни в чём неповинные  дети, женщины, старики. Сам был тяжело ранен, и чудом выжил. Лечился в госпитале в Ессентуках, в последствии оказался в Будённовске.

Потому представленные в сборнике стихи Юрия Николаева полны трагизма, наполнены   жестокими картинами военной реальности, откровенностью чувств и прямотой оценок.

 

Стихи, написанные во время бомбёжки в Грозном